— Ваш покорный слуга нашел эти произведения императорской кисти на рынке. Благодаря счастливой случайности я смог получить их обратно.

Я тогда не знал, что Ло Чжэньюй и его друзья занимаются подкупом слуг своих противников, и искренне поверил, что Чэнь Баошэнь настолько неучтив к "милостивому дару" императора, что разрешил продать его на базарном лотке. Разгневанный, я не знал, что сказать Ло Чжэньюю, и только приказал ему удалиться.

Сам Чэнь Баошэнь в это время находился в Пекине. Когда об этом поступке прослышал его друг Ху Сыюань, он стал уверять меня, что Чэнь Баошэнь невиновен. Не верил он и тому, что его слуги посмели украсть свитки для того, чтобы продать их на рынке. Украсть и продать частным образом они могли. Но кому? Каким образом эти свитки попали в руки Ло Чжэньюя? На это Ху Сыюань ответить не мог. Когда же я стал настаивать, он рассказал историю об одном сановнике, служившем при моих предках, который не хотел открыто сказать императору об угрожавшей тому опасности:

— В годы правления императора Цзяцина (1796 — 1820) жил при дворе ученый по имени Сун Юнь. Император знал, что это очень преданный ему человек. На двадцать четвертом году своего правления (1810) император Цзяцин задумал объехать свои владения. Сун Юнь, узнав об этом, забеспокоился. Во-первых, он знал, что император не совсем здоров и утомительная поездка будет ему не под силу. Во-вторых, вокруг было неспокойно, и Сун Юнь боялся, что поездка императора навлечет несчастье. Однако он не мог открыто высказать императору свои опасения. Тогда Сун Юнь составил доклад, в котором дал императору понять, что поездку лучше отложить.

Император, прочитав доклад, страшно разгневался и сказал: "С давних пор небо поощряет тех, кто правит Поднебесной, соблюдая сыновнюю почтительность. Может ли быть моя поездка неблагоприятной, если я еду поклониться могилам своих предков?"

И он направил Сун Юня в армию в качестве одного из нижних чинов.

Во время поездки император Цзяцин (посмертное храмовое имя Жэньцзун) был убит в своем загородном дворце в провинции Жэхэ. На престол вступил его сын Даогуан (храмовое имя Сюаньцзун). Вернувшись в столицу, у ворот Сичжимэнь Даогуан Увидел Сун Юня, подметавшего вместе с группой солдат улицу. Он вспомнил, как Сун Юнь убеждал его отца не предпринимать поездку, и догадался, что означали его намеки. Он понял, какого преданного сановника имеет династия в лице Сун Юня, и немедленно вернул ему прежнюю должность… — Ху Сыюань замолчал.

— Что же дальше? — нетерпеливо спросил я. — Какое это все имеет отношение к Чэнь Баошэню?

— Я говорю, что Чэнь Баошэнь, как и Сун Юнь, боится прямо сказать то, что думает…

— Кто же в таком случае я — Жэньцзун или Сюаньцзун?

— Нет, нет… — От страха Ху Сыюань не мог вымолвить ни слова.

Я нетерпеливо продолжал:

— Вы человек прямой, нечего ходить вокруг да около, говорите прямо!

— Я хочу сказать, что Чэнь Баошэнь вам искренне предан, но он избегает давать советы вышестоящим. Вы, мудрый император, можете его понять.

Хотя я по-прежнему не понимал подтекста рассказанной истории, добрые слова, сказанные в адрес Чэнь Баошэня, стерли неприятный осадок от истории со свитками.

После ряда неудач Ло Чжэньюй совсем потерял мое доверие и в конце концов в 1928 году переехал в Люйшунь, где занялся другими делами.

Теперь, оставив в стороне распри между цинскими ветеранами, рассмотрим другую причину, из-за которой я остался в Тяньцзине и не уехал за границу. Эта причина была связана с моими надеждами на милитаристов.

"5 августа.Встал в семь часов. Пришел Сяо Бинянь проверить пульс. В восемь часов Чжэн Сяосюй пояснил мне трактат "Тунцзянь". В девять часов прогуливался по саду, принял Кан Ювэя. После десяти часов он ушел. Пришли Чжан Сянь и Чжан Цинчан. Я оставил их позавтракать и подарил каждому по каллиграфической надписи в виде иероглифов "богатство" и "долголетие". Сфотографировались вместе в саду. Чжан Сянь — командир частей Ли Цзинлиня, а Чжан Цинчан — из частей Сунь Чуаньфана. В двенадцать часов они распрощались и ушли. Дал короткую аудиенцию Цзи Сюню. Когда я ел фрукты и пил чай, пришла англичанка — преподавательница английского языка. Побеседовал с ней. Затем пришла художница, которую пригласила императрица. Я вернулся в спальню, чтобы отдохнуть. После этого катался в саду на велосипеде. Под вечер на автомобиле съездил в недавно купленный новый дом. В восемь часов ужинал, отдыхал, затем принял доктора Цзе Баочуаня. В одиннадцать лег спать.

6 августа.Встал в восемь часов. В десять принял Юань Личжуня. В одиннадцать часов завтракал и принял Цзе Баочуаня. В двенадцать принял Кан Ювэя. В час он ушел. Затем пришел наставник Чэнь Баошэнъ. В три часа отдыхал. Пришли на прием командир корпуса шаньдунской армии Би Шудэн и старший брат его жены — командир бригады Чан Чжиин. Они вскоре ушли. Прибыл У Чжанцай. Я спросил его, когда он едет на юг, и передал привет У Пэйфу. В шесть часов пришел Би Ханьчжан, вскоре ушел. Во время прогулки по саду встретил Жун Юаня, немного поговорил с ним. Затем пошел в помещение отдыхать".

По этому единственному сохранившемуся листку моего дневника за 1927 год можно судить, как обычно проходил мой день и с кем я тогда встречался. С 1926 по 1928 год Би Шудэн, Чжан Цзунчан и другие были постоянными гостями в моей резиденции. Кроме них, мне приходилось принимать Чжан Сюэляна, Чу Юйлу, Сюй Юаньцзаня, Ли Цзинлиня и других лидеров фэнтяньской группировки милитаристов. Первый, кто встретился со мной, был Ли Цзинлинь. Когда я приехал в Тяньцзинь, город только что заняли солдаты фэнтяньской армии, разбившей У Пэйфу. Генерал-губернатор провинции Чжили — ставленник фэнтяньской группировки. Ли Цзинлинь немедленно посетил меня как представитель местной власти и предложил свою защиту. Однако действие их военных приказов и правительственных декретов не распространялось на иностранные концессии.

В течение семилетнего пребывания в Тяньцзине я пробовал привлечь на свою сторону всех тех милитаристов, которых мне хотелось использовать. Каждый из них в той или иной степени давал мне повод надеяться. У Пэйфу называл себя моим подданным, Чжан Цзолинь бил мне челом, а Дуань Цижуй по собственной инициативе просил у меня аудиенцию. Больше всего надежд я возлагал на лидеров фэнтяньской группировки. Чтобы привлечь их на свою сторону, мне пришлось потратить немало сил и времени.

Однажды — это было в июне того года, когда я прибыл в Тяньцзинь, — Жун Юань радостно сообщил мне, что Чжан Цзолинь прислал мне через свое доверенное лицо, Ян Цзепу, 100 тысяч юаней и передал, что хотел бы встретиться со мной у себя. Узнав об этом, Чэнь Баошэнь немедленно заявил, что император ни в коем случае не должен посещать республиканского генерала, тем более что место встречи находилось за пределами концессии. Мне тоже казалось, что это будет унизительным и опасным, и я отказался. К моему удивлению, на следующую ночь Жун Юань привел Ян Цзепу, который сказал, что Чжан Цзолинь ждет меня у себя, и заверил, что на китайской территории мне гарантирована полная безопасность. Поскольку самому Чжан Цзолиню прибыть на территорию концессии неудобно, он просит меня пожаловать к нему. Жун Юань не раз говорил мне о преданности Чжан Цзолиня, к тому же я сам вспомнил, что совсем недавно он проявлял обо мне заботу. Еще раньше, во дворце, я слышал, что после Чжан Сюня Чжан Цзолинь больше всех других питал добрые чувства к Цинской династии. Поэтому, никому ничего не сказав, я сел в автомобиль и уехал.

Был ранний летний вечер. Я впервые выехал за пределы территории японской концессии. Подъехав к саду семейства Цао, где в то время жил Чжан Цзолинь, я увидел странный почетный караул у ворот: солдаты в серой форме держали в руках древние мечи, копья и современные винтовки. Мой автомобиль проехал между двумя рядами этого почетного караула и въехал в сад.