— Это он извиняется, — решил Вали.

— Именно так, — согласился Браги.

Оба они понимали, в чем истинная причина щедрости Велеса: Хемминг узнал, что купец принимал у себя чужаков, не поставив его в известность. Конечно, по такому обвинению его не повесят, однако и по головке не погладят. Как только Велесу попалось хорошее вино, он поспешил отправить его конунгу, чтобы задобрить Хемминга на тот случай, если правитель осерчает.

— Я сильно удивлюсь, если этого окажется достаточно, — продолжал Браги. — Вот Аудун запросто снес бы ему голову за такой проступок, если бы оказался в тот момент в дурном настроении.

— И поступил бы как круглый дурак, — заметил Гирт, говорящий по-норвежски торговец, которого приставили присматривать за пленниками. — Ни у кого в торговом мире нет таких связей, как у Велеса. На ту дань, какую он платит, конунг покупает немало кольчуг и клинков. О, смотрите! Это Стирман, скальд! И откуда они его притащили? Стирман! Эй, Стирман!

Сходивший на берег человек помахал им рукой. Он был высокий и стройный, правда, с испитым лицом, и под мышкой держал ничем не прикрытую лиру. Вали решил, что этот человек ставит свою репутацию скальда выше исправности инструмента, который помогает ему заработать на кусок хлеба. Все скальды, которых доводилось видеть Вали, вели себя точно так же. Наверное, им приходится так рисоваться, чтобы иметь успех у публики.

— Велес прислал за мной на восток самую лучшую лодку, — прокричал скальд, — чтобы я довез сюда его вино.

— Песнь! Песнь!

— Вечером, — пообещал скальд, — когда мед будет литься рекой и все мы как следует напьемся!

Вино сгрузили с лодки на берег, после чего несколько воинов покатили бочонки к большому залу, а народ стекался со всех сторон, чтобы взглянуть на Стирмана. Вали уже видел скальдов, даже нескольких по-настоящему прославленных, но они не пользовались такой популярностью, как этот. И Вали понял, почему, по тем просьбам, какие раздавались из толпы:

— Спой нам об Офейге Продажном и Иваре Конском Члене!

Какой-то молодой человек прокричал:

— Мы победим тебя в перебранке. Тебе не выиграть состязания, тебя воспитывали с девчонками! — При этом он хохотал, но весьма благодушно.

— Я боюсь вступать с тобой в перебранку, мой юный друг. У тебя яйца звенят. Вдруг они зазвенят прямо во время состязания, тогда я собьюсь и забуду, что хотел ответить. Дзинь-дзинь!

Это показалось всем ужасно смешным, гораздо смешнее, чем показалось Вали. Но скальд, похоже, и впрямь неплохой, а если он еще и мастер перебранки, послушать его будет любопытно. Иногда люди идут за много миль, чтобы померятся силами с такими, как Стирман. Говорят, хороший скальд может победить в перебранке сотню противников за один вечер, наградив каждого своим оскорбительным прозвищем, да еще и зарифмованным.

Вали поглядел на цепь, затем на реку за ней. Ту тоску, которую он ощущал в душе, было невозможно выразить словами, она была похожа на голод, на боль в животе.

Необходимо найти способ выбраться отсюда. Но даже если он сбежит из поселения, Хемминг без труда выследит его. Его поймают, а если он побежит по берегу, убьют перепуганные крестьяне. По воде двигаться легче, но все равно опасно; если повезет, он раздобудет лодку, хотя это и непросто. До моря довольно далеко, а ветра нет. Любой драккар нагонит его раньше, чем он выйдет в море.

Вали вернулся в сумрачный дом и сел там. В доме не было никого, даже кухарка ушла. Все побежали на берег поглядеть на скальда. Вали вынул из горшка вареное мясо. И в следующий миг к нему пришло решение.

Сегодня вечером, когда скальд устроит представление, он получит единственный шанс. Но просто бежать недостаточно, необходимо сделать что-то такое, что помешает им пуститься в погоню. Если даны решат, что он погиб, то не станут преследовать. Человек-волк похож на него как две капли воды. Вали постучал костью о горшок, стараясь придумать другой способ вместо того, который напрашивался сам собой. Но не смог. Вали придется убить Фейлега, переодеть в свою одежду, а уже потом бежать. Но и тогда успех не гарантирован — Хемминг, разумеется, будет всем напоказ искать убийц гостя, однако вовсе не так старательно, как искали бы самого Вали.

Он продумал план в деталях. Необходимо достать для себя датскую одежду. Стражники будут пьяны, и все их внимание будет приковано к скальду. Вали решил, что сможет пройти мимо них. Одежду украдет человек-волк. А когда он придет с вещами к Вали, тот его убьет. Вали мысленно повторил эти слова, чтобы сосредоточиться на цели; «Я его убью». Он понимал, что это самый лучший способ. Однако на ум все время приходило то видение: пещера, тело волкодлака, изогнутое в форме странной руны, его собственное тело и тело Адислы, изломанные так же. Его не отпускала тревога. Что будет, если он оплошает? Человек-волк убьет его самого, и Адисла останется одна.

Браги говорил ему, что его отец, Аудун, славится своей хладнокровной рассудительностью: он продумывает, что необходимо сделать, а потом делает, не вспоминая о чувствах и привязанностях. Разве сам он не слышал, как однажды отец взял с собой девять воинов и пошел к горным ведьмам, зная, что ведет их на смерть? Воины были ему нужны, поэтому он взял их. А человек-волк Вали даже не родня, а всего лишь преступник, убивший много людей.

Оружие Вали оставили — отнять его означало бы проявить чудовищное неуважение и признать, что даны боятся своего «гостя». Ему приходилось снимать меч, только когда он входил в большой зал Хемминга. Вали вспомнил песчаный берег, волка, прыгающего за лодкой по воде, и подумал, что мог бы тогда его утопить. Ему и в голову не пришло, что тот, из-за кого он рискует жизнью, может его спасти. Наверное, это судьба — спасти волкодлака ради того, чтобы затем спастись из плена самому, решил Вали.

Когда мысль укоренилась в сознании, он начал искать оправдания тому, что собирался сделать. Фейлег опасен. Он поставил их под удар своим поведением в городе. Он привлекал к ним внимание, куда бы они ни шли. Но хуже всего то, что он питает к Адисле некоторые чувства, отчего Вали выходит из себя. Сможет ли он доверять Фейлегу, если они найдут девушку? Нет. Он видел, каким взглядом сверлит его Фейлег, он почти осязал его неприязнь к себе. Фейлег хотел, чтобы Вали умер, но нуждался в нем, чтобы найти Адислу. Вали не сомневался в том, что, как только дело будет сделано, Фейлег набросится на него.

«Я волк», — любил повторять волкодлак. Значит, и обходиться с ним надо как с волком.

Однако Вали вовсе не нравилось то, что он собирался сделать. Он повторял себе, что в этом его единственный шанс. Возьмет ли он с собой Браги? Ну разумеется. Хотя бежать одному было бы гораздо разумнее, Вали не смог бы убить сородича или бросить его на верную погибель. Он отправился в путь, чтобы отыскать Адислу, но он сделал бы то же самое и для Браги. Пусть он считает старика занудой, однако с этим занудой его связывают родственные узы, и одного этого достаточно, чтобы отбросить всякие сомнения.

Вали начал дремать, позволяя знакомым запахам дома унести себя обратно в детство, к очагу Дизы. Он вспоминал Адислу, тепло ее тела, когда долгими зимними вечерами она сидела рядом с ним, слушая старинные легенды о гномах, делавших драгоценные украшения для богов, или о воинах, вечно сражающихся после смерти. Были и другие истории, куда лучше, рассказы о деревенской жизни, о том, как Диза в отместку за побои одурачила мужа и тот сам отхлестал себя крапивой по заду; о том, какие шалости они устраивали в детстве; о том, как ригиры страдали, боролись и спасались бегством, пока удачные браки и торговля не принесли мир — во всяком случае, так они думали, — в их земли. Чтобы найти Адислу, чтобы она снова сидела рядом с ним вечерами, слушая рассказы у очага, он готов убить тысячи волкодлаков, снять с них шкуру и подвесить на собственных кишках на потеху воронам.

Все, что требуется сейчас, — дождаться сумерек.

Перебранка была в полном разгаре, и скальд блистал. Огромный ярл проорал, что Стирман тощий, злой, но такой ленивый, что не может раздобыть себе еды, во всяком случае, Вали показалось, что он говорит именно об этом. Молодой князь хорошо изъяснялся по-датски, Барт в свое время постарался, но в шуме большого зала Вали с трудом разбирал слова. Ему показалось, что скальд ответил следующее: