— Спокойно, — Изин отпрянул. — Это всего лишь я.

Андер медленно разжал кулак, выпустил рубаху Изина.

— Долго же тебя не было, — проворчал он.

— Пришлось отвечать на много вопросов, — оправдывался Изин, расправляя рубаху, смятую на груди цепкими пальцами Андера. Изин, мужчина среднего роста и сложения, — жрец высокого ранга, служит богине Калле. Лоб его пересекают глубокие морщины, в глазах читается тревога. На груди болтается на длинной цепочке амулет Каллы. Изображение богини. Беременная женщина с пышной грудью и необъятными бедрами.

— Что за вопросы?

— В основном, о тебе. Они боятся, что ты… — Изин замялся, не желая обидеть собеседника.

— Не в своем уме, — закончил за него Андер. Не впервой.

Изин кивнул.

— Надо поторопиться, — сказал он, взглянув на луну. — Поздно уже.

Он повернулся к западу, к центру города.

— Сколько народу нам дадут?

Как обычно, Андер не спросил, куда ведет его Изин. Какая разница? Они ходили по храмам, уговаривали людей начать подготовку к вторжению нифилим. Изин рассказывал, убеждал, а Андер ожидал позади. Жрец обычно просил его поведать о выпавших на его долю приключениях, и Андер выкладывал все, выделяя самые ужасающие детали. Он так часто рассказывал о смерти Сокола, что и сам почти поверил, что видел ее собственными глазами. Его часто перебивали, расспрашивали о подробностях. Андер старался отвечать на все вопросы, какими бы глупыми они ему ни казались. Потом его отсылали прочь и обсуждали сложившуюся ситуацию уже без него. Он не обижался. Так было всегда, да он и чувствовал себя лучше под открытым небом. Стены громадных кирпичных и каменных сооружений давили на него.

— Нисколько, — ответил Изин. — Бойцов не дадут.

Они свернули на узкую улочку, бегущую вдоль одного из каналов.

— Нисколько?

— Нам предоставят носильщиков для доставки войскам пищи и воды.

— Что за ерунда, — фыркнул Андер, но Изин возразил:

— Не совсем. Без носильщиков не обойтись, а мощь Создателя неизмерима, и…

— Куда теперь? — оборвал его на полуслове Андер. Ему не хотелось снова, в который уже раз, выслушивать лекцию о богах, богинях и их предполагаемых возможностях.

— Доран ждет нас.

Изин подвел Андера к узкому пешеходному мостику возле большого трехэтажного дома.

Доран — еще один священнослужитель храма Каллы. Он моложе, чем Изин, крепче, но и его волосы уже подернуты сединой. Седина придает его внешности солидность. И к жизни он ближе, общается с горожанами на улицах, тогда как Изин склонен к затворничеству, сидит в храме да размышляет о высоком. Андер и Изин вербовали людей, а Доран тем временем собирал оружие и снаряжение, в чем весьма преуспел. Уже в половине городских кузниц ковали кистени, булавы и двуручные боевые топоры.

Андер встретился с Дораном на третий день своего пребывания в Кан-Пураме. Он уже совался в поместья богачей, но дальше рабов-привратников не прорвался. Никто не хотел разговаривать с каким-то неизвестным оборванцем. Злой и голодный, он бродил по городу, пока не вышел к храму Каллы. Сначала он подумал, что перед ним громадный торговый склад. Мощные стены, маленькие окна… Но перед входом стояли два человека и раздавали благословения. Не пищу, не воду, а только благословения. Жрецы.

Андер рассказал им о своем бегстве с рудников Нифилим, об опасности, угрожающей городу. Младший жрец от него отмахнулся, но Доран отнесся к его рассказу серьезнее. Он пригласил Андера в храм, накормил и представил Изину. И они приступили к делу.

— Что мы будем делать, когда встретимся с Дораном? — Его раздражала инертность горожан. Дюжина там, сотня здесь… И вот, пожалуйста: несколько часов потрачено на то, чтобы завербовать десяток носильщиков.

— Доран договорился о встрече со жрецом Молоха.

— Еще какая-нибудь мелкая секта?

Изин засмеялся.

— Самый богатый храм в Кан-Пураме.

— Почему же мы сразу к ним не обратились?

— Не так все просто. Верховный жрец храма, Килимон, в молодые годы вел разгульную жизнь, говорят, даже был разбойником. Но с возрастом сильно изменился. Сейчас он противник всякого насилия. Вряд ли он нам чем-то поможет. Поэтому Доран зашел с другой стороны: он встретился с помощником Килимона. Шамаш разумнее своего вождя. С ним можно иметь дело.

— Значит, все улажено?

— Не совсем. Шамаш хочет тебя послушать. Вся надежда на то, что он тебе поверит.

— А не поверит — Кан-Пураму конец.

Изин вздохнул.

Килимон восседал посреди молитвенного зала на неудобной табуретке и пытался сосредоточиться. Мешало тело, тленная плоть. Ныла спина, затекали ноги… Он заерзал на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее.

Последние две недели он размышлял о взаимоотношениях тела и разума, об осязаемости одного и неуловимости другого. А боги? Есть у них тела? И если есть, то похожи ли они на человеческие? Подвержены ли старению, распаду, ранениям? Сотни, даже тысячи историй слышал Килимон, и все они противоречили одна другой. Проблема сложная, но решить ее надо.

Да вот беда, никак не сосредоточиться! Мысли Килимона ускользали, как вода сквозь песок. Память отказывалась служить: многое забылось, воспоминания стерлись.

Килимон тяжко вздохнул, ощущая, как выдыхаемый воздух щекочет усы. «Не волнуйся, — приказал он себе. — Успокойся, сядь поудобнее». За много лет медитации на этом самом месте он лишь несколько раз устраивался у стены и опирался на нее, но сейчас снова решился на это. Он сменил позу, вытянул перед собою ноги.

Монашки заканчивали свои молитвы. Чаще всего Килимон не обращал на них внимания. Но сейчас до него доносился шорох их шагов, он слышал, как они задувают свечи, как журчит струйка ароматического масла, заливаемого в светильник. Он почувствовал даже движение воздуха, легкий ветерок, когда одна из женщин прошла близко от него. Каждый раз, поднимая покрывало с лица, они отворачивались. Интересно, чью скромность они берегли: его или свою собственную. Его давно уже не волновала близость этих греховных сосудов.

Выполнив все предписанные процедуры, монахини одна за другой покинули молельный зал. Шорох одежды, скрип двери — и вот он остался один. С восходом солнца они снова примутся за труды. Вся работа в храме возложена на их плечи. Приготовление пищи, уборка, беседы со вдовами и молодыми матерями, уход за новорожденными и лечение приобщенных. Даже возделывание сада и ремонт помещений. Килимон иногда удивлялся, откуда у них берутся силы. Давно он уже пришел к убеждению, что женщины выносливее мужчин. Ему бы их энергию!

На мгновение показалось, что в зале абсолютно тихо. Килимон снова попытался сосредоточиться на своих думах, но тут что-то словно задело его макушку. Пожалуй, даже не прикосновение, а легкое дуновение.

Килимон открыл глаза и огляделся. Помещение освещалось факелами, закрепленными в угловых кронштейнах. Факелы горят ровным пламенем, хватит еще надолго. В юго-восточном углу, слева от двери, над факелом порхает крохотная летучая мышь.

Такие крошки обычно селятся под городскими мостами, а по ночам стаями носятся над каналами. Этот зверек метался от стены к стене, искал выход. Утомившись, прицепился к одной из потолочных балок и приступил к вечернему туалету. Тщательно очистив мордочку и уши, летучая мышь накрылась крылом и затихла. «Пример воздержания в природе», — подумал Килимон не без некоторой зависти. Завтра ее поймают и выпустят на волю, но сегодня она поможет ему в размышлениях.

И снова Килимону не удалось сосредоточиться. Лишь только он в очередной раз закрыл глаза, как раздался стук в дверь. «Странно», — подумал он. Слишком поздний час для посещений. Все знали, что он любит поразмышлять в уединении перед отходом ко сну. Но к этой помехе его уже подготовило появление летучей мыши, поэтому он чуть ли не обрадовался, увидев в приоткрытой двери голову Шамаша.

— Господин… — полувопросительно промолвил Шамаш.

Килимон поднялся, чтобы приветствовать помощника.