Так, львы. Вот уж точно кошмарные твари. Хотя их называют царями зверей, на самом деле они злобны и...

Зазвонил телефон.

– Макена, – скомандовала Сара.

Телефон зазвонил снова. Кому же это не терпится?

Сара нахмурилась. Львы завертели головами, прислушиваясь.

Макена пошарил под приборной доской, ища трубку. Телефон успел зазвонить еще трижды, прежде чем отыскался.

– Да, доктор Хардинг здесь, – услышала Сара. Помощник протянул ей трубку:

– Это доктор Торн.

Она неохотно сняла очки и поднесла трубку к уху. Торна Сара хорошо знала, именно он делал большую часть снаряжения для ее джипа.

– Док, надеюсь, что вы с чем-то срочным?

– Да, – ответил Торн, – я хочу поговорить о Ричарде.

– Что с ним? – Сара уловила в его голосе беспокойство.

– Он не говорил с вами о своих исследованиях?

– Нет, а что?

– Совсем ничего не говорил?

– Нет, он всегда скрытничал. Но мне показалось, что он нашел популяцию животных, которые живут в какой-то замкнутой биологической системе. Вот и все. Вы же знаете, какой он. И что?

– Он пропал, Сара. Мы с Малкольмом считаем, что он в порядочной переделке. Сейчас он находится на одном острове возле Коста-Рики. И мы сейчас собираемся лететь за ним.

– Сейчас?

– Ночью. Вылетаем через пару часов в Сан-Хосе. Ян со мной. Мы хотим, чтобы ты присоединилась к нам.

– Док, – фыркнула Сара, – даже если я успею на утренний рейс из Серонеры в Найроби, у меня уйдет целый день на перелет. И это если повезет. Я имею в виду...

– Решай, – перебил ее Торн. – Я дам тебе координаты, а ты решай.

Он продиктовал ей все, что знал, а Сара записывала в блокнот, положив его на сгиб локтя. Потом Торн попрощался и отключился.

Хардинг стояла, глядя на африканскую ночную саванну, и ветер холодил ей щеки. Из темноты доносилось урчание и рык львов. Здесь была ее работа. Ее жизнь.

– Доктор Хардинг? – спросил Макена. – Что будем делать?

– Возвращаемся, – ответила она. – Мне нужно собираться.

– Вы уезжаете?

– Уезжаю.

Торн вел машину к аэропорту, позади меркли огни Сан-Франциско. Малкольм развалился на переднем сиденье. Он оглянулся на трейлер, катящий за ними, и спросил:

– Эдди в курсе, куда нас несет?

– Да, – кивнул Торн. – Но, по-моему, он не поверил.

– А дети?

– Нет.

Раздался негромкий писк. Торн достал небольшую черную коробочку пейджера. Огонек мигал. Он развернул экран и протянул коробочку Малкольму.

– Прочитай вслух.

– Это от Арби, – сказал Ян. – «Счастливого пути. Если понадобится наша помощь, звоните. На всякий случай мы будем начеку». И номер.

Торн рассмеялся:

– Замечательные ребята! Не сдаются до последнего. – Потом он стал серьезным, словно ему пришла в голову неожиданная мысль. – Когда отправлено послание?

– Четыре минуты тому. Пришло по сети.

– Ладно, просто проверяю.

Они повернули направо, к аэропорту. Вдали показались огни вокзала. Малкольм мрачно глядел на дорогу.

– Глупо бросаться вперед, очертя голову. Так не годится.

– Да все будет в порядке. Главное, чтобы мы попали на нужный остров.

– Без вариантов.

– Откуда ты знаешь?

– Я не хотел говорить при детях о самой важной улике. Несколько дней назад Левайн видел тушу одного из зверей.

– Да ну?

– Ему повезло – он увидел прежде, чем власти сожгли ее. И обнаружил на теле метку. Ричард срезал метку и прислал мне.

– Метку? Что, клеймо?

– Нет, метку, как на биологических образцах. Она была старой и пострадала от серных паров.

– Наверное, вулканических.

– Наверняка.

– Ты сказал, она была старой?

– Несколько лет, – ответил Малкольм. – Но самое интересное заключалось в том, как животное погибло. Левайн пришел к выводу, что животное было ранено еще при жизни – глубокая рваная рана до самой бедренной кости.

– Ты думаешь, что его ранил другой динозавр? – спросил Торн.

– Именно так. Наступила тишина.

– Кто, кроме нас, знает об этом острове?

– Понятия не имею. Но кто-то сильно пытался разузнать. В мой кабинет недавно вломились и все перефотографировали.

– Великолепно, – вздохнул Торн. – Но ты же не знал, где находится этот остров?

– Нет, тогда я еще не сопоставил все данные.

– Как ты думаешь, кто-нибудь мог успеть раньше нас?

– Нет, мы первые.

Льюис Доджсон распахнул дверь с табличкой «Животные», и все собаки тут же залились громким лаем. Доджсон прошел по коридору, вдоль которого по обе стороны тянулись клетки высотой в три метра. Это здание было достаточно большим – калифорнийский отдел «Биотина» в Купертино требовал много животных для опытов и тестов.

Рядом с ним семенил Россайтер, глава компании, который брезгливо смахивал шерстинки со своего итальянского костюма.

– Паскудное место, терпеть его не могу, – сказал он. – Для чего ты меня сюда затащил?

– Потому что нам нужно поговорить о будущем, – ответил Доджсон.

– Здесь воняет, – пожаловался Россайтер и глянул на часы. – Давай побыстрее.

– Поговорим здесь, – сказал Доджсон, заводя главу компании в стеклянную звуконепроницаемую кабинку посреди здания. Лай сразу же стих. Но через стекло было видно, как заходятся собаки в клетках.

– Дело простое, но важное, – сказал Доджсон, меряя шагами маленькую комнату.

Льюису Доджсону минуло сорок лет, у него были гладкие щеки и большие залысины. Он казался моложавым человеком, с мягкими манерами. Но внешность вводила в заблуждение – Доджсон с младенчески гладкими и розовыми щеками был одним из самых жестоких и агрессивных генетиков своего поколения. Это противоречие отразилось и на его карьере – неплохо успевающий студент Хопкинса, он был исключен за попытку, ставить опыты с генетическим материалом человека. Позже он вакцинировал фермеров в Чили, а те так и не узнали, что были привиты новым, неопробованным штаммом.

И всякий раз Доджсон оправдывался тем, что у него не было времени, что его ученые разработки могли погрязнуть в тупых запретах, выдуманных для недалеких простаков. Он говорил, что «нацелен на результат», на самом же деле он просто не стеснялся в средствах и достигал цели любым способом. Еще Доджсону нравилось преподносить себя как выдающегося первооткрывателя, ученого-исследователя. Увы, ему не хватало таланта что-либо открывать самому, он никогда не принес в науку ничего нового. Он был настоящим паразитом – умел хвататься за открытия, сделанные кем-то другим. Он великолепно «первооткрывал» чью-либо работу, похищая разработки других ученых на ранних стадиях. В этой области ему равных не было. Уже много лет он возглавлял в «Биосине» отдел реверсивной инженерии, который (в теории) изучал продукцию конкурентов и определял, каким образом она была произведена. Но на практике этот отдел был посвящен промышленному шпионажу.

Россайтер, естественно, не питал никаких иллюзий насчет Доджсона. Он не любил ретивого шпиона и старался встречаться с ним пореже. Доджсон постоянно балансировал на грани закона, да и с начальством держался запанибрата, что сильно нервировало Россайтера. Но глава компании прекрасно знал, какая конкурентная борьба ведется между современными биотехнологиями, а значит, такой человек, как Доджсон, – необходимое и неизбежное зло. Каждый хотел бы иметь такого работника. И Доджсон прекрасно знал свое дело.

– Сразу перейду к сути дела, – сказал шпион, поворачиваясь к начальнику. – Если мы будем шевелиться, мы первыми захватим технологии «ИнГена».

– Опять... – вздохнул Россайтер.

– Знаю, Джеф! Знаю, что ты думаешь. Признаю, что несколько надоел...

– Надоел? Ты постоянно проигрывал с этой компанией, вот и все! Мы уже лезли во все дырки. Черт, мы даже выкупили ее, поскольку ты сказал, что это выгодно. Черта с два! Японцы уперлись рогом, и все.

– Я понимаю, Джеф. Но давай не будем забывать...