Некоторые воины были простодушные деревенские парни без всякого опыта в каких-либо делах, они мотали на ус все, что говорил Велес. Но Бьярки был человек иного сорта. Берсеркер понимал, что если Велес вернется в Хайтабу с их сокровищами, Бьярки не получит в награду за свои труды даже мерки овса. Однако Велес надеялся убедить берсеркера, что его торговые навыки очень пригодятся в каком-нибудь нейтральном порту, где Бьярки не придется опасаться связей купца. Кроме того, Бодвар Бьярки задолжал конунгу. Если он отдаст долг не монетами, а сокровищами, Двоебород сам назначит за них цену, и, скорее всего, тогда берсеркер все равно останется ему должен. Купец решил, что в свое время изложит берсеркеру все эти доводы.

Валуны в конце концов растащили, и теперь все стояли, рассматривая огромную каменную плиту. На ней была начертана та же руна, что и на первом отодвинутом ими камне: двусторонний заостренный крюк, перечеркнутый поперечной линией.

— Что это значит? — спросил Бьярки.

— Это проклятие, — пояснил Велес. — Скрытое здесь сокровище надо брать с осторожностью, если не хочешь погибнуть. В Византии с помощью этого символа убили даже самого императора.

— А где эта Византия? — спросил кто-то из викингов.

— Он имеет в виду Миклаград, — пояснил Бьярки.

— А где Миклаград? — спросил тот.

— К западу отсюда и чуть южнее, — сказал Велес. — Большой город, там полно чародеев, которые то и дело насылают проклятия. Это как раз от них.

Бьярки засопел.

— Я разбираюсь с проклятиями по-своему, — заявил он, похлопывая по мечу. — Ни разу не видел колдуна, который способен прирастить голову обратно после того, как ее снесли.

— Значит, ты никогда не встречался с колдуном Птолемеем. Он мой друг и часто проделывает такой фокус на праздниках, — сказал Велес.

Викинги покачали головами, изумляясь такому диву.

— Я бы с удовольствием посмотрел, — сказал Бьярки. — Может, разрубить тебя надвое и отправить ему, чтобы он склеил?

Велес замолк. Он хорошо знал людей и понимал, что Бьярки вполне способен осуществить свою угрозу. Он не стал напоминать Бьярки, что, по его собственным словам, берсеркер был однажды околдован. Может быть, смерть тех людей, которые наложили на него заклятие, укрепила веру берсеркера в себя, или же нелепая волчья маска помогла ему расхрабриться?

— Может, уже покончим с этим делом? — проговорил кто-то. — Мне здесь не нравится. Здесь полно угощения для ворон, и я не хочу, чтобы они пировали и на мне.

Бьярки кивнул и подошел к плите. Он был крупный мужчина, однако размаха его рук не хватило, чтобы обхватить камень. Он попытался подсунуть под плиту пальцы, но она плотно прилегала к наклонному полу. Тогда он присел на корточки и потыкал мечом в скалу под плитой. Он никак не мог подцепить камень.

— Дай я, — предложил Велес.

Купец взял один из деревянных кольев, валявшихся рядом, и забил его камнем в щель между плитой и полом пещеры. После чего отправил одного воина на берег за водой. Тот вернулся, и Велес принялся лить воду на деревяшку.

— Ты что, хочешь его смыть? — удивился кто-то из отряда.

— Угу, — отозвался Велес.

Прошло несколько минут, и деревянный кол начал разбухать, а щель между плитой и полом расширилась. Бодвар Бьярки кивнул, изумленный, а Велес принялся подсовывать новые колья.

— Я тоже в некотором роде колдун, как видите, — с улыбкой объявил купец.

В итоге щель заметно расширилась, и Бьярки подошел к плите. Он подсунул под нее руки и потянул. Та не сдвинулась с места. Берсеркер плюнул, выругался, распаляя себя, и забормотал себе под нос:

— Один, бог смерти, влюбленный в войну! Один, разрушитель, истребитель, ночной убийца! Один значит ярость! Один значит война! Один, Один, одноглазый, безумный! Один! Один! А-а-а!

Плита оторвалась от пола пещеры. Бьярки поставил ее вертикально, она покачнулась, и на секунду показалось, что она сейчас упадет обратно, но в следующий миг она начала падать на Бьярки. Берсеркер отскочил назад, и камень с грохотом рухнул. Из дыры в полу пещеры пахнуло спертым воздухом, и даже Велесу, человеку с луженым желудком, показалось, что его сейчас вырвет. Двое из отряда отошли в сторонку, где их стошнило. Даже Бьярки отпрянул, хотя тут же снова шагнул к краю ямы.

— Это гробница, — заявил он, — и весьма свежая, судя по запаху гниения. Пошли, парни, это добрый знак. До нас здесь никто не бывал. Еще немного, и я буду свободен от слова, данного Двоебороду.

Он опустился на колени и привязал веревку к выступающему камню, торчавшему над ямой как будто именно для этого.

— Отлично, — сказал Бьярки. — Здешние покойники прямо нам помогают. — Он усмехнулся. — Кто спустится последним, тот нищий! — И с этими словами он полез в темноту.

Что же было в яме? Вали. Нет, не Вали. У существа все еще возникали мысли Вали, но они больше никак не характеризовали его личность. Мысли были несвязными и рассеянными — падающие звезды, которые мелькают тут и там, а в следующий миг угасают. Его воспоминания и прежний опыт обратились в труху, все смешалось, дружба и любовь значили не больше, чем твердость камня под ногами, чем холод пещеры.

Сначала он согласился остаться в яме из любви к Адисле. Он понимал, что едва не убил ее, и хотя грохот падающей плиты наполнил его отчаянием, он был рад слышать его. Пока он заперт в яме, он никому не сможет причинить вреда. Когда он увидел раненого ноаиди, его животное начало взяло верх, и он принял свою судьбу по совершенно иным причинам. У него теперь была пища, яма представляла собой надежное убежище — почему бы ему не пожить пока здесь? Потом пища закончилась, и от ярости он начал кидаться на стены, прыгал на замуровавший его камень, пытался копать, но в конце концов смирился, как смирилось бы любое животное, и успокоился.

К тому моменту он уже с трудом сознавал, кто он такой. Его человеческое начало было подобно стае серебристых рыбок, которые играют и плещутся в воде, внезапно сливаются в единое целое, обретая форму, чтобы в следующий миг рассеяться, завидев острые зубы.

Велес спустился сразу за Бодваром Бьярки. Он порезал руки, скользя по веревке вниз, и выругался, ударившись о камни на полу.

Кто-то сбросил в яму горящий факел. Велес подхватил его и огляделся. Потрогал стену — на пальцах осталось что-то липкое. Купец лизнул и тут же вытер язык рукавом. Это была кровь.

Бьярки, стоявший перед ним, зашагал по проходу с мечом наготове.

— Изумруды, — прошептал берсеркер. — Смотри, какие огромные.

— Скорее всего, это простые агаты, — возразил Велес. — Надо как следует их рассмотреть.

Но это были не изумруды и не агаты. Это были глаза.

«Темнота не такая, как в тот раз», — думал Аудун. Ведя конунга ко входу в пещеры с другой стороны горы, Саитада захватила с собой трут, кремень с кресалом и много свечных огарков, взяв их из углубления в скале. Пока они спускались, она зажигала свечи, одну от другой. Но даже когда свеча успевала погаснуть, не казалось, будто тьма прилипает к телу и дышит опасностью и враждебностью.

Женщина с обожженным лицом подготовила к спуску и конунга, на свой манер. Она сняла камешек с волчьей головой, который висел у нее на шее на кожаном ремешке, и надела на шею Аудуну.

— На удачу? — спросил он.

— На смерть, — ответила она.

Конунг позволил ей завязать ремешок. Он не чувствовал разницы, он видел всего лишь камень.

Аудун не мог поверить, что вход в пещеры ведьм можно найти так легко. Он был едва ли не отмечен вехами — узкий лаз, ведущий внутрь горы, перед которым стояли многочисленные подношения. Каменный коридор напоминал по форме ложку с длинным черенком и завершался высокой пещерой. Чтобы попасть в настоящие пещеры, надо было лезть через дыру в потолке тоннеля, сложив сначала лестницу из плоских камней, а затем выудив из дыры палкой веревку. Так смог бы забраться кто угодно. Сама щель в потолке не сразу бросалась в глаза, но Аудун решил, что этот вход недолго оставался бы тайным, если бы в пещерах захотел спрятаться обычный человек. Какому-нибудь любопытному воину достаточно было бы просто заглянуть, и враг бы уже оказался тут как тут. Зачем же сам он карабкался на Стену Троллей, когда можно запросто зайти с другой стороны?