Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Весь народ восхваляет тебя и твою мудрость, несравненный!

– Знаю, все знаю – ты говоришь правду… А что о предстоящих ристалищах?…

– В Константинополе очень много мореходов, как я это теперь узнал, и народ на стороне голубых… Раздражать его опасно!

– Знаю… Пусть зеленые держатся как можно скромнее!… Но мною все довольны?

– Скучаю по тебе, великолепный, и все с восторгом встретят твое появление на ипподроме… Но я прошу у тебя одной милости…

– Уже? Как это скучно…

– Я прошу милости выслушать меня…

– А, говори!…

Василий поспешил рассказать, что произошло между Зоей и Никифором.

– Чтобы не раздражать голубых, я счел нужным для виду принять сторону Зои и приказал Никифору отдать ей этих пленных. Потом их можно будет снова взять, но, пока не кончились ристалища, голубые не должны иметь повода к возмущению народа.

– Так, так, ты поступил хорошо… Я хвалю тебя, – милостиво сказал Михаил. – Можешь оставить у себя мой перстень! Я вижу – он в хороших руках.

Сердце македонянина радостно забилось: счастье было в его руках!

22. ЗА МИГ ОТ ПРИЗНАНИЯ

Зоя, Изок и Ирина всю дорогу не вымолвили ни одного слова. Только вступая уже под портик своих палат, матрона, обращаясь к юноше и девушке, произнесла:

– Добро пожаловать! Вы оба входите сюда не как рабы, а как мои дорогие гости… Здесь, под этим кровом, вы находитесь пока в полной безопасности, а что будет потом, это мы увидим…

Эти слова удивили Изока и Ирину как нельзя более. Что могло это значить? Ведь еще так недавно они были жалкими рабами в руках грубых солдат, а теперь эта роскошно одетая, богатая, знатная матрона вдруг и в самом деле обращается с ними, как с дорогими гостями, не обращая даже внимания на то, что они были презираемыми в Византии варварами.

К их услугам явились рабы; как Ирине, так и Изоку было отведено по особому покою, им поданы были лучшие яства и пития…

Только сама хозяйка не выходила к ним.

Утолив первый голод, Изок снова почувствовал, что усталость последних дней берет свое. Оставшись один, он не мог преодолеть дремоты и быстро заснул крепким молодым сном, заставляющим забывать все на свете.

Ирина напротив, несмотря на все перенесенные волнения и усталость, и не думала спать. Теперь, очутившись одна сама с собой, она снова пережила все случившееся, и, чем больше она думала над событиями этого дня, тем все более и более разгоралась в ней ненависть ко всей Византии и, вместе с тем, зарождалось желание отмщения тому грубому патрицию, которого она считала главной причиной своего плена и смерти старого деда.

Ни вмешательству знатной матроны, ни ее обращению с ними она не удивлялась. По своей наивной простоте она принимала все это как должное. Она считала себя во всем безусловно правой и думала, что вместе с нею в ее правоте должен быть уверен весь мир, и всякий должен ей помочь, раз с ней случилась какая-нибудь беда.

Так прошел весь этот день, наступил другой, за ним третий, а Зоя все еще не показывалась своим гостям. Изок и Ирина начинали скучать.

Зоя же с умыслом не выходила к молодым славянам. Она желала дать им время оглядеться, освоиться с своим положением и, вместе с тем, подыскивала способы не только к их освобождению, но и к тому, чтобы дать им обоим возможность вернуться в родную страну на Днепре.

За это время ее несколько раз навестил вождь «голубых» эпарх Анастас, пользовавшейся из-за болезни Вардаса расположением матроны. Он сообщил ей, что македонянин Василий быстро возвышается, что его положение фаворита императора становится все прочнее и прочнее уже по одному тому, что Михаил почти что не может обходиться без его совета.

О Никифоре ничего не было слышно. Зоя мало-помалу начинала успокаиваться.

Более покойная, она могла теперь явиться с сиротам, которым она дала приют в своем роскошном доме.

Изок и Ирина встретили ее появление громким криком радости.

Наконец-то они увидели ту, которая была так добра к ним в это время. Ирина с восторгом протянула к ней руки, Изок благодарным взглядом смотрел на нее.

Зоя была растрогана этой встречею.

– Дети, вижу я, что вы благодарны мне, – говорила она с ними, прижимая к своему сердцу Ирину и протягивая руку Изоку. – Вижу это и чувствую себя счастливой… Видно, не совсем я покинута судьбой, пославшей мне вас… Счастливы ли вы?

– Благородная госпожа, – ответил за себя и за сестру Изок, – мы всем довольны здесь, в твоем доме, и, родись мы в Византии, счастливее нас не было бы в целом мире! Но подумай сама, можно ли быть счастливым вдали от родины, в позорном плену?…

– Ты прав, Изок, я понимаю тебя… Но что ты скажешь, если я нашла средства доставить вам и это счастье?…

– Неужели? О, благородная госпожа! Перун вознаградит тебя за эту доброту!… А мы?… Чем мы, бедные сироты, можем отплатить тебе за это?

– Вы вспомните обо мне, когда будете у себя… Поклонитесь величавому Днепру и передайте его приволью вздох моей груди… Знаете, на этих днях в Константинополе на ипподроме должно будет происходить ристалище. Когда весь народ и приближенные императора будут на ипподроме, мои рабы выведут вас отсюда и проводят на трирему «морское судно», которая и отвезет вас на родину.

– А сама ты?

– Я! Что вам до меня?…

– Но ты – такая же славянка, как и мы…

– Для меня все кончено… Я должна кончить мою жизнь здесь… Так, верно, суждено мне при рождении!… Но не будем говорить об этом… Итак, вы видите, что все благоприятствует тому, чтобы вы, дети, вернулись на родину.

– Не знаем, как и благодарить тебя, добрая госпожа!

– Расскажите мне о своей жизни…

О Днепре…

О вашем отце…

Завязалась мирная беседа. Изок повел речь обо всем, что делалось на родине. С нескрываемым восторгом рассказал он, как явились на Днепр норманнские витязи Аскольд и Дир, как они помогли полянам освободиться от хазар и, наконец, стали сама править полянами, защищая их от набегов буйных соседей за очень умеренную дань. Большое место в этом рассказе Изока заняли и похождения его отца, Всеслава, ставшего одним из приближенных к Аскольду витязей.

– А о сестре своей не вспоминает ваш отец? – тихо спросила Зоя, перебивая рассказчика.

– Он часто говорил мне о ней…

Изок хотел еще что-то прибавить, но заменявший дверь занавес в это время с шумом распахнулся. Зоя даже вскрикнула от неожиданности, но тотчас же успокоилась: в стремительно вошедшем мужчине она узнала эпарха Анастаса.

Он был бледен, тяжело дышал и, едва войдя в покой, тотчас же упал на сиденье.

– Зоя, Зоя! – прошептал он. – Грозит беда!

– Что с тобой, Анастас? Какая беда? Кому?

– Прежде всего им, – указал он на Изока и Ирину, – а потом, может быть, и тебе…

– Что же случилось?

– Михаил отдал приказ схватить их…

– Не может быть!

– Я знаю это из дворца… Пусть они бегут… Но поздно!… Слышишь?… У входа раздавался топот многих ног, бряцанье оружия.

– Именем императора! – послышался хорошо знакомый Зое насмешливый голос Никифора.

23. КОВАРСТВО

Напрасно Зоя была так спокойна относительно Склирены. Ближе, чем кому-либо другому, ей должен был быть известен мстительный характер подруги…

Склирена занимала в Константинополе такое же положение, как и Зоя. Она была вдова сенатора, но предпочитала свободу брачным узам, хотя в Византии того времени они были вовсе не тяжелы.

К Изоку она питала чисто животную страсть, а так как ее чувства были не разделены, и страсть осталась не удовлетворенною, то она разгорелась еще более и охватила все существо Склирены.

Когда Никифор рассказал ей о том, что Зоя отняла у него Изока (об Ирине он нашел нужным умолчать), Склирена сразу почувствовала, как в ее сердце вспыхнула ненависть к подруге. Марциан был прав, когда сказал Никифору, что ревность женщины можно всегда направить по какой угодно дороге. Так и случилось со Склиреной. Она не желала знать, какие побуждения заставили Зою поступить так, и была уверена, что подруга завладела для самой себя предметом ее страсти.

24
{"b":"15345","o":1}