«Она даже не кажется сумасшедшей, подумала Таппенс. — Это и ужасно… Разумеется, не кажется, потому что сама она считает себя здоровой. Она совершенно нормальная, благоразумное человеческое существо — это она так думает… Ах Томми, Томми, куда же я влезла на этот раз?»
У нее закружилась голова, во всем теле появилась слабость. Она обмякла… где-то послышался звон разбитого стекла, который унес ее прочь, во тьму… — Ну вот, это уже лучше… вы приходите в себя… выпейте-ка вот это, миссис Бересфорд.
К губам ей прижимали стакан… она дико сопротивлялась… Отравленное молоко… кто же это как-то сказал?.. что-то насчет «отравленного молока»? Не будет она пить отравленное молоко… Нет, это же не молоко… запах совсем другой…
Она расслабилась, губы открылись — она попробовала…
— Бренди, — сказала Таппенс.
— Совершенно верно! Ну же — выпейте еще…
Таппенс сделала еще один глоток. Она снова откинулась на подушку, обозревая свое окружение. В окне торчал верх приставной лестницы. Перед окном на полу валялась куча разбитого стекла.
— Я слышала, как разбилось стекло.
Она оттолкнула стакан с бренди, и по руке ее взгляд, поднялся к лицу человека, который держал стакан.
— Эль Греко, — сказала Таппенс.
— Простите?
— Неважно.
Она оглядела комнату.
— А где она — я хочу сказать, миссис Ланкастер?
— Она… отдыхает… в соседней комнате…
— Понятно. — Но она не была уверена, понятно ли ей. Вскоре она станет понимать лучше. Сейчас же ее мысли были еще бессвязны…
— Сэр Филипп Старк. — Она произнесла это медленно и с сомнением. — Верно?
— Да… А почему вы сказали Эль Греко?
— Страдание.
— Простите?
— Картина… В Толедо… или в «Прадо»… Я подумала так очень давно… нет, не очень давно… — Она задумалась и сделала открытие:
— Вчера вечером. Вечеринка… В доме приходского священника…
— Вы молодец, — ободряюще сказал он.
Каким-то образом казалось вполне естественным сидеть здесь, в этой комнате с кучей разбитого стекла на полу, и разговаривать с этим человеком… у которого темное, измученное лицо…
— Я совершила ошибку… в «Солнечном кряже». Я совершенно в ней ошиблась… Я боялась, тогда… волна страха… Но я все не так поняла… Я боялась не ее… я боялась за нее… Я думала, с ней что-то случится… Мне хотелось защитить ее… спасти ее… Я… — Она с сомнением посмотрела на него. — Вы меня понимаете? Или все звучит очень глупо?
— Никто не понимает лучше меня — никто на всем белом свете.
Таппенс уставилась на него — и нахмурилась.
— Кто… кто она была? Я имею в виду, миссис Ланкастер… миссис Йорк… это не настоящее… это всего лишь позаимствовано у розового куста… кто она была… сама?
Филипп Старк резко сказал:
— «Где был „самим собою“ я — таким, каким я создан был, — единым цельным, с печатью божьей на челе своем?»[17]
— Вы когда-нибудь читали «Пер Гюнта», миссис Бересфорд?
Он прошел к окну и постоял там, глядя на улицу… Затем резко повернулся.
— Она была моей женой, да поможет мне Бог.
— Ваша жена… Но она же умерла… мемориальная доска в церкви…
— Она умерла за границей… именно такой слух я распустил… И я повесил доску в церкви в память о ней. Люди не очень-то задают вопросы горюющему вдовцу. А жить здесь я не стал.
— Некоторые говорили, что она бросила вас.
— Эта версия тоже меня удовлетворяла.
— Вы увезли ее, когда узнали… о детях…
— Выходит, вы знаете о детях?
— Она рассказала мне… Это казалось… невероятным.
— Большую часть времени она была совершенно нормальная — никто бы и не догадался. Но полиция начала подозревать, и мне пришлось действовать… Я должен был спасти ее — защитить ее. Вы понимаете — можете вы хотя бы понять?
— Да, — сказала Таппенс. — Я все очень хорошо понимаю.
— Она была… такая славная когда-то… — Голос у него слегка надломился. — Вы. видите ее — вон там. — Он указал на картину на стене. Водяная лилия… Она была дикая, необузданная… всегда. Ее мать была последней из рода Уоррендеров… странного рода… рожденная от родителей, состоявших в кровном родстве между собой… Хелен Уоррендер… Она убежала из дому. Спуталась с плохим человеком… рецидивистом… а ее дочь пошла на сцену… она готовила из нее танцовщицу… Водяная лилия была ее самая популярная роль… затем она спуталась с бандой уголовников… просто так, ради хохмы… чтобы «побалдеть», так сказать… Она постоянно была разочарована…
Когда она вышла за меня, она со всем этим уже покончила… ей хотелось осесть… жить спокойной семейной жизнью… иметь детей. Я был богат — я мог дать ей все, чего только душа пожелает. Но детей у нас не было. Это было горе для нас обоих. У нее появилась навязчивая идея — чувство вины… Возможно, она всегда была слегка неуравновешенная — не знаю… Какое значение имеют причины?.. Она была…
Он сделал жест отчаяния.
— Я любил ее… Я всегда любил ее… какая бы она ни была… чтобы она ни делала… мне хотелось, чтобы она была в безопасности… чтобы ей ничего не грозило… чтобы ее не заперли… на всю жизнь в тюрьме, где бы она терзалась и изнывала от тоски. И мы действительно уберегали ее — столько долгих лет.
— Мы?!
— Нелли — моя дорогая верная Нелли Блай. Моя дорогая Нелли Блай. Она была удивительна — планировала все и устраивала. Дома для престарелых — уют и роскошь. И никаких искушений — никаких детей — только бы на ее пути не попадались дети… Казалось, все сработает — эти дома находились в отдаленных местах… Камберленд… Северный Уэльс… вряд ли ее бы кто-нибудь узнал — во всяком случае, мы так думали. Это делалось по совету мистера Эклза, весьма умного адвоката… он брал высокие гонорары… но я полагался на него.
— Шантаж? — предположила Таппенс.
— Я никогда об этом так не думал. Он был другом, советчиком…
— А кто нарисовал лодку на картине — лодку под названием «Водяная лилия»?
— Я. Она очень обрадовалась. Она вспомнила свой триумф на сцене. Это была одна из картин Боскоуэна. Ей нравились его картины. Затем однажды она написала на мосту одно имя черной краской — имя одной мертвой девочки… Поэтому я нарисовал лодку, чтобы замазать это имя, и назвал лодку «Водяная лилия».
Дверь в стене растворилась, и в комнату вошла дружелюбная ведьма.
Она посмотрела на Таппенс, затем перевела взгляд на Филиппа Старка.
— Снова в норме? — спросила она как ни в чем не бывало.
— Да, — ответила Таппенс. Она понимала, что дружелюбная ведьма не будет суетиться — вот что в ней было хорошо.
— Ваш муж внизу, ждет в машине. Я сказала, что приведу вас к нему — если вы так хотите?
— Я так хочу, — ответила Таппенс.
— Так я и думала. — Миссис Перри глянула в сторону двери в спальню. — Она… там?
— Да, — сказал Филипп Старк.
Миссис Перри прошла в спальню и снова оттуда вышла…
— Понятно… — Она вопрошающе посмотрела на него.
— Она предложила миссис Бересфорд стакан молока… Миссис Бересфорд от него отказалась.
— И поэтому, я полагаю, она выпила его сама? Он заколебался.
— Да.
— Доктор Мортимер скоро придет, — сказала миссис Перри.
Она подошла, чтобы помочь Таппенс подняться, но Таппенс встала сама.
— Я не ушиблась, — сказала она. — Это всего лишь шок… я чувствую себя совершенно нормально.
Она стояла, глядя на Филиппа Старка, — сказать им, казалось, друг другу нечего. Миссис Перри стояла у двери в стене.
Наконец Таппенс заговорила:
— Я что-нибудь могу сделать? — сказала она. Вряд ли эти слова прозвучали вопросительно.
— Всего лишь одно… Вас в тот день на кладбище стукнула Нелли Блай.
Таппенс кивнула.
— Я так и думала.
— Она потеряла голову. Она подумала, что вы вышли на ее… на нашу тайну. Она… я испытываю страшные муки совести за то ужасное напряжение, которому я ее подвергал все эти долгие годы. Такого нельзя просить ни у одной женщины…
— Она, я полагаю, очень вас любила, — сказала Таппенс. — Но, пожалуй, мы не станем разыскивать никакую миссис Джонсон, если вы об этом хотите нас попросить.
