И вот я снова бреду во мраке, все больше удаляясь от камеры и от момента истины, который стал неподвижным центром для всего моего жизненного пути.

В госпитале меня дожидался Майк.

— Что ему понадобилось? Зачем он тебя вызвал?

— Ag [10], ерунда, — сказал я. — У него болела голова.

Через несколько дней моя совесть унялась. Я быстро научился затыкать ей рот:

«Это ничего бы не дало».

«У тебя не было выбора».

«Ты просто ответил на его вопрос».

Когда же меня перевели в другое место, в скучный гарнизон, где решительно ничего не происходило, я успокоился. Рассудил, что имел право на малодушие — в моем-то подневольном положении. Я больше не думал о том случае. Лишь иногда он всплывал в моей памяти сам собой, неожиданно, и я подпадал под его непостижимую, необъяснимую власть.

Так случилось и теперь. Казалось, кто-то проделал пальцем дыру в истертой ткани моего прошлого и смотрит на меня оттуда. Я испытал странное искушение тоже заглянуть в эту дыру. Увидеть себя с той стороны. Однако у меня не хватало духу. Да, я все-таки отыскал свой момент истины, свою точку отсчета. Но этот момент высветил то, чего я предпочел бы не помнить.

Однажды ночью, вернувшись от Марии, я застал его сидящим на койке перед разложенной картой. Было далеко за полночь. Вся больница спала, лишь в приемном покое горел свет. Лоуренс, однако, был бодр и свеж.

— Чем это вы заняты?

— Кое-что планирую. Что вы делаете завтра?

— У меня выходной.

— Хотите со мной в поход?

— Куда?

— Просто немножко пошатаемся. Это сюрприз. Поедемте, Фрэнк!

— Хорошо, — сказал я. — Почему бы и нет?

Я думал, что речь идет об очередном небольшом походе, какие мы часто совершали вместе. Но все оказалось иначе. С самого начала Лоуренс придавал походу огромное значение. Дважды за ночь я просыпался и видел, что он по-прежнему сидит на койке, рассматривая карту. В восемь тридцать он разбудил меня, весь дрожа от нетерпения. Он уже собрал целый рюкзак: сандвичи, пиво, крем от загара…

Утро было ясное, лучезарное. Трава блестела, как металлическая. Мы поехали в сторону границы. Минуя деревни, видели, как люди набирают воду в ведра, умываются, готовят на кострах еду. Всюду, куда ни глянь, копошилась жизнь. Деревья и прочие растения словно бы тянулись к небу, энергично противясь гравитации. По обе стороны от шоссе ответвлялись многочисленные проселки. Одни были снабжены указателями с названиями ферм и маленьких селений. Другие оставались анонимными. Мы свернули налево, на один из безымянных проселков. Глубокие колеи были слишком широки для машины Лоуренса. Ее все время подбрасывало на ухабах, но в это утро даже тряска вторила пульсу жизни, попадала в ритм, в котором билось сердце этой земли. Проселок шел параллельно какой-то реке — я приметил на карте темно-синюю линию. Наконец дорога оборвалась в тенистых, прохладных зарослях. За стеной бамбука я увидел поток. То был скорее ручей, чем река, но деревья на его берегах буйно зеленели.

Лоуренс замер, глядя на воду.

— Спорим, здесь водится рыба, — сказал он. — Вы увлекаетесь рыбалкой, Фрэнк?

— Когда-то увлекался. Потом надоело.

— Ну, для рыбалки нужно терпение. Как по-вашему, крокодилы здесь есть?

— Тут слишком мелко.

Он облегченно вздохнул. Очевидно, в дикой местности ему было не по себе, особенно почему-то сегодня. Мы вылезли из машины, и поход начался. Лоуренс повел меня вверх по реке. Мы то шлепали по грязи, то брели по щиколотку в воде. Я пропустил Лоуренса вперед. Его рюкзак, набитый под завязку, плыл сквозь чащу. Иногда Лоуренс оглядывался — лицо у него было сосредоточенное, напряженное — и подмигивал. Периодически он останавливался свериться с картой, хотя мы ни на шаг не отклонялись от потока. У меня впервые за много месяцев стало хорошо на душе. Я и забыл, как отрадно сбежать туда, где нет ни людей, ни построек, вырваться из привычной обстановки. Под деревьями было прохладно. Привольно.

Кое-где нам приходилось перебираться по камням или идти вброд. Я спокойно шагал, хлюпая в темной воде, но лицо Лоуренса всякий раз искажала тревога.

— Вы уверены, тут точно нет крокодилов? — вновь спросил он.

— Поклясться не могу, — отозвался я. — Скорее всего, нету.

Конечно, никаких крокодилов в речке не было, но мне нравилось, что Лоуренс нервничает. Через некоторое время я вырвался вперед. Сзади доносилось чавканье его сапог по грязи, да шлепки — он убивал комаров.

Через час мы подошли к месту, где река образовывала омут у подножия скалы, с которой низвергался водопад. Красивое, нетронутое место. Мелкие водяные брызги, отскакивая от камней, орошали листья папоротников, растущих в расщелинах скал.

Мы кого-то спугнули: в воду бросилась ящероподобная тварь с длинным телом.

— Я же говорил: здесь крокодилы!

— Это не крокодил, а варан, — ответил я. — Глядите, вон он плывет!

Громадное скользкое существо, энергично загребая лапами, проплыло вдоль скалы, а затем, подтянувшись, начало карабкаться по расщелине. Оно преодолело вертикальную стену, залезло на террасу и пропало из виду. Но перед моими глазами еще долго стояла эта ящерица с недоброй, древней как мир чешуйчатой мордой.

Впрочем, я все-таки выкупался. Лучшего места для того, чтобы сделать привал и перекусить, мы бы не нашли. Массивные теплые камни. Солнечные лучи, длинными копьями пробивающиеся сквозь листву. Раздевшись, я поплыл туда, где вода бурлила и кипела. Ко мне частично вернулись те чувства, которые я испытывал давно, во время своих одиноких странствий по бушу. Но, разумеется, теперь я не один. Здесь со мной Лоуренс. Мой друг.

Он сидел поодаль, уткнувшись подбородком в колени, и наблюдал за мной. На его лице выражалось огорченное недоумение. По-видимому, хаос дикой природы действовал на него угнетающе. Ему явно хотелось выдрать все заросли и разбить на их месте газон. Я подплыл поближе, поманил его рукой:

— Идите купаться!

Он покачал головой:

— Мне и здесь хорошо.

— Вода отличная!

— Хотите пива?

— Что ж, может, и поедим заодно?

Я выполз на берег и, не вытираясь, улегся на камень.

— По сандвичу?

— Здесь?

— А почему нет?

— Не знаю… Еще рано. Я рассчитывал, что мы поедим повыше.

— Повыше? Что это вы затеяли?

— Мы еще не пришли на место, Фрэнк.

— На какое место?

— У нас поход, помните?

— Ja.

Он снял очки. Протер рукавом. Повернул ко мне свое по-детски невинное лицо, на котором выражался легкий испуг.

— Видимо, я не был с вами до конца откровенен.

Я молча выжидал.

— Точнее, слово «откровенен» тут не подходит.

— А какое подходит?

— Я не все объяснил. Это действительно поход. Увеселительная прогулка.

— Но?

— Но я хочу добраться до одного места.

— И где же это место, Лоуренс?

Он надел очки, достал карту и уселся на камень со мной рядом. Рубашку он снял. Его бледная, безволосая грудь с выступающими ребрами казалась какой-то ненастоящей. В комнате именно я проявлял стеснительность — чтобы переодеться, запирался в ванной или закрывался полотенцем. Лоуренсу же было все равно, вижу я его тело или нет. Но здесь, под открытым небом, мы словно поменялись ролями.

— Вот оно, — сказал он, указывая на карту.

Я никак не мог уразуметь, что он имеет в виду. Синюю нить реки я на карте нашел, но больше ничего примечательного не обнаружил, только кривые горизонталей, отметки высот да кружочки без подписей, обозначающие деревни.

— Сюда я и хочу добраться.

— Но куда?

— Вот. Неужели не видите? — Он забарабанил по карте своим сплюснутым пальцем.

— По-моему, это всего лишь какая-то деревня.

— Почему «всего лишь деревня»? Это же деревня.

— Но… но…

Я всмотрелся в его лицо, ища объяснения. За недолгое время нашего знакомства он еще ни разу не сострил, но эта фраза походила на шутку. Его глаза смотрели серьезно.