— Ну что ж, — сказала Таппенс. — Лекция окончена. Теперь давай подумаем. Подумаем вместе. Не обращай внимания на то, что наговорили тебе доктора. Если б только ты знал столько о докторах, сколько знаю о них я…

— Доктора пусть тебя не волнуют, — ответил Томми. — Ты будешь делать так, как я тебе говорю.

— Хорошо. Уверяю тебя, в данный момент у меня нет абсолютно никакого желания двигаться. Нам надо сравнить наши впечатления и наблюдения. Накопилось очень много всякой всячины, как будто на благотворительной распродаже.

— Что ты имеешь в виду под всякой всячиной?

— Ну факты. Всевозможные факты. Их чересчур много, этих фактов. И не только факты… Слухи, предположения, легенды, сплетни. Все это дело очень напоминает бочку с опилками, в которых спрятаны всевозможные завернутые пакеты.

— Вот именно — опилки, — сказал Томми.

— Я не пойму, оскорбляешь ты меня или скромничаешь, — сказала Таппенс. — Во всяком случае, ты ведь со мной согласен, правда? У нас слишком много всего. Все перемешано в какую-то кучу, и мы не знаем, с чего начать.

— Я знаю, — возразил Томми.

— Ну что ж, — сказала Таппенс. — И с чего же ты начинаешь?

— С того, что тебя оглушили ударом по голове. Таппенс немного подумала.

— Право, не понимаю, как это может послужить отправным моментом. Я имею в виду, это ведь последнее из цепочки событий, а не первое.

— Оно первое у меня в голове, — сказал Томми. — Я не позволю, чтобы мою жену били по голове. И это реальная точка, от которой надо отталкиваться. Тут нет ничего надуманного. Это реальное событие, которое реально имело место.

— Целиком и полностью с тобой согласна. Это действительно имело место, это произошло со мной, и я об этом помню. Я все раздумывала… С тех пор, разумеется, как ко мне вернулась способность мыслить.

— Ты не догадываешься, кто это сделал?

— К сожалению, нет. Я склоняюсь над могильным камнем, и вдруг — ш-ш-ш-ш-ш!

— Кто бы это мог быть?

— Вероятно, кто-то из Саттон Чанселлора, как это ни кажется невероятным, ведь я почти ни с кем не разговаривала.

— Викарий?

— Это не мог быть викарий, — возразила Таппенс. — Во-первых, он славный старичок. Во-вторых, вряд ли бы у него набралось столько сил. И, в-третьих, у него астматическое дыхание. Он не мог подкрасться ко мне, без того, чтобы я его не услышала.

— В таком случае, если ты исключаешь викария…

— А ты разве нет?

— Ну да, в принципе исключаю. Как ты знаешь, я повидал его и потолковал с ним. Он здесь уже много лет, его все знают. Я полагаю, сущий дьявол мог бы напустить на себя вид доброго викария, но, самое большее, на неделю. Но только не на десять или двенадцать лет.

— Ну что ж, — сказала Таппенс. — Следующим подозреваемым будет мисс Блай. Нелли Блай. Хотя одному небу известно, почему именно. Не могла же она подумать, будто я хочу украсть могильный камень.

— Тебе кажется, это могла быть она?

— Право, нет. Разумеется, ей это было по силам. Если она бы захотела последить за мной, посмотреть, чем я занимаюсь и оглушить меня, она бы добилась успеха. И, как и викарий, она была там… Она была в Саттон Чанселлоре, то и дело выскакивая из дома, чтобы сделать то одно, то другое. Она могла заметить меня на церковном кладбище, подойти — из любопытства — ко мне сзади на цыпочках, увидеть, что я разглядываю какую-то могилу, по какой-то причине воспротивиться тому, что я делаю, и стукнуть меня церковной вазой для цветов или чем-то еще, что подвернулось под руку. Только не спрашивай меня, почему. Похоже, никакой вероятной причины нет.

— Кто следующий, Таппенс? Миссис Кокерел — так, кажется, ее фамилия?

— Миссис Копли, — поправила его Таппенс. — Нет, это не могла быть миссис Копли.

— Ну, а почему ты так в этом уверена? Она живет в Саттон Чанселлоре, она могла увидеть, как ты вышла из дому, и последовать за тобой.

— Это-то да, но она слишком много болтает, — возразила Таппенс.

— Не понимаю, причем тут это?

— Послушал бы ты ее целый вечер, как я, ты бы понял, что любой, кто столько и непрерывно болтает, не может одновременно быть и человеком действия! Она бы не могла приблизиться ко мне, не болтая при этом во весь голос!

Томми задумался.

— Ну что ж, — согласился он. — О подобных вещах тебе лучше судить. Миссис Копли отбрасываем. Кто там еще?

— Амос Перри, — сказала Таппенс. — Тот, кто живет в Доме у канала. (Придется мне называть его Домом у канала, потому что у него еще столько странных названий. А первоначально его называли именно так). Муж дружелюбной ведьмы. В нем есть нечто странное. Он несколько простоват, и он крупный, сильный мужчина, он мог бы оглушить по голове кого угодно, причем иногда, я думаю, он был бы не прочь это сделать… хотя мне трудно себе представить, с чего бы ему вздумалось стукнуть по голове именно меня. Впрочем, его я больше подозреваю, чем мисс Блай. Та просто неугомонная, любит совать нос во все дела и командовать. Но она вовсе не из тех, кто решится на физическую расправу, разве что по какой-нибудь дикой эмоциональной причине. — Таппенс помолчала и добавила, поежившись:

— А ты знаешь, я испугалась Амоса Перри, когда впервые его увидела. On показывал мне свой сад. Я вдруг почувствовала, что я… ну что я не хотела бы оказаться его врагом… или повстречаться с ним ночью в темном переулке. Мне показалось, что, хоть он и не насильник, он может запросто им стать, если его поведет в этом направлении.

— Ну что ж, — сказал Томми. — Амос Перри. Номер один.

— И есть еще его жена, — неторопливо продолжала Таппенс. — Дружелюбная ведьма. Она была мила и понравилась мне… мне так не хотелось бы, чтобы это оказалась она… нет, я не думаю, что это была она, но она в чем-то, по-моему, замешана… В чем-то таком, что имеет отношение к тому дому. Вот тебе и еще один момент, видишь, Томми… Мы не знаем, что тут важно… Я начала гадать, а не вращается ли все вокруг того дома… Не является ли центральным моментом сам дом. Картина… Так картина ведь что-то да значит, правда же, Томми? Я думаю, непременно.

— Да, — согласился Томми. — Должна что-то значить.

— Я приехала сюда в поисках миссис Ланкастер, но никто здесь, похоже, о ней даже не слыхал. И я задумалась, а может, я не правильно все поняла, может, миссис Ланкастер грозит опасность (а я в этом до сих пор уверена), потому что эта картина принадлежит ей. В Саттон Чанселлоре она, скорее всего, никогда не была, но ей либо подарили картину с изображением какого-то здешнего дома, либо она его купила. А эта картина со смыслом: для кого-то она каким-то образом представляет угрозу.

— Миссис Какао, то бишь миссис Муди, заявила тете Аде, будто она узнала кого-то в «Солнечном кряже» — кого-то связанного с преступной деятельностью. Вероятно, эта преступная деятельность имеет какое-то отношение к этой картине и к дому у канала, а то и к ребенку, которого там, возможно, убили.

— Тетя Ада восхищалась картиной миссис Ланкастер — и миссис Ланкастер подарила ее ей… и, возможно, рассказывала об этой картине, как она ей досталась, или кто ей ее дал, или где находится этот дом…

— Миссис Муди убрали, потому что она определенно узнала кого-то, кто был связан с преступной деятельностью.

— Давай-ка еще раз вспомним твой разговор с доктором Марри, — попросила Таппенс. — Сообщив тебе о миссис Какао, он принялся рассказывать о некоторых типах убийц, приводя примеры из реальной жизни. Одна была хозяйка приюта для престарелых — я смутно помню, что читала об этом, хотя фамилию женщины не помню. Суть была в том, что они передавали ей оставшиеся у них деньги, и они жили там, пока не умирали; их хорошо кормили, за ними хорошо ухаживали, и им не приходилось тревожиться из-за денег. И они были очень счастливы — правда, умирали они обычно в пределах года, мирно отходили во сне. Наконец люди обратили на это внимание. Ее судили и признали виновной в убийстве… Но никаких угрызений совести она не испытывала, она доказывала, будто проявляла к старушкам милосердие.