Формально Лициний правил в Италии и провинциях Северной Африки, возможно, в Испании, а также в Паннонии и альпийских землях аж до Дуная. Фактически же ему подчинялись только две последние территории — сегодняшняя Южная Германия, Австрия, часть Венгрии и северной Югославии, так как Италией и Испанией распоряжался узурпатор Максенций, а в Африке хозяйничал Домиций Александр. Войну с этими самозванцами, особенно с Максенцием, Лициний начинать боялся. Таким образом, власть нового августа была только некоей гарантией безопасности и поддержкой с севера земель Галерия, который владел почти всеми Балканами и провинциями Малой Азии. Правление обоих императоров было дружным и весьма похожим, как схожи были между собой и их характеры.

С юга не менее мощной поддержкой Галерию и верным исполнителем его воли был племянник Даза, господин Сирии и Египта, который, будучи провозглашен цезарем, с 1 мая 305 г. звался Галерий Валерий Максим. В 309 или 310 г. он заставил Галерия возвести его в августы. Враги пренебрежительно обзывали его полуварваром, а Лактанций описывает его карьеру в нескольких язвительных словах: «Даза, только что взятый от свиней из лесу, сразу стал солдатом-щитоносцем, затем членом императорской стражи, вскорости офицером-трибуном, а уже через день — цезарем». Близкое родство с Галерием несомненно ускорило его карьеру от самых низов к вершине, а он отвечал преданностью.

В полном соответствии с указаниями Галерия Даза сурово преследовал христиан, особенно многочисленных как раз в его провинциях. И нет ничего удивительного, что приверженцы новой религии рисовали Максима Дазу самыми черными красками, представляя его пьяницей, садистом, развратником и при этом человеком трусливым и суеверным. Но такие же или похожие обвинения повторяются каждый раз, когда речь идет о любом гонителе. А вот латинский автор работы Epitome de Caesaribusдает гораздо более реальный портрет: «Даза уважал всех по-настоящему ученых и литературу, характер имел спокойный, однако слишком любил вино, а одурманенный им отдавал суровые приказы; поскольку потом раскаивался, велел их исполнение откладывать до утра, когда будет трезв». Интересны и удивительны сведения о том, что Даза был любителем и покровителем культуры, чем принципиально отличался от Лициния, да, пожалуй, и от Галерия. Однако на это имеются и другие доказательства. А вот его современник, епископ Евсевий, родом из Палестины, и автор «Церковной истории», дает Дазе характеристику хуже некуда: «Отъявленные шарлатаны и чародеи занимали у него высшие посты. Будучи до крайности боязливым и суеверным, огромное значение придавал бесконечным обрядам почитания всяких идолов и демонов. Без предсказания не смел, как говорят, и пальцем шевельнуть. И посему преследовал нас яростней и безжалостней, нежели его предшественники. В каждом городе по его приказу воздвигались храмы, а пришедшие со временем в упадок восстанавливались с усердием. А еще назначал для идолов жрецов в каждом городе, а в каждой провинции ставил в верховные жрецы одного из чиновников, который отличился выполнением всякого рода публичных церемоний. А к тому приставлял гражданскую стражу и вооруженную гвардию».

Затем Евсевий перечисляет всяческие безобразия Максима, истинные или мнимые, но в любом случае отвечающие тогдашним представлениям о том, каким должен быть гонитель веры. А вот приведенное выше высказывание позволяет сделать интересные выводы: Максим Даза, глубоко привязанный к старым богам, пытался возродить древние культы и даже организационно укрепить язычество, справедливо рассудив, что именно в этом смысле христиане имеют превосходство, благодаря сети своих общин и наличию церковной иерархии. Здесь следует еще раз напомнить, что не было никакой «языческой церкви», а каждый культ и каждое святилище существовали сами по себе. Монеты же свидетельствуют, что Максим Даза, наряду с Галерием и Константином, особо почитал Непобедимое Солнце, Sol Invictus.

Весной 310 г. пришло известие о тяжелой болезни Галерия, который находился тогда в Сердике, нынешней Софии. Одно из описаний болезни оставил нам Лактанций, а он рассматривал ее как божью кару за прежние деяния цезаря; слова автора так и пышут торжествующей ненавистью. С некоторыми сокращениями ход болезни выглядел следующим образом.

На гениталиях появилось нечто вроде быстро растущего нарыва. Врачи его вскрыли, но из раны началось обильное кровотечение, которое удалось остановить с большим трудом и которое начиналось снова при малейшем движении. Больной совсем обессилел, а рак распространялся на все ближайшие органы. Отовсюду были призваны лучшие лекари, но человеческие руки ничем не могли помочь. Тогда обратились к богам, молились Аполлону и Эскулапу, но когда прибегли к их советам, состояние только ухудшилось. Несчастный больной гнил заживо, в ранах появились черви. Тело цезаря изменилось до неузнаваемости: верхняя часть совсем высохла, желтая кожа едва обтягивала кости, нижняя же раздулась, как мешок, ноги деформировались.

Похожее описание дает и Евсевий из Цезареи:

«Вдруг вскрылся нарыв посередине срамных частей, затем гнойный свищ, нанося неизлечимый урон его внутренностям. В ранах копошились полчища червей, и от них шел трупный запах. Впрочем, и вся его огромная туша еще до болезни превратилась в жуткое скопище жира, начавшее теперь разлагаться. Одни врачи не выдержали вони, и их поубивали, а других казнили, ибо не смогли помочь этой громадной опухшей колоде».

Не стоит доискиваться хоть капли сострадания к чужим мукам у обоих христианских писателей. Их слова являются отражением того самого менталитета, что полагает, будто величайшим наслаждением спасенных будет наблюдать за страшными вечными мучениями тех, кто попадет в ад. Одновременно оба свидетельства задуманы как пропагандистское оружие и должны были показать, какая страшная кара ожидает каждого, кто осмелится поднять руку на божий народ. Сама идея отнюдь не нова, как и некоторые подробности описания болезни. Образцом здесь служили старинные еврейские тексты, например рассказ о смерти царя Антиоха во II книге Маккавеев. Но основные факты в обоих свидетельствах переданы верно. Галерий действительно стал жертвой злокачественного новообразования и страшно страдал, что подтверждают и другие источники.

Появление 30 апреля 311 г. на стенах многих балканских и азиатских городов императорского эдикта стало полной неожиданностью. Авторами в заглавии числились все четыре законных правителя, то есть Галерий, Лициний, Максим Даза и Константин, но истинным инициатором был только первый из них, что дружно подтверждается современниками. Суть эдикта заключалась в следующем.

«Стремлением нашим было оздоровить весь организм государства согласно давнему закону и римскому порядку, мы надеялись, что христиане, отринувшие веру своих предков, одумаются. Но по неведомым причинам этими христианами овладели бредовые иллюзии и такое упрямство, что, не следуя обычаям старины, по своему усмотрению или своеволию сами себе устанавливали законы, собираясь в различных местах. Когда же мы объявили им нашу волю, дабы вернулись к вере отцов своих, многие были привлечены к ответственности, многие понесли наказание, однако большинство продолжало пребывать в заблуждении. Дошло также до нашего сведения, что есть и такие, которые не почитают богов, но не хранят верности и своему богу. Мы рассматриваем эти дела с присущей нам бесконечной кротостью и согласно нашему всегдашнему правилу оказывать милость всякому. А посему мы решили и к ним проявить снисходительность. Да будут они снова христианами и строят места своих собраний, но при условии, что ни в чем не противоречат порядкам империи. Другим указом мы предпишем наместникам, как им поступать. Итак, согласно сему нашему соизволению, христиане должны молиться своему богу, прося милости для нас, для государства и для них самих, чтобы государство стояло незыблемо, а они жили спокойно в своих стенах».