— Привет, Тасси, — сказала Адисла.
— А ты петь не будешь? Хоть он и оборотень, но такого не заслужил. Нам всего-то и надо, чтобы разбойники вроде него не подходили к селению.
— Не буду, — пообещала Адисла.
Она поглядела на человека-волка. Он был голый, если не считать волчьей шкуры на спине, и все его тело было присыпано чем-то серым, вроде бы меловой пылью. На сером теле выделялись две алые язвы — на животе и груди.
Мышцы у него были впечатляющие даже по понятиям девушки из крестьянской семьи, которая жила среди людей, закаленных тяжким трудом. Даже у берсеркеров — а они постоянно принимали волшебные снадобья и упражнялись с оружием, боролись и устраивали состязания, — не было таких мускулов. Они словно обвивали кости человека-волка, как корни ивы обвивают камень.
Девушке даже захотелось проверить, надежно ли привязан пленник; она удивлялась, что обычная веревка способна его удержать.
— Ничего себе зверюга, а? — произнес Тасси. — Правда, смотреть на него мне уже надоело и я бы не возражал, если бы его прикончили прямо сейчас.
Адисла ничего не ответила. Ее пугал человек-волк, но в то же время притягивал. Неужели то, что говорят, правда? Что у него волчья голова и только самое лучшее железо способно его убить? Сейчас он совсем не кажется опасным. Он явно измучен и дышит тяжело.
— Я говорю, — продолжал Тасси, — что был бы не прочь пропустить стаканчик эля.
— И?
— Слушай, если ты пока побудешь здесь, может, заодно присмотришь за ним, а если он вдруг попытается бежать, просто позовешь меня?
— Неужели ты не можешь заплатить кому-нибудь из детей, чтобы они посидели вместо тебя?
Но в следующий миг Адисла вспомнила: Тасси всегда считался скупердяем. Он никогда не платил за то, что можно получить даром.
Тасси пожал плечами, как будто она предложила ему какую-то нелепицу.
— Ладно, иди выпей, — сказала Адисла, — но только недолго. Я уже скоро пойду домой.
— Главное, его с собой не забери, — усмехнулся Тасси, поднимаясь со стула.
— Что?
— Я же вижу, как ты на него смотришь, — пояснил он. — Конечно, сейчас он не в состоянии, но если ты захочешь…
— Иди уже, пей, — отрезала Адисла.
— Как скажешь, — отозвался Тасси и побрел в сторону большого зала.
Адисла не пожелала в этом признаваться, но в чем-то Тасси был прав. Человек-волк вызывал у нее интерес, однако вовсе не привлекал как мужчина. Прежде всего, от него воняло, разило мускусным запахом, скорее звериным, нежели человечьим. Девушка присела на стул. Ей хотелось сказать что-нибудь сочувственное, как-то подбодрить пленника, но на ум ничего не шло. Вместо этого она спросила:
— Теперь ты сожалеешь о своих преступлениях?
Волкодлак ничего не ответил. На Адислу упала какая-то тень, и она подняла голову, чтобы понять, откуда она взялась. Ничего не было, и тень исчезла так стремительно, что Адисла вспомнила о скворцах. Ее внезапно охватило страстное желание увидеть, какое у человека-волка лицо. Она решила, что если он попытается ее зачаровать, она просто отвернется.
Рядом никого не было, а крики пирующих сделались еще громче. Адисла подалась вперед и тронула пленника за руку. На ощупь она была такая же, как с виду: жесткая, словно дерево. Немного серого порошка осталось у Адислы на пальцах. Она лизнула его. Как она и предполагала, какой-то мел. Волкодлак не шевельнулся, когда она дотронулась до него, и Адисла осмелела. Она стянула мешок. На этот раз человек-волк вздрогнул и вытянул шею вперед. Сначала ей показалось, что у него и в самом деле волчья голова. Но потом она поняла, что просто волчья шкура упала ему на лицо. Он закашлялся и снова вытянул шею. Адисла с опаской сбросила шкуру и так изумилась, что осела на стуле. Прямо ей в лицо смотрел Вали.
— Так ты все-таки колдун!
До нее постепенно начало доходить, что из этого может получиться. Если волкодлак умеет менять обличье, если он может в точности копировать Вали, тогда — если, конечно, его освободить — он может занять место молодого князя в их доме, есть с ними, играть и кто знает, что еще? Может быть, Адисла будет вместе с ним гулять по холмам и целоваться в траве. Может, они уплывут куда-нибудь на маленькой лодочке, как часто уплывали с Вали. Но что потом? Прольется кровь, потому что волки всегда убивают.
Человек-волк заморгал, глядя на нее. Откашлялся и проговорил медленно:
— Я не колдун.
Голос у него был низкий и скрипучий, со странным акцентом. Он проговаривал слова старательно, словно они были слишком хрупкими и могли сломаться, если произносить быстро. Казалось, он не привык к человеческой речи.
— Тогда кто ты?
— Я волк.
Адисла старалась не смотреть ему в лицо слишком долго, на всякий случай, чтобы он ее не околдовал.
— Ты украл лицо молодого князя.
— Это лицо подарил мне брат. Я ношу его с гордостью. Я гляжу его глазами, а он снова видит через меня. Я ношу его на себе, и он снова бежит вместе со мной.
Адисла поняла, что человек-волк говорит о волчьей шкуре.
— Ты двойник, — сказала она, — хитрый оборотень. Кто тебя сюда послал?
— Я украл еду у черного человека. Он околдовал меня и привез сюда.
Теперь Адисла засмеялась. Насколько она знала, Вали предпочитал играть в тавлеи и бродить по холмам, но уж никак не колдовать.
— Да ты сам черный, так что нечего обзываться.
— Это верно, — согласился он. — Я же волк.
— И что теперь с тобой будет, волк?
Он ничего не ответил, только взглянул ей в глаза.
— Тебя просто повесят, — сказала она.
Он снова не ответил, а она никак не могла отвести от него взгляд. Может, так оно и бывает, подумала Адисла, когда тебя зачаровывают?
— Кажется, тебя это не слишком сильно тревожит.
— Я волк.
Она решила, что пленник не вполне понимает, в какой опасности находится. Или же смерть значит для него вовсе не то, что для нее?
— Ты волк Фенрис, — сказала она, — пойманный и связанный.
— Фенрисульфр однажды разорвет свои путы, так говорят пророчества.
Адисла ощутила, как ее пробирает дрожь. Ее всегда пугал этот миф. У бога Локи родились чудовищные дети, в том числе и гигантский волк Фенрис. Боги так боялись волка, что сумели обманом пленить его. Волк привязан веревкой Тонкой к скале Крик, в пасть ему вставлен меч, чтобы он не смог никого покусать, и слюна течет из пасти рекой Надеждой. Легенда гласит, что волк будет лежать так до самых сумерек богов — битвы Рагнарек, — тогда он порвет путы и убьет всеобщего отца Одина. То будет начало новой эры, и править тогда станут красивые, справедливые и возвышенные духи вместо порочных, одержимых войной, мстительных и лживых богов-асов, главный из которых — Один.
Ей на ум пришли строчки из пророчества:
Привязь не выдержит — вырвется Жадный.
Ей многое ведомо, все я провижу судьбы богов.
[3] Мать рассказывала ей эту историю, когда она была совсем маленькой, и Адисла трепетала от ужаса.
— Но ты-то не волк Фенрис, — сказала она, — иначе ты бы порвал путы.
— Верно, — ответил волкодлак. Он казался ужасно печальным.
— Может, хочешь есть или пить? — спросила Адисла.
— Да, — признался человек-волк.
Адисла направилась к большому залу. Все были настолько пьяны, что не заметили ее, все, кроме Вали, — он поймал ее взгляд, а потом отвернулся. Адисла взяла хлеба с маслом, прихватила с собой кубок. На обратном пути достала воды из колодца и зачерпнула кубком прямо из ведра. Затем снова подошла к человеку-волку.
Она покормила его, заталкивая куски хлеба ему в рот и опасаясь, что он укусит ее. Но пленник ел медленно, не глотал, словно зверь, хотя именно этого она и ожидала. И по-прежнему девушка не могла отвести от него взгляд. «Он показывает мне, что он человек, — решила Адисла. — Вслух он говорит, что волк, однако хочет, чтобы я увидела в нем вовсе не волка». Она поднесла кубок к его губам.