— Ну да, в некотором роде. Встречаешь много старых друзей.

— И все, я полагаю, давно шизанутые. А есть ли от всего этого какая-то польза?

— Боже, что за вопрос! На него ведь не ответишь ни «да», ни «нет».

— А там хоть бывают хорошие люди?

— Тут я определенно скажу «да». Даже очень хорошие.

— Старина Джош тоже там будет?

— Да, будет.

— Как он теперь выглядит?

— Глух как пень, подслеповат, скрючен ревматизмом, и ты бы удивилась, как он все примечает.

— Ясно. — Таппенс подумала. — Жаль, что я не могу заняться этим вместе с тобой.

У Томми был извиняющийся вид.

— Надеюсь, ты найдешь чем заняться, пока я буду в отъезде.

— Да уж наверное, — задумчиво ответила Таппенс. Муж посмотрел на нее с непонятной озадаченностью, которую Таппенс умела вызвать в нем.

— Таппенс… что ты задумала?

— Пока еще — ничего. Пока что я только думаю.

— О чем?

— О «Солнечном кряже». И о славной старушке, которая потягивает молоко и бормочет, как малахольная, о мертвых младенцах и каминах. Она меня заинтриговала. Тогда я подумала, что в следующий приезд к тете Аде попытаюсь вытянуть из нее побольше… Но следующего приезда не было, потому как тетя Ада умерла… А когда мы снова появились в «Солнечном кряже»… миссис Ланкастер… исчезла!

— Ты хочешь сказать, что ее забрали родственники? Это же не исчезновение — это вполне естественно.

— Исчезновение… Ни адреса… ни ответа на письма…это спланированное похищение. Я все больше и больше в этом уверена.

— Но…

Таппенс тут же его оборвала:

— Послушай, Томми… предположим, что когда-то произошло какое-то преступление… Казалось, все шито-крыто… Но, предположим, кто-то в семье что-то видел или что-то знал… кто-то пожилой и словоохотливый… Кто-то такой, кто болтал с людьми… кто-то такой, кто, как ты вдруг понял, представляет для тебя опасность… Что бы ты в таком случае сделал?

— Мышьяк в суп? — весело предположил Томми. — Стукнуть по башке?.. Столкнуть с лестницы?..

— Это уж чересчур… Внезапная смерть привлекает внимание. Ты поискал бы какой-нибудь способ попроще — и ты бы его нашел. Приятный респектабельный приют для престарелых. Ты бы нанес туда визит, назвавшись Джонсоном или Робинсоном, или устроил бы все так, чтобы делом занялась третья, ничего не подозревающая сторона… Ты бы уладил денежный вопрос через какую-нибудь надежную адвокатскую контору… Ты уже намекал, возможно, что у твоей престарелой родственницы случаются порой галлюцинации — такое бывает со многими другими старушками… Никто не сочтет странным, если она станет болтать об отравленном молоке или мертвых младенцах за камином, или зловещем похищении — никто и слушать не станет. Никто не обратит ни малейшего внимания.

— Кроме миссис Томас Бересфорд, — подбросил Томми.

— Ну что ж, да, — с вызовом ответила Таппенс. — Я действительно обратила внимание…

— Но почему?

— Даже и не знаю, — неторопливо сказала Таппенс. — Это как в сказках. «Пальцы чешутся. К чему бы? К появлению душегуба»… Я вдруг испугалась. Я всегда считала «Солнечный кряж» вполне нормальным спокойным местом… и вдруг я стала задумываться… А теперь вот бедная старая миссис Ланкастер исчезла. Кто-то тайно похитил ее.

— Но зачем это им?

— Я могу лишь гадать. Наверное, она становилась все хуже — хуже с их точки зрения, — возможно, вспоминала все больше. Больше болтала или, возможно, она кого-то узнала — или кто-то узнал ее — или сказал ей что-нибудь, что навело ее на новые размышления о давних событиях. Во всяком случае, по той или иной причине она стала для кого-то опасной.

— Послушай, Таппенс, вся эта история — сплошные «кто-то» и «что-то». Просто какая-то выдумка. Не станешь же ты впутываться в дела, которые совершенно тебя не касаются…

— Согласно твоим утверждениям, впутываться не во что, — сказала Таппенс. — Так что тебе нет нужды беспокоиться.

— Оставь «Солнечный кряж» в покое.

— Я не собираюсь ехать туда. Я полагаю, там мне ничего нового не услышать. Думаю, старушка жила там в полной безопасности. Где она теперь — вот что меня интересует. Я хочу найти ее, пока с ней ничего не случилось.

— Какого черта ты думаешь, будто с ней что-то случится?

— Мне не нравится эта мысль. Но я иду по следу, я собираюсь стать Пруденс Бересфорд, частным сыщиком. Ты помнишь те времена, когда мы были «Блестящими сыщиками Бланта?»

— Это я был, — сказал Томми. — Ты была миссис Робинсон, моей личной секретаршей.

— Не все время. Во всяком случае, я собираюсь заняться именно этим, пока ты играешь в шпионов в таинственном особняке. Теперь я буду занята спасением миссис Ланкастер.

— Вероятно, ты убедишься, что с ней все в порядке.

— Надеюсь, что так. Это меня обрадовало бы.

— Как ты собираешься приняться за дело?

— Я тебе уже сказала: сначала мне нужно подумать. Может, какое-нибудь рекламное объявление? Нет, это было бы ошибкой.

— Что ж, будь осторожна, — несколько невпопад брякнул Томми.

Таппенс ничего не ответила.

В понедельник утром Альберт, опора домашней жизни Бересфордов в течение многих лет, с тех самых пор, как они вовлекли его, рыжеволосого лифтера, в борьбу против преступников, поставил поднос с чаем на столик между двумя кроватями, отдернул занавески, объявил, что день ясный, и освободил спальню от присутствия своей уже дородной фигуры.

Таппенс зевнула, села, протерла глаза, налила чашку чая, бросила в нее кусочек лимона и заметила, что день, вроде бы, хороший, хотя как знать, что будет дальше.

Томми повернулся и застонал.

— Проснись, — сказала Таппенс. — Не забывай, сегодня тебе надо кое-куда поехать.

— О боже, — отозвался Томми. — А ведь верно.

Он тоже сел в постели и стал пить чай, оценивающе глядя на картину над каминной доской.

— Должен сказать, Таппенс, твоя картина выглядит очень красивой.

— Это потому, что окно преломляет солнечные лучи, которые освещают ее.

— Она как-то успокаивает, — сказал Томми.

— Если бы только я могла вспомнить, где именно я видела этот дом…

— Не понимаю, какое это имеет значение. Когда-нибудь вспомнишь.

— Это не годится, я хочу вспомнить сейчас же.

— Но почему?

— Неужели непонятно? Это единственная зацепка, которая у меня есть. Эта картина принадлежала миссис Ланкастер…

— Одно не вяжется с другим, — сказал Томми. — Да, пусть картина принадлежала когда-то миссис Ланкастер. Но, возможно, она или кто-то из родственников просто купили ее на выставке. А может, картину ей подарили. Она привезла ее с собой в «Солнечный кряж», потому что считала красивой. Нет никаких оснований полагать, что она непременно имеет какое-то отношение лично к миссис Ланкастер. Будь так, она бы не подарила ее тете Аде.

— Это единственная зацепка, которая у меня есть, — повторила Таппенс.

— Такой милый мирный домик, — сказал Томми.

— И все равно, я думаю, дом этот пуст.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вряд ли в нем кто-то живет. Вряд ли кто-то когда-нибудь выйдет из этой двери. Никто не пройдет по тому мостику, никто не отвяжет лодку и не уплывет в ней.

— Ради Бога, Таппенс! — Томас вытаращился на нее. — Что это с тобой?

— Эта мысль пришла мне в голову, как только я увидела картину, — ответила Таппенс. — Я подумала: «Вот было бы здорово пожить в таком милом домике». А потом подумала: «Но ведь на самом деле в нем никто не живет, я просто уверена, что никто». А это лишний раз подтверждает, что я видела его раньше. Минуточку… минуточку… я вспоминаю. Я вспоминаю. Томми уставился на нее.

— Из окна, — едва дыша, сказала Таппенс. — Из окна автомобиля? Нет, нет, не под таким углом. Я бежала вдоль канала… какой-то горбатый мостик, розовые стены дома, два тополя, даже больше. Тополей было очень-очень много. О Боже, Боже, если бы только я могла…

— А, кончай, Таппенс.