Она боялась его.

На расспросы княгини, что такое с Всеславом, Аскольд отвечал только одно:

– Об Изоке скучает! Он думал, что мы возвратим ему твоего брата.

Но Аскольду и самому становилось жалко своего любимца; они столько лет провели вместе, что сжились невольно, и теперь князь понимал, что никто иной, как он, виновник его тайных страданий.

А Всеслав, между тем, надумал все…

– Княже, долго мы жили с тобой, вместе хлеб-соль водили, – явился он к нему, – но теперь прости: не слуга я тебе больше.

– Как! Что? – встревожился Аскольд.

– Так, ухожу я, прости!

– Куда же ты идешь?

– На все четыре стороны, – уклончиво ответил Всеслав.

В Киев редко приходили вести с великого озера славянского.

Но если бы они приходили чаще, то Аскольд и Дир узнали бы о той тяжелой борьбе, которую пришлось выдержать с ильменскими славянами их бывшему другу Рюрику, ставшему Новгородским князем.

И эта борьба кончилась всецело в пользу единой власти, олицетворенной для разрозненных и враждовавших племен единым князем.

Рюрик, наконец, стал княжить на Ильмене совершенно спокойно.

Около этого времени появился на Ильмене пришелец из земель приднепровских.

Его тотчас же узнали и приняли в княжеских хоромах на Рюриковом городище. Многим он был еще памятен там.

Сам князь тотчас же поспешил принять его к себе.

Да и как было не принять старого товарища – ведь это был Всеслав, разделявший с Рюриком опасности не одного похода.

Но кто более всех обрадован был появлением Всеслава, так это Олег.

Ведь Всеслав явился недаром.

Он принес долгожданную весточку о тех, кого Олег в глубине своей могучей души считал изменниками общему делу.

Никак он не мог забыть того, что объявили они русскому князю, которым они были посланы покорить под его власть земли приднепровские, после того, как уже осели там.

«Ты будешь конунгом на севере, а мы – на юге, – уведомляли ярлы Рюрика. – Друг другу мы не помешаем, если же понадобится тебе наша помощь – можешь на нее рассчитывать; готовы мы вступить с тобой в союз. Изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности, и мы ярлы свободные, ни от кого независимые».

Независимые? Разве он, Олег, зависим от кого-нибудь, кроме уз дружбы? А он все-таки не изменил.

Еще тогда он предлагал Рюрику пойти и наказать виновных, но тот не пустил его.

– Нет, мой брат, у нас и здесь слишком много дел. А Киев, рано или поздно, от нас не уйдет – все равно наш будет, как и вся земля славянская. Ярлы нам же еще услугу делают – к Киеву дорогу прокладывают. Нам после них легче будет пройти, потому что они – такие же варяги, как и мы. Поэтому и оставим их в покое до поры до времени, пусть они там забавляются тем, что новое княжество на юге основали, все равно их княжество к нам перейдет. Да и сами ярлы наши, Аскольд и Дир, совсем не люди ратные. Они к тихой, мирной жизни склонны. Это ты знай!

– Ты прав, мой Рюрик, затаю я до поры до времени думы мои, но потом, знай, буду просить у тебя позволения разделаться с изменниками по-своему, – ответил, однако, Олег.

– Придет время, ты пойдешь на юг.

Увы! Во все времена, пока княжил на Ильмене Рюрик, для Олега было столько дел, что и подумать о новых завоеваниях некогда было, но теперь пришел с Днепра старый товарищ, который рассказывал нечто невероятное об Аскольде и Дире…

Олег отказывался верить, чтобы скандинавские ярлы могли так перемениться, но Всеслав приводил подтверждения, и не верить было нельзя…

Более всего возмутился Олег тем, что Аскольд не сдержал своей клятвы и не обратил в развалины Византию; при рассказе же о тех богатствах, которые скоплены были в Константинополе, глаза норманна загорелись блестящим огоньком…

– Клянусь Одином, – воскликнул он, – лишь только управится с делами Рюрик, мы пойдем, Всеслав, на Днепр, и беда тогда изменникам.

Он несколько раз пытался заговорить с Рюриком о Киеве, но тот на все доводы отвечал только одно:

– Не время еще!

Рюрик полагал, что норманны еще недостаточно укрепились на Ильмене, чтобы начинать новые походы с целью завоеваний.

Всеславу приходилось ждать…

Но вот Ильмень постигло горе.

Умер тот, кто объединил и укрепил его – Рюрик.

Только тогда народ славянский понял, кого он потерял.

Но не смертным бороться со смертью.

Рюрик был погребен, и его наследником стал его четырехлетний сын Игорь, а так как он был мал, то вместо него править ильменцами стал Олег. Теперь он был свободен…

Он мог бы сразу пойти на Днепр, но некоторые недовольные правлением Рюрика роды приильменские попробовали возмутиться.

Пришлось их усмирить…

Когда же и это дело было окончено, Олег не долго засиделся в Новгороде; собрав грозную рать, он вместе с Всеславом тронулся на ничего не подозревавших киевских князей.

В самом деле, никто в Киеве не подозревал той грозы, которая надвигалась на него с севера.

Аскольд и Дир – христиане, уже не проводили своего времени в бесконечных пирах и охотах. Нет, они всеми силами старались ввести в своей стране ту веру, которую исповедовали сами.

Однако нельзя сказать, чтобы им это удавалось.

Князья не желали действовать силой. Они своим примером, своей жизнью хотели увлечь за собой народ, но пример действовал далеко не успешно. Народ оставался равнодушным к верованиям князей и по-прежнему продолжал поклоняться истуканам.

Однако князья не теряли надежды на успех. Они строили христианские храмы, учили народ, но народ любил их за кротость, доброту, ласку, однако не хотел следовать за ними в деле веры.

Так шло время.

Однажды князьям пришли сказать, что у берега Днепра остановилась пришедшая с севера ладья с купцами, и эти гости, которые говорили по-славянски, желали бы, чтобы Аскольд и Дир спустились к ним, посмотрели их товары и приняли дары.

Такие посещения не были редкостью в Киеве.

Благодаря его князьям, все чаще и чаще прибывали в столицу южного славянского союза заезжие гости. Они торговали на славу. Товары их, порой малоценные, с большой выгодой обменивались на товары приднепровские. Гости и киевляне были довольны, а последние были рады прибытию купцов.

Заходили в Киев гости и с севера – с Ильменя…

К ним всегда выходили князья, подробно расспрашивали их о том, что происходит на великом озере славянском. Приблизительно они знали все, что там происходило…

Видя, что Рюрик ничего не предпринимает против них, Аскольд и Дир успокоились. Они уверились, что северный владыка вполне примирился с мыслью о разделе славянских земель и вовсе не желает идти на них войной, как они предполагали в первое время.

Но вдруг гости с севера исчезли и исчезли как-то сразу. Об Ильмене не стало ни слуху, ни духу, и князья обрадовались, когда узнали о прибытии ладьи оттуда…

Не подозревая ничего дурного для себя, Аскольд и Дир, в сопровождении всего только нескольких слуг, поспешили на зов.

Ладья была как ладья – обыкновенная купеческая, ничего в ней подозрительного не было, одно только казалось странным, что она стала в некотором отдалении от пристани, в месте глухом и безлюдном.

Казалось, тут купцам нечего было бы делать.

Однако князья не обратили на это внимания и подошли к самой ладье.

А, между тем, если бы только могли они знать, что таит в себе эта ладья и еще несколько стоявших в отдалении стругов, они не оставили бы так спокойно свои палаты…

Несмотря на свой невинный вид, эта ладья таила в себе гибель Аскольда и Дира…

Долгие годы полнейшей безопасности сделали когда-то безумно храбрых ярлов до нельзя беспечными, лишили их прежней наблюдательности…

Они не заметили в своей беспечности, что ладья несет на себе живой товар…

Их притупившийся слух не расслышал тихого бряцанья железа, тихо раздававшегося где-то внутри ладьи.