Навроде ничего не делал по-пустому. У него всегда было что-то свое. Своя «территория». Свое дело. Своя цель. Свой ареал. Он никогда не наступал окружающим на ноги. Наоборот, он был готов всегда тебе помочь:

— Какие в жизни трудности появятся, Александр Борисович, вы прямо ко мне, ну, натурально без стесненья! Я рад всегда и всем помочь!

И точно. О Навроде ходили слухи. Для многих был он меценатом, покровителем. Талант, бывало, часто пригревал, поддерживал.

Он помогал не только музыкантам, художникам, спортсменам. Сергей Афанасьевич любил, причем, пожалуй, больше всех иных своих «крестников», ученых-технарей.

Философов, филологов, экономистов, научных коммунистов Серж не любил. Одни историки, и исключительно историки, гонимые официозом, только они, да еще, пожалуй, гонимые же психологи да социологи, из дельных разумеется, могли надеяться на Сержа. Всех остальных Сергей Афанасьевич не жаловал…

Зачем Турецкий вдруг помчал теперь к Навроде, он сам не мог бы внятно объяснить.

Хотя причины все же были. Во-первых, хотелось взглянуть тому в глаза. Навроде знал почти что все. Все странное, преступное, лихое ему было доступно. Навроде был не балабол и точно представлял поля, где произрастает хлеб, который кушает он с маслом.

Турецкий был уверен, что если то, что с ним случилось, имеет «бытовое» объясненье, то Афанасьевич наверняка чего-нибудь слыхал. Проврется взглядом обязательно.

Причина номер два. Турецкий обещал покойному А. Н. Грамову стать тупым, жестоким, жадным и так далее. Покойный дал ему понять, что ситуацию он контролирует вполне. И более миндальничать не станет. Чего-то надо ж делать в этом направлении. Ну, пусть не делать, имитировать. Сбутафорить. Хоть полдвижения, хоть прикосновение. Перемещенье в этом направлении — конечно же прикосновение к Навроде. Он был посимпатичней всех из публики по ту сторону их баррикад. Куда ж еще? Нет, к Сержу, прямо к Сержу. Туда, туда… А там уж поглядим!

И третье было. Но только в подсознанье… Турецкий сроду, даже в мыслях, себе самому в том не признался б и под пыткой. Причина состояла в том, что завтра им лететь на юг, а у него, у жениха, пардон, у мужа, в кармане три тысячи триста тридцать два рубля. «Дня на два этого, допустим, хватит…» — размышлял Турецкий. И мысль пытливая его на этом месте обрывалась.

Но подсознанье его работало.

Оно трудилось четко, как часы, ежеминутно, бесконтрольно.

…Секретарь в приемной Навроде, мужчина лет тридцати, пристально посмотрел на вошедшего Турецкого и через полсекунды понял, кто это, узнал. Не спрашивая ничего, он скрылся за дубовыми дверями и, тут же вернувшись, снова кивнул, приглашая.

— Ну и ну! — подумал про себя Турецкий. — Вот это школа! Куда там нам или «смежникам»! Поэтому мы зубы об него и обломали.

— Здравствуйте, Сергей Афанасьевич!

— О, сколько лет, сколько зим! Присаживайтесь, Александр Борисович. Чем обязан?

— Да ехал мимо, решил заглянуть. Я смотрю, у вас тут уже целый комплекс, деловой, развлекательный. Растет ваше детище.

— Да, спасибо. Растет. Такие вот комплексы сразу в семи городах заложили. Крутиться приходится, чтобы дело развивалось. Вот думаем еще Аквапарк построить в Москве. Ну как в Европе, знаете, кусочек тропиков размером в два микрорайона. А может быть, и на Диснейленд замахнемся. Нам только время дай.

— Прекрасно было бы.

В глазах у Навроде не светилось ничего, кроме безбрежного уверенного спокойствия и, может быть, слегка насмешливого, добродушного любопытства.

Он ничего не знает, решил Турецкий. Ни сном ни духом — очевидно. Ишь взгляд какой — глубокий, добрый, ясный.

— Да, — произнес Турецкий вслух. — Времена наступили у нас динамичные.

— Что верно, то — точно.

— А я тут тоже время не терял — женился.

— Ну-у?! Поздравляю от души. И то сказать, давно пора-то было, Александр Борисович, — в глазах его мелькнула насмешка. — Ведь вы с пятьдесят седьмого, если я не ошибаюсь?

— Все знает, пес его дери! — мелькнуло в голове Турецкого. — А я вот, грешный человек, не помню, он с какого года? А ведь читал-то биографию его раз восемь за последние лет десять.

— Да. С пятьдесят седьмого.

— Ну, стало быть, пора. Куда же ждать еще? — Навроде нажал кнопку селектора. — Немедленно пора жениться! Если не женат еще… — добавил он вроде бы не к месту.

В ту же секунду, едва ли не одновременно с нажатием кнопки, бесшумно вошел секретарь.

— Нам чаю, Гриша.

Гриша кивнул и точно так же — мгновенно — исчез.

— Ну, и теперь, конечно, в свадебное путешествие?

— Да, к морю! — подтвердил Турецкий.

— Как обещал! — кивнул, подмигнув Турецкому, Сергей Афанасьевич.

«Чего это он подмигнул мне? — подумал, растерявшись на миг, Турецкий. — Что значит «как обещал»? Я Настеньке, так точно, обещал. Но он откуда это знает? Знает и подмигивает? Или просто так мигнул? В глаз что-нибудь попало? Совпадение?»

— Ну, в Сочи ведь поди? — продолжал тем временем На-вроде.

— Думаем, в Ялту сначала.

— Вот это правильно. В Ялте есть по крайней мере два открытых бассейна— купайся хоть зимой! Да, впрочем, в Ялте до ноябрьских купаться можно без проблем: ведь Ялту горы закрывают от северных ветров…

«Боже мой! — Турецкий похолодел. — Да мы же слово в слово повторяем с ним тот разговор на свадьбе! Что это значит? Почему? Откуда? Как?!»

— Да, так, — сказал Турецкий вслух. — А в Сочи уж потом.

— Разумно, да. Эх, Сочи!.. — Навроде потянулся в кресле. — А после вот Сочей необходимо б сразу…

— Еще куда-то? — Турецкий подхватил предложенную ему игру против желания.

— Потом рекомендую — Болгарию, ну, или Турцию. После Сочей-то. Я в этом деле разбираюсь, вы поверьте мне уж… В Болгарии коньяк, во-первых, а в Турции… — Серж глянул на Турецкого с улыбкой и произнес отчетливо, ну прямо как пароль: — А впрочем, вы ж с женой поедете, наверно?

Турецкий овладел собой. Он знал, что в подобных ситуациях ни в коем случае не следует ни капли удивляться. И даже если удивился уж, мгновенно овладей собой, начни сейчас же представлять, что понял: был тупой, а вот теперь дошло. Теперь как будто все понятно. Теперь прекрасно понимаю ход ваших мыслей… Необходимо поддержать игру.

— В свадебное путешествие без жены ездят редко. — Турецкий кивнул Сергею Афанасьевичу — не без насмешки.

— Да, верно. Тогда, конечно, часть программы отпадает, но все же я рекомендую… Анталия — ну просто сказка! Не так уж трудно это нам себе позволить… Мы где живем-то? На Земле, среди людей! — тут Сергей Афанасьевич лишь кивнул, но продолжать не стал. — Так-так-так… Ну, о делах я вас, Александр Борисович, не спрашиваю, дела известно какие у вас — особо важные… Как водится, у нас делишки, а все дела у прокурора…

Вошел секретарь, почтительно подал Навроде роскошный кейс из натуральной кожи и тихо вышел.

«Вот это да! — решил Турецкий. — А чаю он, собака, не принес!»

Навроде положил тяжелый кейс плашмя на стол.

— Пейте, пожалуйста, — Сергей Афанасьевич двинул по столу роскошный кейс в сторону Турецкого.

Турецкий, взглянув на Сергея Афанасьевича с недоумением, подвинул кейс к себе, открыл…

Кейс был набит пачками денег, аккуратными пачками, в фирменной банковской упаковке.

— С лимоном, как вы любите.

Турецкий кивнул. «Он оценил визит в один лимон», — мелькнула у него мысль. «Подарочек на свадьбу… Да, не хило».

— Хорошо тут у вас, с чаем-то, — произнес он вслух.

— Ну, это кому как кажется. Хорошим людям — им повсюду хорошо, а плохим — даже здесь, у меня, не нравится.

— Ну что ж, — Турецкий встал, закрыл кейс, взял его в руку. — Спасибо вам на добром слове!

— И вам спасибо, что не забываете.

Из окна кабинета Сергея Афанасьевича было отлично видно, как Турецкий вышел из здания с кейсом в руках, сел в «Жигули»…

— Турецкий… Турецкий упал! — не без восторга в голосе прошептал секретарь Гриша, стоявший у окна рядом с Сергеем Афанасьевичем и наблюдавший вместе с ним, как Турецкий садился в машину. — Взял да упал! Сломался следователь! Полетел моторчиком…