Но на этот раз все было иначе. Я как раз пыталась подстроиться под рок-н-ролльный ритм “Джефферсон Эйрплэйн”[1] и бесилась из-за того, что напялила пончо, когда ко мне подвалил долговязый, длинноволосый парень в коричневых клешах и на высоченных платформах. Я ждала, что он начнет клеиться, но Волосатик посмотрел сквозь меня, – так, будто я была очкариком (очкариком в розовых очках-сердечках, если быть более точной), – облапил Бабс пониже талии и прокричал что-то – наверняка проникновенное – ей в ухо. Скорее всего, что-нибудь вроде: “Ты, должно быть, манекенщица?”

Бабс, которая в одних носках тянет под семьдесят кило, трясла гривой и манерно подхихикивала, пока ее карикатурный ухажер не ослабил хватку. А затем вдруг прекратила смеяться – резко, как это обычно делают мафиози в гангстерских боевиках перед тем, как прикончить какую-нибудь сошку, – и проорала:

– Ты что – придурок?

Человек поумнее моментально отвалил бы. Но Волосатик лишь тупо заржал и проревел:

– Нет, серьезно, чем ты занимаешься?

Бабс громко прокричала:

– Ем таких, как ты, на завтрак.

Волосатик ухмыльнулся:

– А я бы не прочь.

К тому моменту я уже начала чувствовать себя как коза в приемной у шамана вуду. Я тихонько отвалила в сторону, прикурила сигарету, – чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие, – и стала наблюдать за отплясывающей Бабс. Пошатываясь, она вернулась через два перекура.

– Его зовут Уилл, – прогудела Бабс. – Он, кстати, не такой уж и раздолбай, каким выглядит. Пойдем, поболтаем с его приятелями.

Сознавая, что я здесь единственная, кто оделся под “обойденное стилем десятилетие”, – в то время как все остальные девчонки были просто шик-блеск, вплоть до кончиков накладных ресниц, – я отказалась.

– На мне жуткий рыжий парик. И я выгляжу как Рональд Макдональд. Лучше пойду-ка я домой.

Бабс надула губы.

– Не обидишься, если я останусь?

Я немного помедлила, но затем согласно кивнула.

– Да нет, конечно.

Бабс просияла:

– Вот и отлично. – А затем застенчиво добавила: – Даже не знаю, почему он выбрал именно меня, когда ты была рядом… должно быть, он просто слепой. И к тому же под мухой.

Как утешительно. Только меня на такое не купишь – ведь девичье правило “Я Чудовище – Ты Красавица” на самом-то деле придумано мной.

– Иди, развлекайся, – пробурчала я. – Завтра увидимся.

И я поплелась в дамскую комнату, но на обратном пути столкнулась с Бабс, направлявшейся туда же.

– Уилл берет мне в баре “Красного быка” с водкой, – сказала она. – Обрати внимание, какая классная у него задница!

Я послушно осмотрела задницы у стойки, но не увидела ни одной классной. Зато заметила кучку парней, корчащихся от смеха, – кроме одного, укоризненно качавшего головой.

– Козел ты, Уилл, – растягивая слова, говорил головотряс: высокий парень в рубахе-“сафари” и темных брюках. – Самый настоящий задник.

Не говоря уже о том, что я никогда не слышала, чтобы термин “задник” применяли к чему-то кроме обуви, я была заинтригована. И подкралась поближе.

– Она узнает. Она всегда все узнаёт.

– Не узнает. Она вернется только завтра к вечеру. Слушай, я всего лишь купил девчонке выпивку, – я же пока не трахнул ее!

До меня дошло. И пусть я из тех, кого даже мухи обижают, но я никому не позволю делать из Бабс дуру. Сильно ткнув Уилла в спину, я заявила:

– На твоем месте я выпила бы эту дрянь сама.

Уилл заржал как лошадь.

– Да? Это еще почему?

– А потому, что, когда я расскажу Бабс, какая ты сволочь, она выльет его тебе на голову.

Уилл снова засмеялся, но головотрясу, похоже, стало неудобно.

– А вы… вы кто?

Я, было, уже подумывала повторить про Рональда Макдональда, но тут послышался тихий, взволнованный голос:

– Нэт, что происходит? Где Уилл?

Мы с головотрясом обернулись одновременно – и увидели Бабс, а также пустое место, где еще секунду назад находился Уилл со своими дружками.

Головотряс уставился на мою подругу.

– Барбара, верно? – сказал он очень мягко. – Мне ужасно жаль, но Уиллу пришлось уйти. Я… ну, если честно, то он просто придурок. Мы с вашей подругой как раз обсуждали эту тему. А я – Саймон; и, если вы не против, я с удовольствием вас чем-нибудь угощу.

Я состроила гримасу, но Саймон смотрел сквозь меня – так, будто на мне были оранжевые штаны-“варенки”. И уже через несколько секунд я вновь почувствовала себя козой. Только на этот раз отправилась домой.

Это было пять месяцев назад, а теперь – вон что! Смотрю вниз – на Бабс в воздушном белом платье – и не верю своим глазам. А ведь могла бы догадаться еще тогда, когда она пропала на целых три дня: назревают неприятности.

– Да не переживай ты так, – промурлыкала она, когда наконец-то удосужилась позвонить. – Я отработаю двойной наряд на кухне на следующей неделе!

На что услышала довольно резкое:

– Спасибо, Барбара, а теперь, если не возражаешь, мне надо позвонить в полицию и сообщить, что поиски твоего тела можно прекратить.

Ждала слов раскаяния, но взамен получила:

– Отличная мысль, так как Сай провел свое собственное расследование! Ха-ха-ха! Оч-чень углубленное!

– Как это все по-английски, правда? – Чей-то голос заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности.

Энди облокачивается на перила и с улыбкой смотрит на меня.

– Да, действительно, очень мило, – отвечаю я, разрываясь между преданностью к Бабс и желанием осадить Энди.

– Мама не хотела церковных гимнов, – на итальянских свадьбах не поют гимнов, – но родители Саймона не уступали ни в какую.

– Смотрю, с твоими предками довольно просто договориться.

Надеюсь, фраза прозвучала достаточно нелюбезно.

– В отличие от Саймоновых. Думаю, мои сейчас чувствуют себя как Германия при Версальском договоре.

– Какая досада.

Не имею ни малейшего понятия, о чем это он.

– Итак, Нэт, как насчет потанцевать? Может, под “Правь, Британия”?

– Ну я…

– Обязательно надо – мы же с тобой теперь практически брат и сестра!

– Спасибо, но у меня уже есть один братик, – говорю я. – И, поверь, одного такого более чем достаточно. – Я возвращаюсь к нашему столику.

Тони болтает с одним из Кейтов через пустующий стул Франни. Мой брат и Франсис Крамп друг друга не переваривают. Она называет его “недоразвитым неандертальцем”, в то время как он говорит о ней исключительно как о “вилкоголовой” (имея в виду, что с удовольствием воткнул бы вилку в ее голову). Перевожу взгляд на главный стол и вижу Франни, присевшую на корточки перед Бабс, словно евнух перед Клеопатрой. Я с Франсис тоже не в ладах. Франни – это Третья Лишняя. Она повсюду таскается за Бабс, – надоедливая, как чирей на заднице.

Беспомощно улыбаюсь Крису, который в ответ ухмыляется так, что мои легкие сжимаются в гармошку.

– Не перевариваю свадеб, – растягивает он слова. Голос у него мягкий и одновременно царапающий – мед на гравии. Едва уловимый северный говор бьет мне прямо по коленкам. Он выдерживает мой взгляд и добавляет: – Как правило.

Улыбаюсь и отвечаю:

– Я тоже.

Крис отклоняется назад вместе со стулом. У него явно свербит в одном месте. Тем временем Бабс и Саймон, взявшись за руки, выходят на первый танец.

Крис переходит на шепот:

– Может, послать все это – да завалиться в “Вегас”?

Хихикаю в ответ:

– Согласна.

И мы оба замолкаем, так как “Кенни и Ударная Бригада” поднимают кошмарный шум, в котором лишь с трудом можно разобрать песню Дина Мартина “Пока вас не полюбят, вы – никто”.

“Да уж, бескомпромиссная свадебка”, – думаю я, так как все вдруг принимаются хлопать. А моя мама бьет в ладоши с таким усердием, что начинает напоминать мухобойку в жаркий, летний день.

– Я бы завалился в “Вегас”, – снова говорит Крис.

Мы с ним пересиживаем “Леди в красном” и “Ну же, Эйлин”. Спрашиваю Криса, почему он не в смокинге, как все остальные мужчины. Вместо ответа – двойное фырканье и испепеляющий взгляд в сторону всех остальных. Энди, отмечаю я, танцует с Франни.