— Не скажу, сэр. Она поехала на машине, но прихватила с собой уйму железнодорожных справочников. Она может оказаться, где угодно.

— Право слово, — с чувством сказал Томми. — В Джон-о’Гротсе или в Лендс-Энде…[10] и, возможно, на обратном пути опоздала на пересадку где-нибудь посреди страны. Боже, благослови британские железные дороги! Вы говорите, она вчера звонила? Она не сказала, откуда звонит?

— Нет, не сказала.

— В какое именно время вчера?

— Вчера утром. Перед ланчем. Сказала только, что все в порядке. В какое именно время попадет домой, она не знала, но полагала, что к обеду уж точно, и попросила приготовить цыпленка. Вас это устроит, сэр?

— Да, — сказал Томми, бросив взгляд на часы. — Но теперь она вот-вот должна появиться.

— Я придержу цыпленка, — сказал Альберт. Томми усмехнулся.

— Совершенно верно. Ухватите его за хвост. А как у вас дела? Дома все здоровы?

— Мы боялись, что корь… но оказалось, все в порядке. Доктор говорит, это всего лишь сыпь.

— Хорошо, — сказал Томми.

Он поднялся наверх, что-то насвистывая себе под нос. Прошел в ванную, побрился, умылся, оттуда прошагал в спальню и огляделся. У комнаты был тот странный потерянный вид, какой напускают на себя некоторые спальни, когда нет хозяина. Сама атмосфера казалась холодной и недружелюбной. Все было до скрупулезности вычищено. Томми испытал чувство тоски, которое, вероятно, испытывает преданный пес. Глядя вокруг себя, он подумал, что у спальни такой вид, как будто Таппенс там сроду не бывала. Ни просыпанной пудры, ни брошенной на пол книги с развернутой обложкой…

— Сэр.

В дверях стоял Альберт.

— Да?

— Я переживаю за цыпленка.

— Да черт с ним, с цыпленком, — ответил Томми. — Вы, похоже, только и думаете, что о цыпленке.

— Но я рассчитывал, что вы с госпожой будете не позже восьми. Я имею в виду — садиться за стол не позже восьми.

— Да уж наверное, — сказал Томми, бросая взгляд на наручные часы. — Боже милостивый, уже почти без двадцати пяти девять?

— Да, сэр. А цыпленок…

— А, ладно, вытаскивайте цыпленка из духовки, и мы его с вами съедим. Так Таппенс и надо. Вернется к обеду, право!

— Некоторые люди действительно поздно обедают, — заметил Альберт. — Однажды я ездил в Испанию, и, верите ли, раньше десяти часов невозможно было поесть. Десять часов вечера! Нет, что вы на это скажете? Варвары!

— Ну что ж, — рассеянно отозвался Томми. — Кстати, а вы не догадываетесь, где она была все это время?

— Вы спрашиваете о госпоже? Понятия не имею, сэр. Насколько я понимаю, сперва она собиралась поехать поездом. Заглядывала в железнодорожные справочники, в расписания и все такое прочее.

— Ну, каждый, вероятно, развлекается по-своему. Путешествие поездом для нее вроде бы всегда было развлечением. И все же мне интересно, где же она. Скорее всего, сидит в зале ожидания на какой-нибудь станции.

— Она ведь знала, что вы возвращаетесь сегодня, так же, сэр? — сказал Альберт. — Она наверняка сюда доберется.

Томми обратил внимание, что ему предлагают верный союз. Их с Альбертом объединяет то, что они выражают неодобрение какой-то там Таппенс, которая, зафлиртовав с британскими железными дорогами, не вернулась вовремя домой и не оказала соответствующего приема вернувшемуся мужу.

Альберт ушел, чтобы избавить цыпленка от возможной кремации в духовке.

Томми, собравшийся было последовать за ним, остановился и посмотрел на каминную доску. Потом неторопливо подошел к ней и посмотрел на висевшую там картину. Странно, что Таппенс была так уверена, будто именно этот дом видела где-то раньше. Томми был абсолютно уверен, что сам он его сроду не видел. Во всяком случае, для него это был заурядный дом. Таких домов наверняка очень много.

Он потянулся как можно ближе к картине, а потом, поскольку так и не смог ее разглядеть как следует, снял ее и поднес поближе к электрической лампочке. Тихий, нежный дом. Под картиной стояла подпись художника. Фамилия, хотя он и не мог разобрать, какая именно, начиналась с буквы «Б». Босуорт… Баучьер… Надо взять увеличительное стекло и посмотреть повнимательнее… Из холла донесся веселый перезвон швейцарских колокольчиков, которые Таппенс с Томми привезли когда-то из Швейцарии. Альберту они понравились, и он довел свое мастерство до виртуозности. Кушать подано. Томми направился в столовую. Странно, пронеслось у него в голове, Таппенс так и не появилась. Даже спусти у нее покрышка — вполне обычное дело, — она могла позвонить и объяснить причину своего опоздания или извиниться.

«Могла бы и знать, что я буду волноваться», — сказал Томми самому себе. И не то чтобы он когда-либо действительно волновался — только не из-за Таппенс. С Таппенс всегда все было в полном порядке. Альберт, однако, с этим не согласился.

— Надеюсь, она не попала в аварию, — заметил он, предлагая Томми блюдо с капустой и мрачно качая головой.

— Уберите. Вы же знаете, что я не перевариваю капусты, — сказал Томми. — С какой стати ей попадать в аварию? Сейчас только половина десятого.

— Ездить по дорогам в наши дни — явное самоубийство, — заявил Альберт. — В аварию может попасть любой.

Зазвонил телефон.

— Это она, — сказал Альберт.

Поставив блюдо с капустой на сервант, он поспешил из комнаты. Томми тоже встал и последовал за Альбертом. Тот уже говорил:

— Да, сэр? Да, мистер Бересфорд дома. Одну минуточку. — Он повернул голову к Томми:

— Вас просит, сэр, какой-то доктор Марри.

— Доктор Марри?! — Томми задумался. Фамилия казалась знакомой, но какое-то мгновение он не мог вспомнить, кто же такой этот доктор Марри. Если Таппенс попала в аварию… И тут же со вздохом облегчения он вспомнил, что доктор Марри пользовал старушек в «Солнечном кряже». Истинное дитя своего времени, Томми тут же предположил, что доктор Марри звонит по какому-то вопросу, связанному с оформлением каких-нибудь бумаг в связи с кончиной тетушки Ады.

— Алло, — сказал он, — Бересфорд слушает.

— О, я рад, что застал вас. Надеюсь, вы меня помните. Я пользовал вашу тетю, мисс Фэншо.

— Да, разумеется, помню. Чем могу служить?

— Мне, право, хотелось бы перемолвиться с вами словечком. Сможем ли мы договориться о встрече, скажем, как-нибудь в городе?

— О да, пожалуйста. Никаких проблем. Но… э-э… это нечто такое, о чем вы не можете сказать по телефону?

— Я предпочел бы не обсуждать это дело по телефону. Никакой особой спешки нет. Не стану притворяться, что есть… но… просто мне хотелось бы потолковать с вами.

— Надеюсь, ничего страшного не случилось? — спросил Томми, и сам подивился, почему он так выразился.

— Да нет, право. Возможно, я делаю из мухи слона. Скорее всего, так оно и есть. Но в «Солнечном кряже» происходили весьма странные вещи.

— Они не имеют какого-либо отношения к миссис Ланкастер? — спросил Томми.

— К миссис Ланкастер?! — Доктор, казалось, удивился. — О, нет. Она от нас уехала. По сути, еще до кончины вашей тетушки. Тут совсем другое дело.

— Я уезжал и только что вернулся. Могу я позвонить вам завтра утром — тогда мы могли бы поговорить более определенно.

— Ну что ж. Я дам вам свой телефон. До десяти утра у буду в приемной.

— Плохие новости? — спросил Альберт, когда Томми вернулся в столовую.

— Бога ради, Альберт, не каркайте, — раздраженно сказал Томми. — Нет, разумеется, никаких плохих новостей.

— Я думал, госпожа…

— С ней все в порядке, — ответил Томми. — С ней всегда все в порядке. Вы же знаете, какая она: взбрело что-нибудь в голову, — и помчалась. Больше я не собираюсь тревожиться. Уберите этого цыпленка: вы его передержали, он несъедобен. Принесите кофе. Я ложусь спать. Завтра, возможно, будет письмо. Задержалось на почте — вы же знаете, какая у нас почта. А может, придет телеграмма — или она позвонит.

Но на следующий день не было ни письма, ни телефонного звонка, ни телеграммы.