И снова прямое попадание в площадку. Раздался оглушительный взрыв. Вспыхнуло пламя и охватило лежащие на палубе заряды. Тогда Иван Мячин, Яша Баклан и Лаврентий Фисун бросились к месту пожара. Обжигаясь и задыхаясь от дыма, они выбрасывали горящие заряды за борт, перекладывали в безопасное место еще не объятые пламенем. Взрыв боезапаса удалось предотвратить.

Первая в новом году боевая операция «Железнякова» окончилась неудачей. Командир приказал отходить. Продолжая отстреливаться, бронепоезд двинулся в обратный путь. Каждый из нас чувствовал себя виновником неудачи, хотя все понимали, что военное счастье изменчиво и не всякий бой может быть победным. Зато утром нам удалось взять реванш.

Вернувшись из рейса, мы остановились у Севастопольской ГРЭС, где еще уцелела заправочная площадка с водоразборной колонкой. Только начали заправку, как наблюдатели сообщили:

— Воздух!

Из-за горы вынырнули восемь фашистских самолетов. Командир, комиссар и я находились в это время в стороне, у старого барака. Фашисты сбросили бомбы, обстреляли бронепоезд из пулеметов и пушек.

Взрывной волной нас сбило с ног. Вскакиваем, смотрим на бронепоезд. Прямых попаданий нет, но бомбы взорвались очень близко. Еще не успели развеяться кудлатые головы взрывов, а самолеты снова заходят. Зенитная группа приготовилась открыть огонь. Среди зенитчиков — Джикия, Кривобоков и Баранов. Словно на учениях, спокойно и деловито командуют они своими расчетами.

Один из самолетов идет в пике. «Огонь!» — командует Джикия. Но гитлеровский летчик опередил зенитчиков. По броне глухо застучали вражеские пули. Наводчик краснофлотец Шарапкин схватился за плечо и выпустил пулемет. Его место занял командир расчета. Мы видим, как паутинки трасс потянулись к выходящему из пике бомбардировщику. Этому стервятнику удалось уйти. Но тут же откуда-то со стороны появился второй «мессершмитт». И очень кстати: линия трассирующих пуль вонзилась в него. Словно траурная лента, потянулась за ним черная полоса дыма. Так и летел он по наклонной, пока не врезался в серую гладь Северной бухты.

— Ура! — закричали матросы. Джикия в радостном восторге хохочет:

— Давай, генацвале, следующий!

Фашисты, словно послушались его, делают второй заход. И опять в головной самолет устремляются пули, посылаемые нашими ребятами. Момент — и самолет вспыхивает, как вата, смоченная бензином. Хвостатой кометой падает в воду на том же месте, что и первый.

И снова громовое матросское «ура» потрясает воздух.

Остальные шесть самолетов, набрав высоту, скрылись за горой.

Мы стоим взволнованные. Такое случается не часто. Мчимся к бронеплощадке, стягиваем с нее пулеметчиков, подбрасываем в воздух. Медсестра Ксения Каренина, перевязывая Шарапкина, кричит:

— Осторожнее! Сначала посмотрели бы, может, еще кого-нибудь задело?

Мы с серьезным видом ощупываем героев. Нет, целехонькие!

Командир радуется вместе со всеми. Но приказывает «отдать швартовы», хотя заправка паровозов еще не окончена. Сбивать самолеты, конечно, хорошо, но и рисковать бронепоездом нет необходимости.

Быстро исправили разорванную стрелку и укрылись в Троицком тоннеле. Командир вызвал к себе Джикия, Баранова и Кривобокова:

— Благодарю за успех и отвагу, — сказал он, пожимая старшинам руки, — будете представлены к награде.

Ребята ходят именинниками. Их портреты помещены в только что выпущенном «Боевом листке». Когда я принес его на просмотр комиссару, у него находились агитаторы. Комиссар инструктировал их, как провести беседы о подвиге зенитчиков.

Остаток дня все были под впечатлением боя.

Всего небольшая полоска земли отделяла фашистов от Северной стороны. И они снова и снова делали попытки прорваться к Сухарной балке у Мекензиевого кордона.

Завязались сильные бои. Фронт приближался. Сквозь грохот орудийных залпов отчетливо слышалась пулеметная трескотня. Казалось, что бои идут на самой окраине города.

В самый напряженный момент бронепоезд вышел на прямую и в упор ударил всеми огневыми средствами, оказывая помощь бригаде Потапова. Мы снова столкнулись с противником у памятных Мекензиевых гор. Наши морские и армейские части, умело взаимодействуя, вынудили фашистов бежать. Противник был снова выбит, прежнее положение фронта восстановилось.

В этом бою личный состав бронепоезда особенно отличился. Темп огня был такой, что на орудиях горела краска, а в кожухах пулеметов кипела вода.

Исключительно слаженно работают командиры бронеплощадок Кочетов и Буценко.

После гибели Зорина разведку возглавили Молчанов и Майоров, неразлучные друзья. Они каждый день приносят ценные сведения о противнике.

Командиры орудий Бойко, Данилич, Дроздов, Лутченко, заряжающий Мячин, номерной орудия Захар Лутченко, комендоры Фисун и Гришко, пулеметчики Ефим Чумичев, Макаренко, Шарапкин, Баранов и Кривобоков приобрели полную самостоятельность. В любых условиях они работают инициативно и без суеты. Всех их ставят в пример другим воинам.

Как и прежде, большую помощь оказывают нам железнодорожники. Рота старшего лейтенанта Селиверстова сопровождает нас почти во всех рейсах. Стоит вражескому снаряду разрушить путь, как ремонтники уже на месте. Быстро, без суеты засыпают воронки, ставят шпалы, устанавливают рельсы, «латают» полотно. Проходят десятки минут — и линия готова. «Железняков» снова идет в рейс.

Нередко роте приходится работать под огнем.

14 января, когда ремонтники трудились недалеко от Мекензиевых гор, их засекла фашистская минометная батарея. Вокруг начали падать мины. Бойцы залегли в кюветы, некоторые укрылись за насыпью. Когда все затихло, все вышли из укрытий и снова принялись за дело. Через несколько минут огонь возобновился. Так повторялось трижды. А время шло. И тогда бойцы решили работать, не обращая внимания на взрывы.

Работа подходила к концу, уже последний рельс пришивали к шпалам, как вдруг совсем рядом упала мина. Выпала кувалда из рук Георгия Гонтарука, упал, сраженный осколком, Рахимов, многие были ранены. Но ремонт все-таки был закончен вовремя. Подобрав убитых и раненых, железнодорожники на дрезине быстро удалились за скалу. Там и похоронили товарищей, воздав ружейным салютом последние почести погибшим.

Всегда, в любых условиях бойцы старшего лейтенанта Селиверстова обеспечивали бронепоезду «зеленую улицу» в сторону Мекензиевых гор. Кроме Селиверстова, в роте были и другие мужественные, смелые командиры: Масленников, Дунский, окончившие перед войной транспортный институт, командир взвода подрывников Филиппов. Они всегда находились вместе с бойцами, делили с ними все трудности и опасности. Бесстрашным воином проявил себя старшина роты Павлов. Хорошо отзывался Павлов и об Алексее Филиппове, с которым я познакомился во время ремонта балаклавской ветки.

Знал я командира железнодорожного батальона Гончарова, комиссара Шумилина. Оба они пользовались большим авторитетом у своих бойцов.

Немалую помощь оказывали нам и рабочие морского завода. Особенно запомнился артиллерийский мастер Иван Петрович Козлов. Старый рабочий, большевик с дореволюционным стажем, ветеран гражданской войны, он отказался эвакуироваться из Севастополя и по своей воле пришел к нам на бронепоезд.

Все без исключения бойцы уважают его, называют батей. Иван Петрович знает все виды и типы артиллерийских установок.

Правда, как и все пожилые люди, он немного ворчлив, любит поругать молодежь «за ветер в голове». Но матросы понимают, что старик всем сердцем привязался к ним и в каждом видит своего сына. В самых тяжелых боях он не уходит с открытых площадок, всегда готовый помочь, если откажет пушка.

Иван Петрович не расстается с увесистой брезентовой сумкой, где всегда дребезжат гайки, болты, шурупы, шплинты. На другом плече висит связка различного размера шестеренок. Матросы любовно шутят:

— Вы, Иван Петрович, прямо-таки ходячая мастерская…

— Что ж поделаешь, — улыбается старик. — Вот без этой пружинки твоя пушка стрелять не будет. А где ты возьмешь такую железку, если у меня ее не окажется? То-то…