– А ты, Томми, видел ее, когда мы приезжали сюда в прошлый раз?
– Нет, но я особенно и не присматривался.
– А, картина, – подала голос мисс Паккард. – Нет, не думаю, что вы могли видеть ее в прошлый раз, потому что – я в этом почти уверена – она и не висела здесь над полкой. Вообще-то, картина принадлежала одной из наших пациенток, которая и отдала ее вашей тете. Мисс Фэншоу несколько раз выражала восхищение этой вещью, и прежняя владелица сделала ей подарок, настояв, чтобы она оставила картину себе.
– Теперь понятно, – сказала Таппенс. – Конечно, я не могла видеть ее раньше. И все же чувствую, знаю, что знаю этот домик довольно хорошо. А ты, Томми?
– Нет, – покачал головой тот.
– Что ж, теперь я вас оставлю, – деловито сообщила мисс Паккард. – Но если понадоблюсь, я всегда в вашем распоряжении.
Она с улыбкой кивнула и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
– Что-то мне не нравятся ее зубы, – сказала Таппенс.
– А что с ними не так?
– Слишком уж их много. А может, они слишком большие. Чтобы съесть тебя, дитя мое… Как у бабушки из сказки про Красную Шапочку.
– Какое-то странное у тебя сегодня настроение.
– Пожалуй. Мисс Паккард всегда казалась мне такой милой, но сегодня… сегодня в ней как будто проступило что-то зловещее. Ты разве никогда ничего подобного не чувствовал?
– Да нет, не чувствовал… Ладно, давай займемся тем, ради чего мы сюда и приехали, – пересмотрим, как выражаются юристы, «личное имущество» тетушки Ады. Вот тот письменный столик, о котором я тебе говорил, столик дяди Уильяма. Тебе нравится?
– Он такой милый. Думаю, эпохи Регентства. Хорошо, что старики, переезжая сюда, могут взять с собой какие-то свои вещи. Стулья с набивкой из конского волоса меня не интересуют, а вот рабочий столик очень даже по вкусу. Как раз то, что нам и нужно для уголка возле окна, где у нас та жутковатая этажерка.
– Хорошо. Две эти вещи я взял на заметку.
– И возьмем ту картину, что над каминной полкой. Она ужасно мне нравится, и я абсолютно уверена, что уже видела где-то тот домик. А теперь давай посмотрим на драгоценности.
Они открыли ящик туалетного столика и обнаружили комплект брошей, флорентийский браслет с сережками и кольцо с камнями разного цвета.
– Вот это я уже видела, – сказала Таппенс. – Обычно из камней складывается имя. Иногда «дорогая». Бриллиант, изумруд, аметист… нет, не «дорогая». Вообще-то, я и не думаю, что кому-то могло взбрести в голову подарить твоей тетушке Аде кольцо с зашифрованным камнями словом «дорогая». Рубин, изумруд… Трудность в том, что не знаешь, откуда начать. Попробую еще разок. Рубин, изумруд, еще один рубин… нет, похоже, это гранат, аметист, еще какой-то розоватый камень… должно быть, рубин… и маленький бриллиант в середине. Ну конечно, это же «забота»[5]. Довольно мило. Старомодно и сентиментально.
Таппенс надела колечко на палец.
– Думаю, оно могло бы понравиться Деборе. И флорентийский комплект тоже. Она просто без ума от викторианских вещиц. Ими сейчас многие увлекаются. А теперь давай пересмотрим одежду. В этом есть что-то макабрическое… О, это же та самая меховая накидка. На мой взгляд, вещь весьма дорогая. Себе бы я ее не оставила. Может быть, здесь есть кто-то, кто относился к тете Аде особенно хорошо, или близкая подруга среди других постояльцев… то есть гостей. Я обратила внимание, что их называют здесь гостями или пациентами. Если есть, было бы приятно предложить накидку именно ей. Это же настоящий соболь. Спросим совета у мисс Паккард. Остальное можно отдавать на благотворительность. Ну, что, со всем определились? Теперь пойдем, поищем мисс Паккард. Прощайте, тетушка Ада. – Таппенс повернулась к кровати. – Я рада, что мы тогда приехали, повидали вас в последний раз. Жаль, что я вам не понравилась, но если вам доставило удовольствие наговорить мне грубостей – пусть, я не в обиде. Наверное, вам нужно было чем-то себя развлечь. И мы будем вас помнить. Будем смотреть на столик дяди Уильяма и думать о вас.
Супруги отправились на поиски управляющей. Томми объяснил, что они выбрали для себя два столика, письменный и рабочий, которые будут отправлены на их домашний адрес, и что он отдаст распоряжения об отсылке остальной мебели на распродажу через местных аукционистов. Что касается одежды, то он предоставляет мисс Паккард полное право передать все любым благотворительным организациям по ее собственному выбору, если, конечно, она не будет против взять на себя такого рода хлопоты.
– Я не знаю, есть ли здесь кто-нибудь, кто согласился бы взять ее меховую накидку, – сказала Таппенс. – Вещь очень хорошая. Может быть, близкая подруга? Или кто-то из обслуживающего персонала, кто работал с тетей Адой?
– Вы очень добры, миссис Бересфорд. Боюсь, среди наших гостей близких подруг у мисс Фэншоу не было, но мисс О’Киф, одна из наших сестер, действительно часто обслуживала ее и была с ней особенно добра и тактична. Думаю, она будет довольна и почтет за честь получить такой подарок.
– И еще картина над каминной полкой, – сказала Таппенс. – Я бы хотела взять и ее, но, может быть, бывшая владелица – та, что отдала картину тете Аде, – пожелает получить ее обратно? Не лучше ли нам спросить у нее и…
– Извините, миссис Бересфорд, – перебила ее управляющая, – но, боюсь, сделать это невозможно. Картина принадлежала миссис Ланкастер, которая и подарила ее мисс Фэншоу, но только самой миссис Ланкастер с нами больше нет.
– Ее нет больше с вами? – удивилась Таппенс. – Миссис Ланкастер? Той леди с седыми, зачесанными назад волосами, которую я здесь видела? Она сидела в комнате внизу и пила молоко. Так вы говорите, она уехала?
– Да. Все произошло довольно внезапно. Примерно неделю назад ее забрала родственница, некая миссис Джонсон. Она возвратилась – весьма неожиданно – из Африки, где прожила последние пять или шесть лет. Теперь миссис Джонсон в состоянии позаботиться о миссис Ланкастер в собственном доме, который они с мужем собираются купить в Англии. Не думаю, – продолжала мисс Паккард, – что миссис Ланкастер так уж хотела покидать нас. Она привыкла, освоилась здесь, установила со всеми хорошие отношения и была вполне довольна. Расстроилась, конечно, даже всплакнула, но что тут поделаешь? Ее мнения никто и не спрашивал, поскольку пребывание здесь оплачивали именно Джонсоны. Я тоже предлагала, учитывая, как долго миссис Ланкастер прожила у нас и как ей здесь хорошо, оставить ее в «Солнечном гребне»…
– И сколько же лет прожила здесь миссис Ланкастер? – спросила Таппенс.
– Если не ошибаюсь, около шести лет. Да, примерно так. Понятно, что она уже чувствовала себя тут как дома.
– Да. Я это понимаю. – Таппенс нахмурилась, нервно взглянула на Томми и решительно вскинула голову. – Мне жаль, что она уехала. И еще, когда я разговаривала с нею в прошлый раз, ее лицо показалось мне знакомым. Уже потом, дома, я вспомнила, что встречала ее с моей старой знакомой, миссис Бленкенсоп. Даже собиралась в следующий свой приезд к тете Аде спросить ее об этом. Но раз уж она вернулась к своим, значит, не получится.
– Хорошо вас понимаю, миссис Бересфорд. Если кому-то из наших гостей удается связаться со старыми друзьями или кем-то, кто знал их родственников, для них это большое событие. Не помню, чтобы миссис Ланкастер упоминала миссис Бленкенсоп, но в любом случае теперь вы уже вряд ли что-то узнаете.
– Не могли бы вы рассказать немножко о ней? Кто ее родственники? Как она попала сюда?
– Вообще-то, рассказывать почти нечего. Как я уже упоминала, это случилось лет шесть назад. Мы получили письмо от миссис Джонсон, в котором она справлялась о нашем заведении, а потом миссис Джонсон приехала сюда сама и все здесь осмотрела. Сказала, что узнала о «Солнечном гребне» от знакомой, осведомилась об условиях содержания и всем прочем и уехала. Неделю или две спустя мы получили письмо от адвокатской фирмы из Лондона, в котором они наводили дальнейшие справки, а потом еще одно письмо с просьбой принять миссис Ланкастер и уведомлением, что миссис Джонсон привезет ее через неделю при наличии свободного места. Вакансия у нас была, миссис Джонсон привезла миссис Ланкастер, которой понравилось и место, и комната, которую мы ей выделили. Миссис Джонсон сказала, что миссис Ланкастер хотела бы привезти некоторые свои вещи. Я не возражала, потому что люди обычно так и делают и чувствуют себя комфортнее в привычной обстановке. Все решилось к взаимному удовольствию. Миссис Джонсон объяснила, что миссис Ланкастер – родственница ее мужа, не очень близкая, но они беспокоятся о ней, потому что уезжают в Африку – по-моему, в Нигерию, куда ее муж получил назначение и где они собирались пробыть несколько лет. Поскольку у Джонсонов не было своего дома, они хотели определить миссис Ланкастер в такое место, где она была бы по-настоящему счастлива. Послушав отзывы о «Солнечном гребне», они сделали выбор в нашу пользу. Миссис Ланкастер было здесь хорошо.
