Такое почитание предков тронет Небо, так как Небо также ненавидит смуты. Оно специально ниспослало такой удобный случай, чтобы император мог вернуться во дворец и возродить моральные устои, существовавшие в течение многих тысяч лет. Такой случай упускать нельзя, ибо это вызовет разочарование в сердцах людей…

Если император сможет принять меня, я подробно изложу содержание секретных бесед с Семеновым и Чжоу Шаньпэем, а также сообщу о решении, которое мы приняли с Чжэн Сяосюем, Ло Чжэньюем и Жун Юанем по вопросу покрытия расходов. Прошу Вас издать указ и решить этот вопрос по Вашему усмотрению".

"Докладываю Вашему императорскому величеству, что сейчас представляется удобный случай осуществить план реставрации, который никак нельзя упустить. Я уже сообщил императору письмом от первого числа сего месяца о планах, выработанных в Даляне Семеновым и Тано, а также о контакте с Шэнь Сянжу-ном. Но Семенов в связи с тем, что его уже давно ждут в Фэнтяне англичане, не может отложить туда поездку, а для этого срочно нужны деньги.

Сейчас император в Тяньцзине стеснен в расходах, поэтому я не осмеливаюсь назойливо просить об этом Ваше величество. Мы посоветовались с Ло Чжэньюем, и последний согласился заложить свой дом в Тяньцзине. Таким образом, очевидно, можно будет получить 40 тысяч юаней, которые мы используем на наши расходы. О недостающей сумме я доложу Вашему величеству при личной аудиенции, тогда же мы сможем побеседовать обо всем, о чем не успели переговорить, а также о самых секретных делах. После того как император решит все эти дела по своему усмотрению, я отправлюсь в Далянь и Шанхай, с тем чтобы там все подготовить… В противном случае, по словам Тано, если Япония несколько изменит свои первоначальные намерения, Семенов будет обречен на бездействие, а другие иностранные державы лишатся возможности выполнить свои обязательства и, естественно, Чжан Цзунчан тоже не сможет оказать поддержку.

Даже если Семенов впоследствии и соберется с силами, он может отказаться с нами сотрудничать, и тогда обижаться будет не на кого.

Таким образом, наш великий план может полностью провалиться. Помимо этого, есть еще некоторые требования, которые выдвинули японцы, планы Семенова и ряд других мелких вопросов. Все это я оставлю для решения при личной встрече с Вашим величеством. Жду Ваших указаний.

В двадцатый год правления императора Сюаньтуна,

9 августа".

В те дни, когда Ван Ши писал эти петиции, Чжэн Сяосюя не было в моей резиденции — он находился в отъезде. Чэнь Баошэнь и Ху Сыюань не пускали ко мне Ван Ши, он не мог попасть на территорию "сада Чжана" — моей резиденции и постоянно подвергался с их стороны яростным нападкам.

Больше всего на Ван Ши нападал Ху Сыюань. В конце Цин-ской династии он был академиком. Во время реставрации монархии Чжан Сюном Ху Сыюань вместе с Вань Шэнши служил в Государственной канцелярии. После моего переезда в Тяньцзинь его прозвали "государственным советником", так как каждый, кто хотел меня видеть или что-либо мне передать, должен был получить его разрешение. Я верил в его честность, поэтому назначил его на эту должность, которая официально называлась "управляющий канцелярией в Тяньцзине". Ху Сыюань больше кого бы то ни было возражал против моих контактов с Чжэн Сяосюем, Ло Чжэньюем и другими. Увидев письмо Ван Ши, он тут же написал мне сопроводительное послание, где разбирал до мельчайших подробностей слова и поступки Ван Ши и Се Цзеши, обнажая их противоречивость. Все их действия он называл чистейшим обманом. Чэнь Баошэнь тоже качал головой и вздыхал, недовольный частыми посещениями Чжэн Сяосюя и ему подобных.

Тогда они сумели меня уговорить, и я решил не принимать никаких представителей Ван Ши и Семенова, но стоило Чжэн Сяосюю вернуться в Тяньцзинь, как после двух-трех встреч я снова поверил его словам и снова дал денег на расходы его агентам-иностранцам. Помню, в последнее время Чжэн Сяосюй рекомендовал мне двух иностранцев — австрийца Аккерти и англичанина Реуза. Первый из них был выходцем из знатной семьи и служил в рабочем отделе австрийской концессии в Тяньцзине. По его словам, он имел связи в Европе и мог развернуть там деятельность в помощь моей реставрации. Я назначил его своим советником и послал в Европу, снабдив полугодовым жалованьем в размере 1800 юаней. Реуз был журналистом. Он говорил, что дело реставрации монархии должна поддерживать газета, и просил у меня 20 тысяч юаней для ее издания. Я дал ему 3 тысячи юаней; спустя некоторое время такая газета вышла, она называлась "Чэн бао", но через несколько дней была закрыта.

Хотя "государственный советник" Ху контролировал всех приходящих, все же было немало людей, которые проникали ко мне, имея своим пропуском желание помочь реставрации и наладить связь с военными кругами. Начиная с 1926 года на территории концессии начали появляться одна за другой группы недобитых генералов и неудачливых политиканов, и, таким образом, прихлебателей у меня стало еще больше.

Среди них стоит упомянуть "маленького Чжугэ Ляна" — Лю Фэнчи. Меня с ним познакомил старый фэнтяньский милитарист Сюй Ланьчжоу, который находился в подчинении у Чжан Сюня. По словам Сюй Ланьчжоу, Лю Фэнчи был современным Чжугэ Ляном. "Иметь такого человека для дела реставрации — это девяносто процентов успеха", — говорил он. Лю Фэнчи тогда было около сорока лет. При первой нашей встрече он сначала расхваливал свои способности, а потом перешел прямо к делу, попросив антикварные изделия, каллиграфические надписи, картины и несколько пар золотых часов для установления контактов с людьми, стоящими у власти.

— Свитки и парные надписи, написанные вашей рукой, не годятся для этих людей. — Я впервые слышал такие слова из чьих-либо уст, и, хотя мне стало несколько не по себе, я был восхищен его откровенностью. Если он осмеливается говорить то, о чем другие говорить боятся, значит, его словам можно верить. И я щедро раздавал имеющиеся у меня ценности. В дальнейшем он просто говорил, что ему нужно. Например, однажды он запросил для Чжоу Цзохуа, одного из подчиненных Чжан Цзолиня, драгоценности общей стоимостью в 10 тысяч юаней. Чтобы привлечь на свою сторону фэнтяньских генералов Жун Чжэня, Ма Чжаньшаня и Чжан Цзосяна, он потребовал подарить каждому из них по десять жемчужин; чтобы заручиться поддержкой человека по фамилии My, он попросил у меня жемчужину с шапки императора. Письма с такими требованиями приходили почти каждую неделю.

В них часто встречались такие фразы: "За настоящий талант надо платить много денег. В большом деле не стоит мелочиться"; "Следует дарить изящные тушечницы, тонкий фарфор, то есть то, что может иметь далеко не каждый".

Если верить тому, что он докладывал, то почти все офицеры фэнтяньской клики, начиная от командира бригады и выше (и даже некоторые командиры полка), а также главари тайного общества "Хунцянхуэй", под контролем которых находилось 400 тысяч человек, главари бандитских шаек в горах и лесах, получили от меня жемчужины, древний фарфор, бриллианты, были восхищены моею щедростью и только ждали моего приказа, чтобы начать действовать. И хотя Лю Фэнчи выманил у меня бесчисленное количество драгоценностей, я не видел никаких признаков действия. С течением времени активные возражения Чэнь Баошэня возымели действие, я заколебался и денег стал давать меньше. Тогда "маленький Чжугэ Лян" в личных беседах и в письмах начал прибегать к следующим аргументам: "Я уже истратил такую-то сумму, сюда не входят стоимость дороги и расходы на приемы. Положение критическое, все решается именно сейчас. Во что бы то ни стало высылайте 20 тысяч юаней".

В дальнейшем я понял, что здесь что-то не то, и перестал посылать деньги. Но вскоре я опять получил от него письмо: "Если Ваше величество не изучит тщательно реальное положение вещей, вряд ли можно будет одержать победу. Если не действовать решительно и не надеяться на победу, стоит ли думать о реставрации?.. Из истории известно, что император, устанавливающий свое господство, не может быть таким равнодушным…"