Уже в лесу донеслось до нас два взрыва. Гитлеровцы на дороге открыли стрельбу. Сработали, значит, наши мины. Но нам «язык» нужен… Долго плутали вдоль дороги. Промерзли, устали. Разочарованные, свернули в лес. И тут повезло. Увидели фургон, запряженный парой лошадей. В нем было два немца. Схватили их. Вот и «языки»!

На отдых зашли в одну из лесных деревушек, встретили нас радушно — Бобровник свой человек во всем партизанском крае. Поместили в землянке охраны. Но отдыхать не пришлось: заявился связной из деревни Вьюнища и сообщил, что там немцы и полицаи справляют рождество, бесчинствуют, измываются над жителями.

Вьюнища — родина нашего Вани Тараховича.

— Иустин Илларионович, — сказал он Бобровнику, — поднесем фашистам партизанские подарки к рождеству! Я скрытно подведу — тут мне каждый кустик родной.

Минуту подумав, Бобровник согласился. Пленных отправили в лагерь, а сами пошли в деревню. Полицию во Вьюнищах возглавлял Василь Корбут. Зверь! Давно уж мы собирались отплатить ему за кровь невинных людей.

До деревни мы не дошли. Внимание привлек сарай на опушке. Около него толпилась шумная компания подвыпивших полицаев. Бобровник сказал Тараховичу:

— Ну, Ванюша, настрой своего «дегтяря» на веселый лад. Пусть они попляшут под твою музыку!

Подползли мы к сараю поближе. Заработали наши пулеметы. После насчитали тут двенадцать трупов полицаев и немцев. Спастись удалось только двум. В сарае стоял самогонный аппарат. Дед, которого полицаи заставили варить самогон, рассказал, что сюда заглядывал и Корбут, показывал немцам, как варится «русский шнапс». Уехал он всего за несколько минут до нашего нападения. Среди убитых оказались помощник Корбута, бородатый старик, и три его сына. Со стороны деревни донеслись автоматные очереди. Мы не стали дожидаться прихода немцев и скрылись в лесу.

Пока мы обходили наших связных, бригада приняла несколько самолетов с Большой земли. Они доставили оружие, боеприпасы, медикаменты и почту — письма, газеты, журналы. Печатное слово мы тогда ценили, пожалуй, больше, чем взрывчатку и патроны. Очень нуждался в нем народ. Стоило партизану появиться в селе с советской газетой в руках, его обступали крестьяне и не отпускали до тех пор, пока вся газета не была прочитана — от заголовка до последней строки.

Когда мы вернулись в лагерь, комиссар бригады Петр Агафонович Чернушин читал партизанам только что полученную «Правду». Наряду с другими новостями товарищи узнали, что во многих городах и селах страны начался сбор средств на строительство самолетов и танков. Чернушин задумчивым взглядом обвел партизан:

— А почему бы и нам не включиться в это дело? Соберем средства на партизанскую танковую колонну!

Мысль понравилась всем. К комиссару подошел разведчик Сергей Вишковский и подал золотые карманные часы на цепочке.

— Возьмите. Это подарок отца, но мне не жаль, пусть эта золотая цепочка затянется на шее Гитлера.

Принесли стол. На него посыпались деньги, ценные вещи, облигации. Комиссар не успевал записывать. А потом по предложению Володи Сысоева, секретаря комсомольской организации, партизанские посланцы направились в деревни Репино, Красная Слобода, Городячицы, Живунь, Подлуг, Славковичи. Прослышали о сборе средств и жители тех деревень, где стояли фашистские гарнизоны, и тоже захотели принять участие в создании партизанской танковой колонны. За несколько дней только отряд «За Советскую Родину!» собрал и переслал на Большую землю около 50 тысяч рублей деньгами да разных ценностей примерно на такую же сумму.

В конце января 1944 года выдержали тяжелый бой у деревни Альбинск. Подтянув войска, гитлеровцы пытались нас здесь окружить. Мы лежали в цепи на опушке леса, недалеко околицы деревни, и отбивали атаку за атакой. Был момент, когда одна из рот не выдержала и подалась назад. На рубеже остались только пулеметчики. Я поздно заметил, что несколько фашистов подползли совсем близко к Тараховичу. Над его окопчиком взметнулось облако снега от взрывов гранат. Сжалось сердце: пропал Ваня! Забыв обо всем, бросаюсь к нему. И вижу: лежит он, опорошенный снегом, и возится с пулеметом. Рядом аккуратно уложены гранаты, время от времени он швыряет их в гитлеровцев. А потом опять за работу.

— Что у тебя? — спрашиваю.

— Заглушило патронник.

Шомполом пытается выбить застрявшую гильзу. Помогаю ему, и вместе начинаем стрелять по фашистам. Но у обоих скоро последние диски опустели. Остаются гранаты — по три штуки на брата. Бросаем их. А дальше? Плоховато пришлось бы нам, но в это время за нашими спинами послышался громовой голос парторга Пинчука, подхваченный десятками глоток:

— Ура! Вперед, хлопцы!

Немцы откатились. Окружить нас им не удалось, но лагерь после этого боя мы вынуждены были перенести.

Постоянное внимание партизан привлекала «Варшавка» — так прозвали асфальтированную автотрассу Варшава — Москва. Фашисты охраняли ее зорко, и все-таки над дорогой часто гремели взрывы. Сначала мы ставили мины по ночам — удобнее и безопаснее. Но гитлеровцы придумали варварский способ разминирования — утром выгоняли на дорогу толпы жителей. Заложенные нами ночью «гостинцы» могли погубить десятки невинных людей. Теперь диверсии на дороге мы стали проводить только днем, причем командование строго-настрого приказало после убирать все несработавшие мины.

В очередную вылазку к автостраде нас повел командир роты Пархоменко. Своими глазами увидели страшную картину: пятьдесят полураздетых женщин с детьми и стариков, выстроившись шеренгами во всю ширину дороги, брели, дрожа от холода и страха. Их подгоняли, держась на почтительном расстоянии, гитлеровцы и полицаи. Мы проводили взглядом толпу несчастных. Выручить их не могли — сил было мало, да и задание у нас другое.

По дороге прошло несколько машин. Пархоменко, наблюдая с пригорка, пропустил их: выбирал более существенную цель. Но вот он подал знак. Выбегаем на заснеженный асфальт, укладываем плоские белые коробки и присыпаем их снегом. Только успели уйти в укрытия, показались грузовики. Мы еще не видели таких громадин. Такие тяжелые, что земля загудела. За ними катит легковая машина. Не отрываем глаз от еле заметных снежных бугорков: надо увидеть, какие мины взорвутся. Первым подорвался концевой грузовик, потом подпрыгнула и головная машина. Остальные стали разворачиваться. Мы открыли по ним огонь. Шоферы повыскакивали из кабин, их косят наши пулеметные очереди. Потерявшая управление легковая машина валится под откос. Грузовики запылали — они везли бочки с авиационным бензином. Несколько партизан подбежали к опрокинувшемуся «оппелю». Там лежали два убитых офицера. Забираем у них документы, а в машину бросаем гранату. Наблюдатель с пригорка закричал:

— Бронемашина идет!

Отходим в лес. Спустя часа полтора слышим еще два взрыва. После оказалось, что на наши мины налетели бронемашина и бензозаправщик. Значит, все наши «гостинцы» сработали, и на дорогу можно не возвращаться.

Хочется привести результаты работы наших партизан всего за один день.

Группа Захаринского уничтожила на дороге Катка — Поречье две автомашины и взорвала два деревянных моста. Другая группа, которую возглавил сам Юневич, разбила грузовую автомашину и захватила шесть подвод с сеном. Вечером того же дня Бобровник и его разведчики захватили три подводы и легковую машину. Группа Пинчука отбила у карателей около сотни человек, которых гитлеровцы угоняли в Германию, и, кроме того, захватила две подводы с продовольствием. Игуменов свалил в кювет машину с немецкими солдатами и офицерами. Добыча Пархоменко — легковая машина. В ней погибли пять офицеров и были захвачены ценные документы. Тисленко под Глусском отбил у полицаев две подводы с продовольствием и десять коров.

Повторяю, это сделал один наш отряд за обычный боевой день. А таких отрядов в Белоруссии было много. Действительно горела земля под ногами захватчиков.

До конца марта наш отряд действовал на дорогах, срывая вражеские перевозки. Оккупанты не успевали восстанавливать взорванные нами мосты. Полетело под откос несколько железнодорожных составов с грузами и пополнением для фронта.