Что он мог поделать? Они находятся километрах в семи от H10, грунтовой дороги, по которой ездят туристы, но придется сделать большой крюк, чтобы уйти подальше от страшных незнакомцев. Вряд ли это удастся.

Конечно, можно остаться на месте и затаиться, потому что, после того как они не вернутся на базу, командование начнет их искать. Но из-за раненой ноги Пего они не могут ждать так долго.

Рация молчала пять минут. Когда голос послышался снова, он звучал по-другому — жестко и сердито:

— Слушай меня внимательно! Дейл-Брук Кресент, сорок семь. Знакомый адрес? Дейл-Брук Кресент, сорок семь, Линден, Йоханнесбург!

Адрес родительского дома!

— У тебя десять минут, чтобы принять решение. Потом я направлю по этому адресу своих людей. Им на все плевать. Например, им ничего не стоит перерезать глотку женщине — просто так, забавы ради. Десять минут! Потом я звоню.

Все дарованные ему десять минут Якобус Леру думал. Потом он оставил рацию на выступе, разбудил Пего, и они сползли вниз, на дно каньона. Надо двигаться, пока не рассвело.

Спотыкаясь, они побрели на восток и добрались до границы с Мозамбиком.

Они не оставили Якобусу возможности выбора. Если бы он отозвался, они бы застрелили их с Пего. А угрозы в адрес его родных он тогда не воспринял всерьез. Его отец был большой шишкой, его отец был знаком с министрами, его отец занимался военными поставками, следовательно, он был важным винтиком в военной машине.

Им оставалось лишь одно — исчезнуть. До тех пор, пока не уйдут те люди, до тех пор, пока все не кончится.

К рассвету они не успели дойти до границы.

Когда небо на востоке заалело, они услышали шум вертолетов. Винты вращались все громче, ближе. Якобус нашел укрытие в зарослях мопани и сквозь листву наблюдал, как два вертолета летают вперед-назад, прочесывая квадрат за квадратом по их сторону Ка-Нвамури. Как и на вчерашней «сессне», на вертолетах не было никаких опознавательных знаков.

Вертолеты кружили над ними около часа, а потом улетели на юг.

Теперь Якобусу и Пего предстояло среди бела дня пройти мимо погранзаставы Шишенгедзим.

С погранзаставы отлично просматривался каньон, но все равно делать было нечего. Пего лихорадило, он совсем ослаб. И Якобус смертельно устал, потому что то нес друга на себе, то поддерживал его.

Он проковылял четыреста метров мимо заставы, все время ожидая услышать выстрелы. Он чувствовал их, хотя в них никто не стрелял. Два или три раза он поднимал голову и смотрел в сторону заставы, но не заметил никаких признаков жизни. Там никого не было — заповедник никто не охранял, кроме странных людей, опутавших склон Ка-Нвамури кабелями и электронными датчиками.

Якобус перерезал колючую проволоку, и они оказались на территории Мозамбика. И здесь тоже он не заметил никаких признаков жизни — ни животных, ни людей. Остались только удушающая жара и смертельная усталость. Через шесть часов они увидели женщин, которые стирали в реке белье.

Пего говорил на их языке. Он сказал им:

— Не бойтесь белого человека, он спас мне жизнь, за ним тоже охотятся, нам просто нужно немного отдохнуть.

В ту ночь они спали в хижине. Пожилой местный вождь по имени Рико сообщил пришельцам — Пего перевел Якобусу: его земли в огне, весь Мозамбик в огне, идет гражданская война. Никто из местных жителей раньше не выезжал за пределы родной деревни. Мимо них часто проходили браконьеры, охотники за слоновой костью. Они снабжали жителей деревни деньгами, едой и одеждой — в обмен на отдых. А сейчас в деревне совсем не осталось молодых мужчин; все ушли на войну, просто ради того, чтобы остаться в живых.

В воскресенье, девятнадцатого октября, Якобус и Пего услышали страшный взрыв. Ночное небо вспорола ослепительно яркая вспышка; она сопровождалась грохотом. Очевидно, что-то взорвалось совсем близко. Якобус выбежал из хижины и увидел на горизонте багровое зарево.

На следующий день, в три часа пополудни, они узнали новости.

Погиб Самора Машел, президент Мозамбика. Его самолет потерпел катастрофу возле Мбузини, всего в ста тридцати километрах отсюда.

Якобус не сразу понял, в чем дело. Женщины плакали, а морщинистый Рико качал головой и все повторял:

— Uma coisa má, uma coisa má! — Потом он сказал Пего, что белый должен уйти; приближается большая беда. Белый должен уйти.

Мозамбикцы дали ему одежду, мешок с едой и водой и сказали, что в обмен заберут его ружье. Они показали ему, куда идти, чтобы добраться до Свазиленда. Там, обещали они, он будет в безопасности.

Пего обнял друга и сказал:

— Спасибо, брат мой, мы еще увидимся.

И Якобус ушел. Сначала он брел вдоль берега реки на юго-восток, выискивая проселочную дорогу. По пути он медленно складывал разрозненные кусочки сведений в цельную картину.

На то, чтобы пройти двести километров, у него ушла почти неделя. Шел он только по ночам, прячась всякий раз, как слышал людей, машины или самолеты.

Он перешел горы и спустился в Свазиленд в восьми километрах восточнее погранзаставы Ломахаша. В маленькой католической церквушке на пике Нгвенья он умылся и впервые за все время нормально поел. Ему дали раскладушку, на которой он проспал два дня. Ему дали и одежду, потому что та, что была на нем, была изорвана в клочья. Священник сказал, что Якобус — не первый белый южноафриканец, который к ним попал. До него было двое других, сознательных дезертиров, которые не хотели проходить обязательную военную службу. В Манзини есть люди, которые смогут ему помочь. Ему надо дождаться грузовика, который ходит по четвергам. Многого они ему дать не смогут. Ему дали двадцать лилангени — так назывались местные деньги. Иди с Богом!

В Манзини он купил газету. Разумеется, главной новостью по-прежнему была гибель Саморы Машела. Все винили в произошедшем правительство ЮАР. Курили фимиам Африке и России.

Из телефона-автомата он позвонил отцу на работу. Его соединили с отцовской секретаршей, которая ахнула, услышав его голос.

— Алло, Альта…

— Якобус?! — спросила она. Связь прервалась.

Он набрал номер еще раз, но трубка была глухая. Якобус забрал монеты и зашагал прочь. И вдруг телефон зазвонил. Он огляделся. Поблизости никого не было.

Он вернулся и снял трубку.

— Алло!

— Ты в Свазиленде. Мы до тебя доберемся. А теперь слушай…

Он оцепенел. Голос был другой, не тот, который общался с ним по рации.

— Если еще раз попробуешь позвонить отцу, если свяжешься хоть с кем-то, мы перережем им глотки! Мы сразу все узнаем. Тебе ясно?

Якобус стоял как громом пораженный.

— Я хочу услышать твой голос. Подтверди, что понял!

— Я понял.

— У твоего отца белый «мерседес», TJ 100765. Каждый день он ездит одной и той же дорогой с работы. Несчастные случаи на дороге бывают часто. Твоя мать каждую среду посещает церковные собрания в реформатской церкви. Она одна выезжает из дома на «хонде», регистрационные номера TJ 128361. Она — легкая добыча. Твоя сестра каждый день пешком возвращается из школы домой. Думаю, ты меня понял. Повтори, если понял!

— Я понял.

— Отлично. Вижу, ты в Манзини. Никуда не уходи. Я вышлю к тебе своих людей. Думаю, мы все сумеем уладить.

Якобус понял, что собеседник нарочно затягивает разговор. Может быть, здесь его уже ищут.

Он повесил трубку и быстро ушел — быстро ушел из своей жизни.

С первым все было легко, потому что я знал, где он находится, и знал, что он ранил Эмму.

Я прождал до девяти вечера, а потом подкрался к нему вдоль берега, прячась за деревьями. Я подошел к нему сзади. Он удобно устроился на животе, рядом с «галилом» на сошках. Время от времени он поглядывал в прицел ночного видения.

Рядом с ним лежал рюкзак. Наверное, в нем еда и патроны. Отлично! Они мне пригодятся.

В зарослях невозможно двигаться совершенно бесшумно — как ни старайся. До него оставалось метра три, когда у меня под ногой хрустнула маленькая, невидимая в темноте веточка. Он инстинктивно повернул вначале голову, а потом дернулся всем корпусом, но я подскочил к нему и замахнулся ножом. Он торопливо вскочил. Он поступил так, как поступает на его месте большинство людей, — попытался воспользоваться своим оружием, снайперской винтовкой. Он замахнулся ею.