— Ты достаточно меня знаешь, чтобы поверить, что я желаю тебе только добра, — сказал он, уклоняясь от бесполезных предисловий. — Я хотел тебя видеть, но я бы ни за что не приехал на эту ужасную скалу, населенную какими-то дикими людьми, только ради того, чтобы наша встреча состоялась на несколько дней раньше.

Взгляд Анны стал печальным.

— Благодарю за искренность, — проговорила она.

Солнце палило вовсю, и, хотя океанский бриз немного смягчал жару, она все-таки чувствовалась.

Пациенца спустился по ступенькам гостиницы, ведя Анну за собой, и взял в джипе две плетеные соломенные шляпы. Одну он нахлобучил себе на голову, другую дал девушке.

— Прогуляемся немного, — предложил он. — Там и поболтаем.

Они направились к взлетной полосе Эспарго и казались со стороны полоумными: девушка в брюках и клетчатой рубашке и представительный синьор в безупречном двубортном костюме с крестьянской соломенной шляпой на голове.

— Чего старик хочет? — спросила Анна.

— Вернуть тебя домой. — Пациенца был спокоен, определенен, и было ясно, что без нее он не уедет отсюда.

— А ты выполняешь обязанности ищейки, которую пустили по следу, — фыркнула она и тут же пожалела, что у нее вырвались эти злые слова.

— Бываю иногда и ищейкой, — сказал он без смущения, взглянув на нее так же, как смотрел, когда она была маленькой девочкой и, расшалившись, теряла меру.

— Извини, я не хотела обидеть тебя, — пробормотала Анна.

Пациенца грустно кивнул.

— Я делаю много всяких вещей, — согласился он. — И совершенно не стыжусь этого. В данном конкретном случае я не худший из людей, хоть и не считаю себя образцом для подражания.

— Я не хотела обидеть тебя, — с искренним сожалением повторила Анна. — Я просто кретинка.

— Я должен привезти тебя домой, — сказал он, не слушая ее.

— Когда? — Она уже знала, что сопротивляться бесполезно, однако старалась выиграть время.

— Сейчас же. — Пациенца, когда он был при исполнении своих обязанностей, не говорил обычно лишних слов и не терял времени даром.

— Он заболел? — Анна сразу озаботилась об отце.

— Он в порядке. И мать тоже чувствует себя хорошо. Мы все в порядке. Но будем чувствовать себя еще лучше, когда вся эта история завершится.

Солнце и ветер обжигали Анне лицо, доставая даже под полями соломенной шляпы. Опьянение счастьем и морем исчезло. Краткий сезон любви был окончен, жизнь предъявляла свои права.

— Как он узнал?

— Думаю, что он сам тебе скажет, — ответил Пациенца.

— Он рассержен? — спросила она нарочито равнодушным тоном.

— Думаю, да, если я его еще знаю. — Они дошли до самой взлетной полосы, раскаленной палящим солнцем. Запах асфальта и бензина, который ощущался здесь, тоже напоминал о возвращении.

— Я бы хотела, чтобы это осталось тайной для всех. Даже для моего отца. — Она взглянула в сторону гостиницы в надежде увидеть Арриго.

— Ты прекрасно знаешь, что для Чезаре Больдрани секретов нет.

Зеленые глаза Анны сверкнули на солнце.

— Я люблю его! — крикнула она. — Я безумно люблю его, Миммо. — И снова, вся в слезах, она оказалась в объятиях этого человека, которого считала своим вторым отцом.

— Поплачь, тебе полегчает, — с грустью сказал он ей. — Но ты должна все же принять решение. Ты знаешь, что думает старик о таких вещах. У этого парня все о'кей, но он женат. Это было бы, как манна небесная, для охотников за скандалами: ПОДЕРЖАННЫЙ МУЖ ДЛЯ АННЫ БОЛЬДРАНИ. Его жена кричит, что она в отчаянии, угрожает местью. Для нее это шанс обелить себя, сделать во всем виноватым мужа, и она подает вашу историю с тонким коварством. Посмотри-ка. — Он протянул ей газетную вырезку, которую достал из кармана. — Это была фотография ее и Арриго, когда они целовались на пляже.

Анна провела рукой по лицу, и в глазах ее сверкнула старая ненависть.

— Старик это видел? — спросила она.

— И не только это. Он видел и слышал много других вещей. Теперь хочет увидеть и услышать тебя.

Анна всхлипнула и прильнула к груди Пациенцы.

— Хорошо, мы уедем, — сказала она.

— Ты хочешь перед отлетом увидеть его? — Он намекал на Арриго.

— Нет. Если он меня не поймет, значит, я в нем ошиблась. — Как могла она за несколько минут или даже часов передать все, что теснилось в ее душе, ту сумятицу мыслей и чувств, которые обуревали ее? Законы общества и коварство Сильвии разрушили ее мечту.

Личный самолет Чезаре Больдрани стоял недалеко от здания аэропорта. Командир и второй пилот были на борту.

— Тогда можем садиться, — сказал Пациенца.

— Ты знаешь, за одну ночь этот выжженный остров превращается в зеленый ковер, — сказала Анна, в то время как шум моторов разносился по летному полю.

— Что ты говоришь? — крикнул Пациенца, показывая на уши, когда они уже поднимались по трапу.

— Ничего, — ответила Анна. — Ничего важного.

И ветер Атлантики осушил последние две слезинки на ее печальном лице.

Арриго Валли сидел за тем же столом с теми же цветами и с теми же приборами, что все эти дни, но прежняя услужливость Маноло и Рибейры казалась нелепой и почти шутовской.

— Может, шампанского? — поколебавшись, спросил Маноло.

— А почему бы и нет? — Арриго был великолепен в своем показном равнодушии.

— Шампанское к завтраку, — с деланной веселостью провозгласил слуга, возвращаясь с бутылкой и ведерком.

— Бокал для синьоры, — приказал Арриго.

Синьоры на острове уже не было, она в это время летела к Риму, но португалец все равно поспешил принести бокал.

— Что еще, синьор?

— Ничего. — Арриго улыбнулся, и официант молча отошел. Он налил шампанское в оба бокала, посмотрел на бокал Анны, в котором играли веселые пузырьки, и одним духом опрокинул свой. — Будем здоровы, — сказал он. Где-то звучала знакомая пластинка Элвиса Пресли.

Он вышел из гостиницы, сел в старый джип и поехал по дороге, которую все эти дни много раз проезжал с Анной. В бухте он остановил машину на берегу. Прилив стер все следы на песке: не было ничего, что напоминало бы об их пребывании, только сверкающее море, нетронутый песок с золотыми отблесками и заводи с прозрачной водой, где плавали маленькие красные крабы. Он растянулся на песке, скрестил руки под головой, отдавшись горячему солнцу и океанскому ветру. На этом пустом берегу, где еще вчера они были вместе, все напоминало ему об Анне. И он уже знал, что это не было для него минутным приключением.

Арриго Валли ди Таверненго недавно исполнилось тридцать, и он был единственным наследником богатой семьи, чьи корни восходили к средневековью. Семья Валли владела некогда большей частью Эмилии, часть их земель была на границе с Романьей. Умные и по своему просвещенные землевладельцы, предки Арриго, породнились со Скалигерами и д'Эсте, укрепив тем самым свое положение в эпоху потрясений, которые низвергли в конце концов многие другие знатные фамилии. В первые десятилетия девятнадцатого века Валли породнились с Тавернье, выходцами из Франции, знаменитыми виноделами.

Жан Батист Тавернье был поставщиком императорского дома, и Наполеон почтил его своей дружбой. Когда же великий император был окончательно повержен под Ватерлоо, это сказалось и на предприимчивом Тавернье, который решил, что следует переменить климат. Он пересек Альпы и поселился в Италии с женой и красавицей дочкой Жозеттой.

Жан Батист надеялся здесь найти, и в самом деле нашел, прекрасные земли для виноградных лоз, и дела его пошли в гору. Гондрано Валли, который сдавал ему свои земли в аренду, познакомился с Жозеттой и женился на ней. Пленился ли он парижским обаянием девушки, или был увлечен перспективой родства со знаменитым виноделом, той пользой, которую можно было извлечь из него, но так или иначе, а всего за несколько лет вина и ликеры с этикеткой «ВАЛЛИ-ТАВЕРНЬЕ» появились при всех дворах тогдашней Европы. Потом французское имя Тавернье исчезло, а вместо него на всех бутылках и погребах стояло «ВАЛЛИ ДИ ТАВЕРНЕНГО».