— Не вытаскивайте меня, — попросил он.

— Ты хочешь умереть?

— Вода, — просипел Вали, указывая на трясину.

Объяснить он не мог. Небо сделалось пещерой, черной от дождя, свет был неестественным, внеземным, как в том тоннеле. Все его чувства были приглушены и стерты, словно болотная хмарь облепила его со всех сторон.

— Ты бредишь, князь, — сказал Хогни. — Матушка Джодис, князь требует, чтобы мы снова опустили его в воду.

Джодис задумалась, постукивая ногой по земле. Оглянулась через плечо в сторону моря, размышляя о девушке, попавшей на датский корабль. Разумеется, князя вытащили из трясины, но, наверное, на этот раз стоило оставить его в воде подольше. Очень надолго.

— Делайте, как он велит, — сказала она.

На этот раз замешкались Хогни с Орри, но Вали все решил за них. Собрав остаток сил, он подогнул ноги и снова упал в болото.

Королева ведьм трудилась над Лунным клинком, когда поняла, что колдун отыскал Вали. Меч Аудуна она забрала интуитивно, не из прихоти, как мог бы сделать простой человек, а подчиняясь магическому чутью. Она знала, что этот меч важен, и, спустя многие годы после его появления в пещерах, поняла, чем именно. Волк убьет Одина, но затем он тоже должен умереть. Древнее пророчество без утайки говорило о том, как все случится. Один будет повержен, а затем другой, добрый и человечный бог, убьет волка. Если первая часть драмы действительно разыграется еще при жизни ведьмы, тогда этому другому богу потребуется оружие. Волка нельзя убить обычным мечом, иначе он не смог бы одолеть в битве повелителя богов. Поэтому меч должен быть зачарован.

Среди нижних пещер была одна, особенно узкая, зазубренный потолок которой сходился в глубине с бугристым полом. Ведьме всегда казалось, что эта пещера похожа на волчью пасть. И она поставила меч между полом и потолком, как тот меч, который распирает челюсти волка Фенриса, и многие месяцы сосредотачивалась на мысли, что это тот самый клинок, который повергнет яростного бога.

Ведьма была так сильна, что сама стала почти богиней, и она воспринимала мир вовсе не так, как обычные люди, для которых фрагменты действительности лишь проявляются на короткий миг, а затем исчезают, стоит сосредоточить внимание на чем-то ином. Мысли ведьмы были живыми: подобно паукам, они выбирались из яйца ее разума и устремлялись к объекту ее медитации — мечу, терпеливо дожидаясь, чтобы впитать в себя все, что случится с оружием в будущем. Гулльвейг убедила себя, что меч убьет волка, и сестры сидели рядом с ней, разделяя ее убеждение. Когда ведьмы закончили медитировать, Лунный клинок проникся их уверенностью, с тем чтобы в будущем изменить восприятие всех, кому суждено столкнуться с ним, включая и самого волка.

Гулльвейг знала, что того, кто способен уничтожить Одина, не убьет более слабая магия, а всякая магия слабее той, которой владеет повелитель богов, но у Гулльвейг оставалась одна надежда. Сын конунга, насколько ей было известно, с младенчества слышал рассказы об отцовских подвигах, он знает историю о таинственном исчезновении меча. Когда волк пожрет его, его сознание сольется с сознанием брата. И в этом, верила ведьма, и таится ключ к гибели волка. Магии вообще не придется пробивать защиту волка — она войдет в трещину, оставленную человеком, который пожертвовал своей жизнью, чтобы впустить в мир волка Фенриса.

Медитация завершилась, когда ведьмы ощутили, как поток мыслей на секунду замер, — так спящий в повозке неожиданно осознает сквозь сон, что она остановилась. Вали в своем болоте вошел в волшебный мир, полный видений и пророчеств, где обитали ведьмы, и они как будто услышали шаги у себя за дверью.

Королева ведьм почувствовала и кое-кого еще. Она услышала пение и гул бубна, увидела голубые глаза колдуна. Затем она почувствовала, как ее обступает восхитительно прохладная вода, ощутила, как сжимается горло, неистово захотела вдохнуть; отчаяние затопило ее разум, и она провалилась в сознание Вали.

Гулльвейг и раньше знала, что мужская магия слаба. К примеру, те ритуалы, которые проводил волчий шаман Квельд Ульф, могли повлиять на материальный мир, но сестры из Стены Троллей вообще не считали их чародейством. Ведь они осуществлялись без помощи и без понимания рун, и для королевы ведьм были не надежнее дома, выстроенного без фундамента. Присутствие голубоглазого мага она едва ощущала.

Гулльвейг улавливала образы, истекающие из его бубна: бегущие волки, олени, медведи — все они выходили из натянутой на обруч шкуры, похожие на игрушечные фигурки, и направлялись к трясине. Чего же добивается шаман? Ведьма позволила себе отдаться ритму бубна, мысленно перевернув инструмент. Спустя некоторое время она уже понимала его, обладала им. Теперь она сама задавала ритм. Колдун был слишком сильно сосредоточен на человеке в трясине, он не сознавал, что она здесь, что звук его бубна немного изменился и теперь выбалтывает все свои тайны, которые сейчас же налипают на паутину сознания ведьмы. Мысли шамана были для королевы ведьм словно открытая книга. Он искал близнеца, ставшего наследником конунга; Гулльвейг было ясно, что он сознает его значимость, но не имеет ни малейшего понятия, как быть дальше.

Королева ведьм была довольна. Ее противник у нее в руках, внимание его отвлечено, он не подозревает о ее присутствии, сосредоточившись на том, чтобы его убогая магия повлияла на молодого человека, погруженного в воду. Ведьма ощутила, как руны поднимаются на поверхность сознания, стремясь пронзить колдуна острыми рогами, сжечь дотла, заморозить, утопить, закопать в землю, удушить.

В темноте пещеры она ощутила, как чья-то рука коснулась ее руки. Гулльвейг обернулась на тусклый свет свечи из китового жира и увидела, что рядом с ней, улыбаясь, сидит женщина с обожженным лицом. В следующий миг ведьму осенила одна мысль, и она позабыла о своей странной соседке.

Ведьма поняла, что маг, каким бы слабым он ни казался, это бог Один. А значит, выказывая слабость, он просто-напросто скрывает свою силу. Если она нападет на него, он обязательно выживет, победив же, бог поймет, кто он такой, осознает свою силу и сокрушит Гулльвейг.

Свеча замерцала, и вокруг ведьмы вытянулись тени; ей показалось, она ощущает присутствие своих кровожадных предшественниц, которые глядят на нее прямо из скал. Ведьма знала, что это внезапное появление — не просто так, это знамение.

Мысли мага могут показаться безумными, однако, как и некоторые другие формы сумасшествия, они несут на себе налет гениальности. Первые ведьмы знали, что Один практикует женскую магию. Он единственный из всех мужчин овладел женским искусством — сейдром, как его называли. Локи говорил Гулльвейг, что бог жаден до знаний, а на нее разозлился за то, что она слишком хорошо владеет магией. Значит, бог ненавидит сильных магов из числа людей и хочет уничтожить их. «Отлично, — подумала ведьма. — В таком случае, если бог сам явится в царство людей и увидит в себе сильного мага, то набросится на самого себя». Бога можно провести и заставить уничтожить собственное воплощение. Один, как известно, все ненавидит. Сумеет ли он спастись от собственной ненависти? Вряд ли.

Гулльвейг поможет шаману, увеличит его силу, ослабнет сама и таким образом отвлечет от себя внимание бога, заставив его сосредоточиться на собственном земном воплощении. Она понимала, что колдун все равно уже увидел довольно много и успел ступить на этот путь. В видениях ему являлись волк и близнецы, и вот теперь колдун пытается призвать волшебного зверя себе в защитники. Он использует для этого девушку. Руна вольфсангель показала ведьме, что дочь знахарки тесно связана с братьями и имеет отношение к их будущему перерождению. Значит, враг Гулльвейг подготовил все, чтобы призвать волка. Однако без ее помощи это ему никогда не удастся.

Девочки-ученицы погибли в ведьминых пещерах вовсе не от руки врага. То было некое пророчество, побуждающее к действию, возможно, даже проявление собственной магии Гулльвейг, подсказывающей, что делать дальше. Ключ к магии, как всегда знали ведьмы, в боли и потрясении. Теперь королева ведьм понимала, что ключ к выживанию — в слабости. Она ослабит силу сестер, увеличит силу своего врага, поможет ему сотворить магию, которая его же и убьет. Она-то думала, что призовет волка, и тот уничтожит бога. Теперь она все поняла. Бог сам сможет призвать себе волка.