Хихикаю.

– А что, разве похоже? Действительно, в четыре года была у меня такая фантазия. У балерин же такие милые платьица!

Мы оба смеемся, и тут кто-то постукивает меня по плечу. Бабс. Наконец-то подошла.

– Привет, Нэт. Привет, Робби. – Затем снова мне: – Беру свои слова обратно. Твой принц уже здесь.

Поворачиваю голову так стремительно, что слышен хруст шейных позвонков. Господи, Крис! Моя мечта в короткой дубленке, поношенных джинсах и кроссовках. Он о чем-то беседует с Саймоном. Радостно улыбнувшись Бабс, мчусь к нему.

– Принцесса! – говорит Крис, тычась носом мне в шею. И затем, отдернув голову назад: – Что это ты сделала со своим подбородком? Похоже, будто подралась с газонокосилкой.

– Скорее уж: что это ты сделал с моим подбородком? – отвечаю я вопросом на вопрос.

До него начинает доходить.

– Но оно ведь того стоило, а, красавица? – ухмыляется Крис. – По крайней мере, тебе не приходится на это смотреть.

У меня подгибаются колени. Прямота – это, конечно, похвально, но я работаю в женском коллективе и еще не привыкла к подобным вещам.

– Тебе срочно нужен допинг, – заявляет Крис, пристально вглядываясь мне в глаза. И тут же добавляет, в ужасе косясь на Энди, блеющего фальцетом под Дион Варвик[15]: – Валим отсюда. Неужели такое может нравиться? Меня лично от них тошнит! – Он тащит меня к выходу. – Смотаемся к одному парню. Тут рядом.

Мое сердце танцует джигу. Он хочет познакомить меня со своими друзьями! В переводе на язык среднего класса это все равно, что быть представленной его родителям. Похоже, я ему действительно нравлюсь.

– А как его зовут? – интересуюсь я полным счастья голосом.

Крис бросает на меня озорной взгляд. И говорит:

– Ну, все корешки зовут его Чазом.

Некоторым людям просто не суждено стать “крутыми”, и мы с Паффом Дэдди[16] – как раз из их числа. У него – вечный перебор с ювелирными изделиями (одно из правил моей мамы гласит: “либо браслеты, либо кольца – и ни в коем случае ничего тяжелого вокруг шеи”), а я чересчур преклоняюсь перед авторитетностью и властью. Как говорит Тони, я единственный человек, кто называет копов “полицейскими”. Я из числа девушек, которые живут, подчиняясь правилам, а не нарушая их. Все остальные умудряются как-то ходить по краю, но если я когда-нибудь попробую последовать их примеру, то обязательно упаду. Вот поэтому-то я еще ни разу не пробовала наркотики. Мне всегда казалось, что, пока все остальные будут ловить кайф, у меня обязательно случится какой-нибудь тромб. Вот почему последние двенадцать часов явились для меня полной неожиданностью. Я попробовала кокаин.

С помощью клубной карточки “Теско” Крис выложил порошок аккуратной белой дорожкой, – и мой рот онемел, и на вкус это было как ушная сера, и я давилась и давилась и давилась, и потом был мощный прилив крови, и я вцепилась в раковину, и все мое тело превратилось в один сплошной “бум-бум-бум”, в теплую пульсирующую энергию, и я смотрела на себя в зеркало в ванной и была смертельно бледной, но сильной, и хохотала над темными кругами под глазами, потому что я была великолепной храброй красивой – девушкой в окошке из цветного стекла, – впервые в жизни я ничего не боялась и мне не было равных на всей земле и это меня возбуждало.

А второй неожиданностью оказалось то, что “Никогда не разговаривайте с незнакомцами”, оказывается, очень верное правило, даже для двадцатишестилетних. И не потому, что так учил меня папа, а потому, что сегодня утром, в 8:25, когда я валялась в постели, пытаясь прийти в себя после ночного кошмара, в котором меня переезжает грузовик, мой мозг прорезал пронзительный телефонный звонок.

– Натали?! – резко сказал голос в трубке.

– Мэтт! – шепотом ответила я. – Что случилось?

Было слышно, как он набирает полные легкие воздуха.

– Жду тебя на работе, – сказал он. – Немедленно.

Холодный плевок ужаса сполз по моему позвоночнику. Я прохрипела:

– Зачем?

В трубке послышались короткие гудки.

– Мне придется ехать на работу раньше, – сказала я Крису, только что вышедшему из душа: его волосы блестели и лоснились как тюленья шкура. Я старалась не замечать, что баночка моего любимого розового геля для укладки “Э’Спа” вычерпана больше чем наполовину.

“А ведь надо-то всего лишь каплю”, – подумала я. Мужики не привыкли себе ни в чем отказывать; увидев то, что им хочется, они немедленно хапают это, не задумываясь ни на секунду.

– Хорошо, принцесса. Я позвоню, – ответил Крис.

– Ох. Ладно, – сказала я, в ужасе обозревая беспорядок вокруг (обычно здесь царит девственная чистота, но Крис, как магнит, буквально притягивает к себе грязь). – Когда будешь уходить, закрой, пожалуйста, замок на два оборота – запасной ключ на верхнем крючке в кухне. И потом брось его в щель для газет, хорошо? Что-то я неважно себя чувствую, – добавила я. – Кажется, мое тело объявило забастовку.

На самом же деле чувство вины буквально захлестывало меня своими тошнотворными зелеными волнами, но мне не хотелось демонстрировать слабость.

Крис ухмыльнулся.

– Обычное дело после кокса.

“Первый и последний раз, – вертелось в моей голове, пока я подползала к офису. – Я просто не гожусь для этого. Я умираю от жажды. Я на грани колласпа. В смысле, коллапса. Из мозгов будто высосали всю жидкость”. Но уже в следующий момент передо мной возникло взбешенное лицо Мэтта, – и красные глаза Падди, съежившегося под столом, – и боль моментально испарилась, уступив место жуткому страху.

– Читай, – властно приказал Мэтт, швыряя мне сегодняшний номер “Рекорд”.

Я посмотрела в текст, теша себя напрасной надеждой, что все это какая-то шутка. Перед программой телепередач была напечатана статья о Джульетте, приме-балерине “Балетной компании БЛ”: о том, как она – “по словам представительницы компании, стремительно набирает килограммы”. Дальше шла фраза, слово в слово повторяющая то, что я выболтала вчера вечером любопытному незнакомцу: “Дело не в танце, с танцем все в порядке. А есть поменьше ты не пробовала?” Я даже пошатнулась, увидев такое. Рядом с именем автора статьи – Джонти Хоффман – была фотография: мужчина на ней выглядел худее, моложе и гораздо симпатичнее, чем тот, с которым я познакомилась на вечеринке у Энди.

– На себя посмотри, – пробормотала я под нос.

– За это утро, а еще не было восьми, мне звонили четыре раза. Хочешь узнать, кто? – говорит Мэтт. Покорно киваю. – Худрук, директор по связям с общественностью, Джульетта и репортер из “Гардиан”. Мы по уши в дерьме! О чем ты думала? Это так на тебя не похоже.

Мэтт трет глаза, а мы с Падди пялимся в пол. Мой обезвоженный мозг воспален так, что вот-вот взорвется. Жую кончики волос. Что со мной происходит? Я же никогда не делаю ошибок. По крайней мере, не на работе. Никогда. Мэтт всегда ставил меня в пример, характеризуя как “вполне приемлемый вариант педантичного профессионализма”. Правда, не в последнее время.

Шепчу:

– Как ты догадался, что это я?

– По описанию источника информации: “пожевывающей кончики волос от волнения”. Кто же еще это мог быть?

Тяжело опускаюсь на стул. Мысли взбиваются в яичницу-болтунью: “Энди, сволочь такая, как ты мог приглашать бульварного писаку на свою отстойную гулянку, не предупредив меня; а Мел – почему я вообще ей поверила, почему не держала язык за зубами, и вообще: почему я всегда влезаю в то, что меня не касается; неужели я – меня аж передергивает – пиарщица до мозга костей?” Спрашиваю:

– “Балетная полиция” уже знает, что это я?

Мэтт бросает на меня сердитый взгляд.

– Мне удалось убедить их, что статья сфабрикована от начала до конца. Тебе очень повезло, что наш президент и исполнительный директор газеты вместе учились в Оксфорде.