В бледно-зеленом свете Арби четко разглядел рапторов. Их было двенадцать, и все они направлялись к вышке. Один из хищников шествовал чуть впереди и был, вероятно, вожаком. Но в остальном стаде трудно было определить какие-либо взаимоотношения. Все они рычали и слизывали с морд кровь, вытирая их когтистыми лапами. Этот жест казался настолько разумным, почти человеческим. В приборе ночного видения их глаза светились ярко-зеленым огнем.

Судя по всему, они не замечали вышки. Они ни разу не посмотрели вверх. Но хищники явно направлялись сюда.

Внезапно кто-то выхватил прибор из рук Арби.

– Прошу прощения, – заявил Левайн.

– Ты бы их даже не заметил, если бы не я, – обиделся Арби.

– Спокойно, – сказал Левайн. Он поднял прибор ночного видения к глазам, настроил и сообщил о том, что увидел. Двенадцать особей, в двадцати футах.

– Они нас видят? – тихо спросил Эдди.

– Нет. Мы находимся с подветренной стороны, так что унюхать они нас тоже не могут. Мне кажется, что они просто идут по охотничьей тропе, которая лежит под этим деревом. Так что, если мы будем сидеть тихо, они просто пройдут мимо.

Радио Эдди затрещало. Он быстро выключил его.

Все уставились вниз, на равнину. Ночь уже стала тихой и спокойной. Дождь прекратился, сквозь разрывы туч проглядывала луна. Рапторов было еле видно – темные тени на серебристой траве.

– А они могут нас здесь достать? – прошептал Эдди.

– Вряд ли, – так же шепотом ответил Левайн. – Ты почти в двадцати футах над землей. Думаю, все будет в порядке.

– Но ты сказал, что они могут лазить по деревьям.

– Тс-с-с! Это не дерево. А теперь все прикусили языки. Малкольм щурился от боли, когда Торн укладывал его на стол во втором трейлере.

– Похоже, мне не особо везет во время экспедиций, правда?

– Ничего страшного, – возразила Сара. – Не волнуйся, Ян.

Торн держал фонарь, пока Сара срезала брюки Малкольма. В правой ноге зияла глубокая рана, и он потерял много крови.

– Аптечка у нас есть? – спросила Сара.

– Снаружи, где мы цепляли мотоцикл, – ответил Торн.

– Принеси.

Торн вышел. Малкольм и Сара остались наедине. Она навела свет фонаря на рану, внимательно разглядывая повреждения.

– Очень плохо? – спросил Малкольм.

– Могло быть хуже, – бросила Сара. – Жить будешь, не помрешь.

На самом деле рана была глубокой, почти до кости. Только чудом не была повреждена артерия. Зато рана сильно загрязнилась – в нее попало и машинное масло, и трава, смешавшись в неопределенную красную массу. Нужно это вычистить, но Сара хотела сперва вколоть Малкольму морфий.

– Сара, – сказал Малкольм. – Я обязан тебе жизнью.

– Ерунда, Ян.

– Нет-нет, правда.

– Ян, – она посмотрела на него в упор, – это не похоже на тебя.

– Ничего, пройдет, – сказал он и чуть улыбнулся. Она знала, что его сейчас терзает сильная боль. Вернулся Торн с аптечкой. Сара наполнила шприц, выпустила из кончика иглы струйку и воткнула Малкольму в плечо.

– Ой! – скривился он. – Сколько ты ввела?

– Много.

– Почему?

– Потому что мне надо почистить рану, Ян. И этот процесс вряд ли тебе понравится.

Малкольм вздохнул.

– Не одно, так другое, – сказал он, обращаясь к Торну. – Давай, Сара, делай свое черное дело.

Ричард Левайн следил за приближающимися рапторами сквозь очки ночного видения. Они двигались россыпью, характерной подпрыгивающей походкой. Левайн присматривался к ним, надеясь заметить в стае какие-либо признаки организованности, упорядоченности, разделения на доминирующие и подчиненные особи. Велоцирапторы были весьма смышлеными рептилиями, благодаря чему у них вполне могла существовать некая иерархия, которая оказала бы влияние на порядок передвижения стаи. Однако Левайну не удалось разглядеть ничего подобного. Стая скорее напоминала банду мародеров, совершенно беспорядочную и неуправляемую шайку, где каждый постоянно шипел и огрызался на своего сотоварища.

– Неподалеку от Левайна скорчились на вышке Эдди и дети. Эдди обнимал ребятишек, пытаясь успокоить их. Мальчик дрожал от страха. С девочкой, кажется, было все в порядке, она выглядела куда более спокойной.

Левайн вообще не понимал, чего тут бояться. Здесь, на высоте, они были в абсолютной безопасности. Он наблюдал за приближающейся стаей с чисто академическим интересом, пытаясь обнаружить в быстрых движениях рептилий некую упорядоченность.

Несомненно, они следовали по своей охотничьей тропе. Путь их в точности совпадал с путем, который ранее проделали паразавры: вверх по берегу реки, затем подняться на небольшую возвышенность и далее – мимо опор вышки. На саму вышку рапторы не обращали ни малейшего внимания. Судя по всему, они интересовались в основном друг другом.

Животные обогнули угол конструкции и собрались было продолжить свой путь, когда ближайшая из рептилий вдруг остановилась. Стая пробежала вперед, а отставший раптор все стоял, нюхая воздух. Затем он наклонился и начал шарить мордой в траве у подножия вышки.

«Что он делает?» – удивился Левайн.

Отставший раптор заворчал, продолжая рыться в траве. Затем он выпрямился, что-то зажав в когтистых пальцах своей верхней конечности. Левайн сощурился, пытаясь рассмотреть, что это такое.

Это был кусочек конфетной обертки.

Раптор поднял голову и мерцающими глазами посмотрел на верхнюю площадку вышки, прямо в глаза Левайну. А затем зарычал.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил Торн.

– Мне становится все лучше и лучше, – отозвался Малкольм и вздохнул, расслабляя мышцы. – Видите ли, существуют причины, по которым люди тянутся к наркотикам.

Сара Хардинг надела на ногу Малкольма надувную пластиковую шину для фиксации костей и спросила Торна:

– Скоро прилетит вертолет? Торн бросил взгляд на свои часы:

– Меньше чем через пять часов. Завтра на рассвете.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Хардинг кивнула:

– Хорошо. С ним все будет в порядке.

– У меня все отлично, – сонным голосом подтвердил Малкольм. – Жаль только, что эксперимент уже закончился. Это был такой замечательный опыт! Такой элегантный, такой уникальный! Дарвину и не снилось подобное. Хардинг негромко сообщила Торну:

– Я собираюсь очистить рану прямо сейчас. Подержите его ногу. – Затем сказала вслух: – Так что там не снилось Дарвину, а, Ян?

– То, насколько сложной системой является жизнь, – откликнулся он, – и все, что связано с ней. Местность, пригодная для обитания вида. Соответствующие дороги. Булеановы сети. Самоорганизующееся поведение. Бедный человек! О-ох! Что вы там творите?

– Просто расскажи нам, – попросила Сара, продолжая заниматься раной, – разве Дарвин и понятия не имел...

– О том, что жизнь так невероятно сложна, – подхватил Малкольм. – Никто не осознает этого. Я хочу сказать – в единственной оплодотворенной яйцеклетке содержится сто тысяч генов, которые действуют совершенно согласованно, в нужное время включаясь в процесс и выходя из него – для того, чтобы превратить эту единственную яйцеклетку в полностью развитое живое существо. Эта единственная клетка начинает делиться, но получившиеся в результате этого клетки отличаются от нее. Каждая из них имеет свое предназначение. Одни образуют нервные волокна, другие – внутренности, третьи – конечности. Каждый набор клеток следует собственной программе, развиваясь и взаимодействуя друг с другом. В конечном итоге мы видим двести пятьдесят различных видов клеток, и все они развиваются совместно, точно в нужный срок. Именно тогда, когда организм нуждается в системе кровообращения, сердце начинает биться. Именно тогда, когда телу нужны гормоны, железы начинают вырабатывать их. Неделю за неделей происходит это невообразимо сложное развитие – происходит в совершенстве... в совершенстве. Ни одному роду человеческой деятельности не удалось и близко добиться подобного совершенства. Я хочу сказать – вы когда-нибудь строили дом? Дом – это сравнительно простая конструкция. Но даже при этом рабочие ухитряются соорудить неровные ступеньки, поставить раковину в кухне обратной стороной, а обойщик никогда не приходит в назначенный срок. Все и вся идет наперекосяк, все неправильно, неверно. Но муха, самая обычная муха, которая садится на бутерброд рабочего, решившего перекусить, – эта муха совершенна! Ох! Осторожнее!