Вскоре бронепоезд был готов. Его оснастили боевой техникой и передали командованию Черноморского флота. «Орджоникидзевец» участвовал в боях за Перекоп и своими дерзкими рейдами очень помог нашим войскам.

Почти одновременно с севастопольцами коллектив станции Сарыголь (ныне Айвазовская) с помощью коллективов феодосийских предприятий построил второй бронепоезд. Ему дали имя «Смерть фашизму». Первое крещение он получил в районе Ишуни.

Было это так. Враг неудержимо наступал, тесня наших бойцов. И вот внезапно появился бронепоезд. Заработали пушки, пулеметы, минометы. Немцы не рассчитывали встретиться с бронепоездом на такой близкой дистанции. Деморализованные мощным огневым налетом, фашистские цепи начали откатываться назад, а наши войска, получив могучую поддержку, ринулись в атаку.

Много раз испытывали на себе сокрушительные удары бронепоездов фашистские захватчики, изо всех сил старались вывести их из строя.

Однажды под станцией Воинка на бронепоезд «Смерть фашизму» налетела большая группа вражеских самолетов. Умело маневрируя, машинист Козлов сумел уклониться от прямого попадания бомб. Однако гитлеровцам удалось разрушить путь впереди и позади. Бронепоезд оказался в ловушке. С минуты на минуту можно было ожидать появления новой группы бомбардировщиков. Но на помощь уже спешила ремонтная бригада путейцев со станции Воинка. Быстро восстановили полотно, и бронепоезд двинулся на выполнение задания.

На боевом счету бригады бронепоездов числились десятки уничтоженных вражеских танков, батарей, автомашин, сотни солдат и офицеров…

Долго в тот вечер продолжался разговор. Моряки ближе узнали своих командиров, друг друга.

— С сегодняшнего дня все мы, — сказал капитан, — одна семья, бойцы одной воинской части. Скоро пойдем громить фашистов на своем бронепоезде. Народ вы обстрелянный, думаю, что воевать будем хорошо.

— А где же наш бронепоезд? — спросил кто-то. Его еще нет. Будем строить сами. Вместе с рабочими морского завода. Как думаете, осилим?

— Осилим, — раздались голоса.

Кто-то попросил и Головина рассказать о себе. Капитан смутился, но тут же стал рассказывать. Интересная у него биография, боевая. Еще в 1928 году по путевке Краснопресненского райкома комсомола Москвы ушел он добровольцем во флот. Служил краснофлотцем на 20-дюймовой батарее форта «Красная Горка». После окончания училища имени Фрунзе командовал взводом, затем батареей на фортах Кронштадта и Ижорского укрепленного района. На специальных курсах усовершенствования командного состава получил новую специальность — стал командиром артиллерии подвижных железнодорожных установок. Воевал с белофиннами, участвовал в прорыве линии Маннергейма в составе артиллерийского железнодорожного дивизиона. И наконец — Одесса, морской полк…

— Ну, а теперь — отбой, — заключил капитан. — Завтра предстоит жаркая работа.

Возбужденные, с каким-то необыкновенным чувством окрыленности расходились мы. Вчера еще большинство из нас не знало друг друга. А теперь казалось, что служим вместе давным-давно.

Да так оно и есть: ведь все мы моряки, а флотская служба крепко роднит.

Небольшая синенькая книжечка с черным якорем. Это — пропуск на завод. И хотя идем мы строем, под командой лейтенанта, вахтер придирчиво осматривает каждого, сверяет фотографии на пропусках. Ничего не поделаешь: враг близко, в городе то и дело вылавливают лазутчиков и диверсантов.

Завод встретил нас грохотом пневматических молотов, лязгом железа, шипением пара.

Вот и наш цех. Посредине — две платформы и паровоз. Обыкновенные, ничем не примечательные. Такие мы видели сотни раз на железных дорогах. Из них надо сделать бронепоезд — грозный и сокрушающий. И как можно быстрее: фронт не ждет.

Подошел пожилой рабочий — бригадир.

— Ну, ребятки, вот вам первый урок: обрубайте у платформы борта, снимайте с нее деревянную палубу, — спокойно и деловито сказал он. — Дело нехитрое, а сноровка нужна.

Принимаемся за работу. Трудно с непривычки. Замахнешься молотком по зубилу, а ударишь по пальцу. Но подуешь на ушиб — и опять за дело. Хорошо, что есть кому подсказать, поправить. Вместе с нами — десятки рабочих: резчики, слесари, электросварщики. Мы по две смены не уходим с завода — и они тоже, не отстают от нас. А ведь у многих — семьи.

Я работаю на платформе и хорошо вижу, что делается в цехе. Люди трудятся с каким-то самозабвением, азартом. Нетрудно понять, какие чувства руководят сейчас бойцами. Каждый знает: чем скорее будет построен бронепоезд, тем больше урона нанесут врагу защитники Севастополя. Среди моряков то и дело замечаю знакомые лица. Вот пятихатские друзья держатся все вместе, будто боятся, что снова их могут разлучить. Вот Иван Мячин. Нелегко, видно, носить ему толстые доски, учитель ведь. Да и рана, наверное, дает о себе знать. Но крепится, не подает вида. Работает вместе с Яшей Бакланом — высоким, солидным матросом. Они подружились как-то быстро, за два-три вечера, и теперь неразлучны.

Они проходят мимо платформы, неся на плечах сложенные одна на другую четыре доски.

— Не надорветесь? — спрашиваю шутя.

— Ничего, товарищ старшина, — оборачиваясь на ходу, весело говорит Мячин. — Еще столько осилим!

И вдруг, негромко вскрикнув, как подкошенный, падает, доски рассыпаются. Подбегаем к нему. Он неловко приподнимается, виновато смотрит и снова хватается за бок:

— Пуля… проклятая… кольнула.

Рядом стоит, потирая ушибленное досками плечо, Яша Баклан.

— Говорил тебе — не храбрись, — укоряет он друга. — Так нет: по четыре доски и не меньше…

Поначалу никто не представлял, как будет выглядеть наш бронепоезд: никогда раньше не приходилось видеть ничего подобного. А вот командиры наши, видимо, хорошо осведомлены. Капитан Головин и лейтенант Головенко уверенно дают указания мастерам, советуются с ними. Почти все время в цехе находится и руководитель работ инженер Калинин.

С каждым днем платформы все больше преображаются, меняют свой вид. Вместо деревянных бортов появляются высокие бронированные.

Самые главные труженики на строительстве бронепоезда — электросварщики. Среди них много девушек и подростков. Они заменили ушедших на фронт кадровых рабочих.

Особенно бросается в глаза небольшого роста подвижной мальчишка лет шестнадцати. Очень часто ловлю на себе и на других моряках его восхищенный взгляд.

Подхожу как-то к нему. Он отвел от лица щиток, улыбнулся.

— Мечтаешь стать моряком? — спрашиваю.

— А откуда вы знаете? — обрадовался он.

— Да уж знаю… По глазам вижу. Как зовут?

— Коля… Николай, — поправился он, явно стараясь хоть этим придать себе солидность.

— Сколько же тебе лет?

— Пятнадцать… Шестнадцатый пошел…

— Вот видишь, надо еще подрасти. А уж моряком станешь обязательно.

Я отошел, но не услышал за собой шипения электросварки. Оглянувшись, увидел: Коля все еще не приступил к работе, стоит и смотрит на меня опечаленным взглядом. Видно, досадует на свои слишком молодые годы.

Работа кипит — напряженная, боевая. А в перерывах между работой занимаемся стрелковой, общевойсковой и специальной подготовкой. Капитан Головин составил план занятий и строго следит за его выполнением. Всем нам, независимо от специальности, предстоит выполнить упражнения курса стрельб. И не только из личного оружия, но и из станкового и ручного пулеметов.

Головин и Кочетов оказались настоящими энтузиастами стрелковой подготовки. Кочетов раздобыл где-то две снайперские винтовки для тренировки лучших стрелков.

Через неделю после начала работ в цех вместе с Головиным пришел еще один капитан. Неторопливо обошел платформы, остановился около паровоза. Головин что-то говорит ему, показывая то на бронеплощадку, то на паровоз, но мы ничего не слышим: в цехе страшный грохот, работает одновременно несколько пневматических молотов и зубил — рубят и клепают сталь. Лейтенант Кочетов побежал с докладом. Через несколько минут вернулся.