— Давай.

— Была ли Андреа твоей Единственной?

— Нет, дружище, моя Единственная — Кэмерон Диаз. Правда, она еще не знает об этом.

— А если серьезно?

Он не собирается уступать, смотрит на меня с самым серьезным видом, а лицо даже подергивается от беспокойства и желания понять меня. Внезапно до меня доходит, что он, возможно, попытался меня надуть. Крейг, конечно, и сам понимает, что должен пойти к этой Роуз, если хочет продолжения их отношений. Возможно, он поинтересовался моим мнением только для того, чтобы поднять в разговоре тему женщин и выманить у меня ответное признание.

Я смотрю на безмолвный экран и говорю ему, что не верю в Единственную. Вокруг множество женщин, которые могут принести мне счастье.

— Тогда почему же не приносят?

— Я счастлив.

— На свадьбе Тома ты не выглядел счастливым.

Это не вопрос, так что я не обязан отвечать. Но Крейг привык иметь дело с маленькими детьми, так что перефразирует свое замечание:

— Давно уже я не видел тебя таким пьяным и не мог понять, почему ты так надрался.

— Нервничал по поводу предстоящей речи.

— Неправда. Мысль о предстоящей речи тебя приятно волновала.

Крейг достаточно добрый человек и не упоминает о том, что я пробормотал свою речь запинаясь и она не была так хороша, как могла бы быть. Она вызвала взрывы смеха, но мой юмор не был таким фривольным и утонченным, как я планировал. Я не смог зачитать свои карточки с подсказками, и пришлось много импровизировать. Но не стоит беспокоиться по этому поводу: если Крейг добьется этой девицы, Роуз, мне, возможно, придется через несколько лет стряхнуть пыль со своей речи и попытаться произнести ее снова.

Я по-прежнему не отвожу взгляда от экрана телевизора, но чувствую, что Крейг все еще пристально смотрит на меня с беспокойством лучшего друга. Я начинаю испытывать зуд от жары. Я сдаюсь.

— Мне небезразлично, что Андреа ждет ребенка. Но я не ревную, — спешу добавить я, поворачиваясь к нему, чтобы он мог прочесть на моем лице, что говорю правду, я умею это делать. — Она хорошая девочка, и я рад за нее. Она прошла дальше, и это хорошо. Но для меня это своего рода приобретение дома, которого у меня нет. После развода я практически так и не сдвинулся с места.

— Но ты же купил себе новый дом в Марлоу.

— Да.

Просто не могу поверить, что в тот единственный раз, когда я захотел, чтобы Крейг понял, что я говорю не буквально, а фигурально, он так ничего и не понял. Я хотел сказать, что меня ничто не трогает эмоционально, но я скорее вымажу экскрементами свою задницу и грудь, чем прямо признаюсь в этом.

— В какой-то мере я ощущаю, будто я остался там, где был десять лет назад. Время от времени я натыкаюсь на старые сценарии и погружаюсь в размышления, что мне следовало сделать иначе, чтобы изменить результат.

— С Андреа?

— И с другими. В данный момент я провожу своего рода эксперимент. Помнишь, я как-то рассказал тебе о той женщине, ребенок которой ходит в твою школу?

— Миссис Бейкер?

— Да, Конни. Она в какой-то мере много значила для меня.

— А потом — ничего. Ты сам так сказал.

— Мне просто интересно, может, я ошибся.

— Что? — Крейг вскакивает с софы и принимается метаться по комнате. Он мелодраматически теребит свои волосы. — У тебя с ней роман?

— Нет.

— Но ты собираешься завести с ней роман? Ты пытаешься соблазнить ее?

Я не отвечаю прямо на его вопросы.

— Она стала старше, но ничуть не хуже. Она выглядит просто потрясающе и обрела новую, не поддающуюся определению ауру и уверенность, которой у нее не было, когда мы были вместе.

— Это называется счастьем. Она — женщина, счастливая в своем замужестве. Она мать.

Крейг в ярости. Когда он по-настоящему очень сердится, маленький мускул на его щеке начинает дрожать, и он делается похожим на психа. Когда мы были детьми, я подстрекал его использовать этот трюк, чтобы отпугнуть хулиганов, но он не может делать этого по заказу. Я видел это всего раз двенадцать.

— Я действительно хочу ее.

— Нет, не хочешь, Джон. Ты сам не знаешь, чего ты хочешь, и просто заморочишь ей голову. Не стоит этого делать.

— Она уже достаточно большая девочка, чтобы самой решить, морочу я ей голову или нет, — замечаю я.

— А она интересуется тобой?

— Конечно… — Я запинаюсь, и Крейг улавливает неуверенность в моем голосе.

— А что, если она не интересуется тобой? — спрашивает Крейг своим спокойным, ровным голосом.

Я испытываю против него раздражение за то, что он посмел предположить такое. Обычно он на сто процентов уверен в моей притягательной силе.

— Она интересуется или, по крайней мере, заинтересуется, — заверяю я его.

— Она замужем, — повторяет он.

— Знаю, — сухо отвечаю я. Не хочу говорить Крейгу, что Конни уже была замужем, когда мы познакомились, и ее замужество только с самого начала было камнем преткновения. Боюсь, что подобное откровение разрушит его взгляд на мир.

— И они действительно выглядят счастливой парой. Вполне счастливой, — добавляет он. — Она тебя как-то обнадеживала?

— В какой-то мере, — осторожно говорю я. Хотя, по правде говоря, наши разговоры сводились к вежливому, но твердому отпору с ее стороны, но все же я не теряю уверенности. Думаю, что она просто играет со мной. — Рано или поздно она посмотрит на вещи с моей точки зрения, — заявляю я.

— Я заговорил об этом, потому что ты мой друг, и если она отвергнет тебя… Ну, мне просто не хочется видеть, как тебе причиняют боль.

Я испытываю шок. Мне не нужно ни понимания со стороны Крейга, ни его сочувствия, ни предостережений. Но когда мне кажется, что выслушал от Крейга все, что только мог вынести, он добавляет нечто еще более травмирующее, чем его сострадание или советы:

— Не хочу видеть, как тебе снова причиняют боль.

Воскресенье, 3 декабря 2006 года

— Поставь пальчик сюда, Ориол. — Девочка послушно просовывает свой тоненький пальчик под ленту, я завязываю бант на свертке, отступаю на шаг и любуюсь своей работой. — Что ты об этом думаешь?

— Выглядят превосходно! — радостно говорит Ориол, рассматривая две огромные коробки, обернутые в голубую фольгу, — подарки Себастьяну и Хенри.

В одном из них приставка, а во втором шесть игр. Я подумывала купить каждому по приставке, но Питер сказал, что это будет уж слишком, к тому же мальчикам следует научиться делиться. Я сомневаюсь в этой их способности делиться, но поняла его позицию. Вдобавок я купила каждому из них по велосипеду. У них есть велосипеды в доме матери, но я подумала, что те, которые я приобрела им на день рождения (с пятнадцатью скоростями), могут остаться у нас, чтобы они имели возможность покататься, когда приходят к нам. Хотя Питер слегка покритиковал меня за то, что я балую мальчиков, но в глубине души, думаю, он был растроган. А я и не знала, что покупка подарков для детей может послужить афродизиаком. По теперь все мои действия заставляют Питера закипать. Кто бы мог подумать, что его так возбуждает тип Мэри Поппинс. Я вдруг ловлю себя на том, что тихонько напеваю, замолкая, смотрю на Ориол и расплываюсь в ответной улыбке. На кухне появляется Питер:

— Привет, дорогая, что это вы тут затеваете?

Я отступаю от красиво упакованных подарков, чтобы Питер мог в полной мере оценить результат моих усилий, потраченных на завязывание бантов.

— Только что закончили упаковывать подарки мальчикам, — улыбаясь, говорю я. — Возьмешь их прямо сейчас?

— Да, пожалуй. А ты не хочешь поехать с нами?

Еще месяц назад я не задумываясь ответила бы: нет, я не хочу ехать к Роуз и не хочу смотреть, как ее отродья будут с жадностью распаковывать свои подарки. Я сказала бы ему, что мне совершенно безразлично, понравятся ли им подарки или нет, результат обычно один и тот же: близнецы тотчас же отбрасывают один подарок и переходят к другому. Мне противно на это смотреть. К тому же ни один день рождения не проходил без того, чтобы Роуз не пустилась в воспоминания о том, как она рожала с помощью всего лишь эфира и воздуха и что близнецы весили более восьми фунтов. Я ненавижу, когда она пристает к Питеру с разговорами на тему «А ты помнишь?», словно пытаясь вступить с ним в тайный сговор. Однако теперь я делаю глубокий вдох и принимаюсь обдумывать, как лучше ответить. Так, чтобы это было лучше для всех.