Этот закон означал полную победу ортодоксии, как ее сформулировали на Никейском соборе в 325 г. и как ее понимали в Риме и в Александрии. Одновременно эдикт являлся законченным, так сказать, выражением религиозном нетерпимости, ибо по воле правителя навязывает одно вероисповедание всем подданным — даже язычникам, если строго следовать его букве. Важным в этом акте было также подтверждение светской властью названия «католики». Оно и поныне используется в этом же значении, хотя мало кто знает, кому оно обязано своим официальным статусом.

Несмотря на то что болезнь оказалась не смертельной, император еще многие месяцы не мог выезжать из Тессалоников. Этим не преминули воспользоваться вестготы и снова принялись нападать на земли Балканского полуострова. Часть из них под предводительством Фритигерна, победителя при Адрианополе, двинулась на юг, к Фессалии и Греции, а другие отряды шли вдоль Дуная на запад, через Мезию к Паннонии. Территории на их пути подвергались ужасному разграблению, а население, успевшее укрыться в укрепленных городах, вымирало от голода, так как посевы были уничтожены.

Встревоженный такими вестями Грациан опять поспешил в Сирмий. Не исключено, что в сентябре он встретился там с Феодосием. На Балканах он ставил двух хороших полководцев, франков по происхождению, Арбогаста и Баутона, и, вероятно, заключил соглашение с готами, позволявшее им селиться в Паннонии, и обещая снабжать продовольствием. Таким образом, они становились вроде как союзниками Рима. Однако, по сути, с римским господством на Нижнем Дунае — на территории части нынешней Венгрии, бывшей Югославии и Болгарии — было покончено. Эти земли, разоряемые, эвакуируемые, заселяемые чужаками, принадлежали империи лишь номинально.

В ноябре 380 г. Феодосий покинул Тессалоники и вступил в Константинополь почти что триумфатором. С тех пор столица на Босфоре была его резиденцией более десятилетия, вплоть до самого конца правления, с небольшими перерывами. Ни один из его предшественников не жил там так долго, что, несомненно, имело значение для поднятия престижа города, которому уже через пятнадцать лет предстояло стать столицей фактически отдельного государства, называемого Византийской империей. А тем временем Феодосий и его двор могли пользоваться всеми удобствами и преимуществами, которые предоставлял большой город, мощным стенам обязанный безопасностью, а постоянным морским поставкам из нетронутых войной провинций — изобилием всего, чего душе угодно. Наверняка эта атмосфера благополучия, спокойствия и достатка расслабляюще подействовала на императора, и тот сразу позабыл о войне и занялся, прежде всего, спорами, накаляющими страсти внутри христианских общин на Босфоре. Как будто за стенами города не происходило ничего страшного и не было более важных дел.

Уже на третий день после своего торжественного въезда цезарь изгнал арианского епископа Константинополя и окружил демонстративной опекой Григория из Назианза, ревностного приверженца ортодоксии. Религиозные вопросы, борьба с ересями и язычеством, персональные конфликты постоянно занимали Феодосия. Так он претворял в жизнь эдикт, изданный в Тессалониках.

А тем временем — как патетически и образно восклицает греческий историк Зосима, писавший свой труд более столетия спустя, но пользовавшийся, разумеется, ранними источниками — во всех городах и деревнях раздавались стенания и плач народа, безжалостно обираемого сборщиками налогов. У нищих отбирали, рассказывает историк, и те последние крохи, что им оставили варвары, притом не только деньги и женские украшения, но даже дрянную одежду. А посему, утверждает Зосима, повсюду призывали захватчиков, ибо в них видели избавление.

Конечно, в этой картине эпохи упадка много преувеличено. И, прежде всего то, что историк, кажется, принимает во внимание только балканские провинции, и в самом деле страшно пострадавшие от нашествия варваров. А ведь сборщики налогов усердствовали наверняка еще больше в южных и западных провинциях, еще не затронутых набегами.

Но в этом высказывании можно расслышать и эхо трагической дилеммы, вставшей перед властью и обществом в целом в тот век упадка империи. Чтобы содержать армию и откупаться от врагов, приходилось облагать население все большими поборами, что вызывало понятное недовольство, возмущение и сопротивление властям, в которых видели воплощение вселенского зла. Отсюда и возникали идеи воистину самоубийственные, что при варварах было бы легче и свободнее, так как они хоть и грабят, но не требуют никаких податей. Впрочем, очень скоро оказалось, что пришельцы и этому способны научиться.

К счастью для Феодосия и империи, среди вестготов не было единства. Между ними постоянно вспыхивали споры на фоне племенных, религиозных и межличностных разногласий. Самым острым был, пожалуй, конфликт между язычником Атанариком и христианином Фритигерном, победителем под Адрианополем. В конце концов, Атанарик почувствовал себя столь неуверенно ввиду растущей популярности в народе Фритигерна, что решил укрыться со всем своим окружением в Константинополе. При этом он, похоже, позабыл о своей давней клятве никогда не ступать на римскую землю, из-за которой его переговоры с императором Валентом происходили посреди Дуная, реки пограничной.

Атанарик приблизился к вратам города в начале января 381 г., а Феодосий вышел ему навстречу, проявляя тем самым уважение к прославленному неприятельскому вождю. Германцы, впервые оказавшиеся в огромной метрополии, с восхищением взирали на прекрасные многоэтажные дома, на роскошные дворцы и храмы, полные произведений искусства, на площади и улицы, ипподромы и бани, торговые лавки и харчевни. Однако уже через несколько дней Атанарик внезапно заболел и умер. Император снова проявил великодушие и устроил вражескому предводителю, к нескрываемому удовлетворению готов, воистину королевские похороны. Такие примирительные жесты по отношению к тем, кого уже нельзя было победить силой, оказались в тот период спасением для империи, но в будущем ничего хорошего ей не сулили.

381 г. не стал годом военных деяний Феодосия, так как он вовсе не покидал своей столицы. А вот готы, будучи на этот раз союзниками римлян, одержали некоторые победы, сумев оттеснить за Дунай орду разных мелких племен, вперемешку даже с гуннами. Цезарь продолжал свою осторожную и даже изощренную тактику и в следующем году. Сам он на фронт не отправлялся, а пытался заставить готов действовать заодно с римлянами, используя общность интересов. Переговоры вел Сатурнин, один из немногих командиров, уцелевших под Адрианополем, а теперь командующий войсками во Фракии.

3 октября 382 г. наконец-то заключили мирный договор. По нему вестготы могли поселиться на римской земле на этом берегу Дуная, то есть в основном во Фракии, как союзники империи, но жить по своим законам. Римляне обеспечивали их продовольствием, а они обязались взамен предоставлять солдат. Так возникло первое германское государство, формально созданное в границах империи. Факт этот заслуживает внимания и в то же время является настолько символичным, что некоторые историки склонны считать его концом существующего порядка, неким условным пределом античного Рима и началом формирования средневековой Европы. Возможно, такие взгляды излишне скоропалительны, но правда, как мы увидим, в том, что при Феодосии многие разнообразные события в самых различных областях жизни свидетельствуют об окончательном упадке или постепенном угасании прежних традиций и ценностей и появлении абсолютно новых. Картина мира кардинально изменилась за эти полтора десятка лет.

Весной 382 г. в Константинополе состоялся Собор. Он считается вторым вселенским в истории Церкви; первым был Никейский в 325 г., то есть за пятьдесят семь лет до этого. Однако в Константинополь съехались практически одни восточные епископы. В решениях осуждены были разные ереси, но занялись также приведением территориальной организации Церкви в соответствие с административным делением государства, в особенности в восточной части империи. Там в те времена существовало пять крупных территориальных образований, называемых диоцезами, а в состав каждого диоцеза входило несколько провинций. Так вот, Собор постановил, что епископы главного города каждого светского диоцеза имеют приоритет перед епископами столиц провинций. А столицами диоцезов были тогда: Антиохия в Сирии, Александрия в Египте, Кесария в Каппадокии, Эфес в Малой Азии и Гераклея (то есть Перинт) во Фракии. Епископ Константинополя занимал особое положение, ибо — и это особо подчеркнуто — он по важности уступает только епископу Рима, первой столицы империи. Термин «диоцез» с тех пор прочно вошел в церковный словарь и существует и поныне.