– Просто я страшно обрадовалась, узнав, что ты вернулась. Ты… ты звонила Франни, и я…

Ответа нет, но до меня доносится сиплый голос где-то на заднем плане:

– Кто это?

И затем – приглушенный ответ Бабс:

– Натали Миллер.

Натали Миллер. Сколько у нее еще подруг по имени Натали?

– Извини, Нэт, – продолжает Бабс: на этот раз прямо мне в ухо. – Он дома. Так что ты там говорила?

– Да так, ничего особенного, – отвечаю я сердито. – Просто ждала, что ты дашь о себе знать, – вот, собственно, и все.

– Не сердись, пожалуйста! Мы же только вчера вечером вернулись!

– Я знаю, – поспешно говорю я. – Но…

– Натали, – начинает Бабс, – ты еще хуже моей матери. Я, правда, собиралась дать тебе полный отчет сразу же, как проснусь. А Франни я вчера звонила только потому, что той очень хотелось, чтоб я к ней сегодня днем заехала, а я – если честно – чертовски устала, и мне сейчас не до развлечений.

Ухмыляюсь в трубку.

– О да, конечно, Бабс, прости. Так… как прошел медовый месяц? Наверняка чудесно?

– М-м-м, да, все отлично, – отвечает Бабс, зевая во весь рот. – Бр-р-р! Спасибо.

Решаю, что раз уж она сейчас, судя по всему, в полном трансе и мне вряд ли удастся ее растормошить, так нет смысла и спрашивать о сексе. Вместо этого говорю:

– Свадьба получилась шикарная, Бабс, – просто фантастика! Всем очень понравилось.

Наконец-то в ее голосе слышны нотки радости.

– О, спасибо! Правда? Нам тоже. Нэт, я даже не могу передать, как классно все получилось! Полный дурдом, но все равно – классно. Ждем не дождемся фотографий. Правда, все как-то второпях, но, – правду люди говорят, – это был самый лучший день в нашей жизни!

Хихикаю. А я и не знала, что брак дает не только выигрыш на налогах, но и солидные дивиденды.

– Откуда ты знаешь, если тебе не известно, что там, в жизни, еще впереди? – Это я так начинаю ее поддразнивать.

– Что правда, то правда, – соглашается Бабс. – Хорошо: скажем, почти самый лучший. Самым лучшим будет тот, когда я рожу нашего первенца.

Призвав на помощь все свое самообладание, умудряюсь не брякнуться в обморок.

– Ты… ты, часом, не беременна?

Бабс хихикает.

– Пока что нет. Мы еще упражняемся. Так, говоришь, свадьба тебе понравилась?

– Очень, – отвечаю я с жаром. – Все было замечательно. С удовольствием снова увиделась с Энди. На самом…

– Бр-р! Знаю-знаю! Я сама ужасно рада, что он вернулся! Он, кстати, тоже был рад тебя увидеть: сказал, что глазам своим не поверил, обнаружив, сколько ты сбросила…

Чертов наглец.

– Это он к чему? К тому, что до этого я была жирной свиньей? – Выдавливаю из себя смешок. – Ладно, Бабс, лучше угадай, что еще я хотела тебе сказать про свадьбу. Ты знаешь парня, который сидел за моим столом?

– Э-э, там было полторы сотни гостей. Напомни.

– Крис! Крис Помрой?

– А, Крис. Как же. Давний приятель Сая.

– Ну, так вот… – Делаю глубокий вдох и приступаю к рассказу о Крисе. Когда, спустя восемь минут, я умолкаю, наступает долгая пауза.

– Бабс? – говорю я. – Ты все еще там?

– О Нэт, – шепчет она. – А как же бедняга Сол? Он же на тебя молится.

Не знаю, что ответить. Наконец слово опять берет Бабс.

– Послушай, – говорит она. – Я сейчас все равно ничего не соображаю: голова как вата. Давай поговорим позже, когда я полностью проснусь. Я тебе сама позвоню. Пока.

Сижу за столом, хлопая челюстью, будто деревянная марионетка, а затем достаю из сумки бумажный клочок, демонстративно разглаживаю перед собой и набираю нацарапанный на нем номер. Кладу трубку как раз в тот момент, когда возвращается Мэтт.

– У тебя вид кошки, пробравшейся на маслодельню, – отмечает он. – Полагаю, “Телеграф” уже грызут удила?

– Нет, извини, – говорю я. – Они так и не позвонили. Я им сама позвоню через секунду. Но… у меня сегодня свидание. Вечером. С убийственным парнем!

– Я так понимаю, это не Сол. Ну-ка, давай, выкладывай.

Мэтт – в отличие от Бабс – горит желанием подтолкнуть меня на путь греха. У него снова хорошее настроение, так как наш директор по связям с общественностью, похоже, пришел в неописуемый восторг от его идеи с “Телеграф”: эксклюзивные снимки Джульетты в Вероне в их праздничном выпуске ко Дню святого Валентина. Хорошая реклама для нашей весенней премьеры “Ромео и Джульетты”.

Мэтт продлевает мне обеденный перерыв, чтобы я смогла пробежаться по лавкам и преобразиться к вечеру. И когда я вваливаюсь обратно, замаскированная под “мешочницу”, добровольно вызывается отсортировать розничные зерна от розничных плевел. Урожай получается небогатым. К примеру:

– Эти башмаки мы сдаем назад: у тебя в них ноги как пестик в ступе. О боже, а это еще что? В этот топ свободно влезут обе мои тетки. Юбка от Лоры Эшли? Тебе сколько лет, а, Наталия? Сорок пять?..

Я, собственно, не возражаю, но вообще-то Мэтт – самый безвкусно одевающийся гомик из всех, кого я знаю (вся его творческая энергия уходит на Падди). Он глубоко вздыхает и цепляет своего баловня на поводок от “Гуччи”. Затем под конвоем ведет меня в “Уислз” и силой заставляет влезть в розовую блузочку “в облипку”. Ощущаю себя крупным морским червяком и пытаюсь незаметно проволочь мимо него мешковатый кардиган, но таможня не дремлет. Подобно остальным моим друзьям, Мэтт просто тащится, когда тратит мои деньги, и за сорок пять минут ему удается склонить меня к покупке суживающейся книзу кремовой вельветовой юбки и пары высоких коричневых сапожек “под змеиную кожу”. Очень похоже на примерку первого в жизни бюстгальтера, только на этот раз деньги плачу я. Его заключительное слово:

– Надеюсь, ты хоть догадаешься надеть трусики поприличнее.

Когда в 18:45 появляется Крис, я предстаю перед ним совершенно новой – правда, изрядно поиздержавшейся – женщиной. Готовой встать на уши.

Не могу смотреть телевизор в одиночку. Когда крутят “Бруксайд”[8], кто-то обязательно должен находиться со мной в комнате, – иначе я начинаю думать, что жизнь не удалась. Безусловно, есть исключения. Например, “Баффи – истребительница вампиров” – еще туда-сюда. Но только не “Розуэлл” – чересчур удручающее зрелище. “Китайский городовой” – где-то на границе. А вот “Колесо фортуны”[9] вгоняет меня в такую депрессию, что хочется сбежать куда подальше и провести остаток дней где-нибудь в автоприцепе с биотуалетом. Наверное, я просто не умею быть одна. Хотя, – если уж говорить начистоту, – одинокой я себя почувствовала еще задолго до того, как Бабс съехала к будущему мужу. Она так увлеченно тренировала новую роспись, была так одержима дилеммой – что вплести подружкам невесты в прически: розочки или ленточки, – что “Радио-2”[10] стало моей единственной компанией. Нет, не хочу сказать, что я одинока, но…

– Эй, принцесса, – перебивает Крис. Мой монолог обрывается так резко, что слышен “клац” захлопнувшейся челюсти.

– Прости, – невнятно бормочу я, салютуя бокалом в его сторону. – Мне достаточно пробку понюхать – и меня тут же начинает нести. – Говоря эти слова, чувствую, как внутри все клокочет.

“Достаточно пробку понюхать!” Да стоит мне лишь слегка понервничать, – и я начинаю тарахтеть почище какой-нибудь бабульки из радиоспектаклей Би-би-си года эдак 1973-го. А Крис – он такой глубоко и мрачно сексуальный, что меня пробирает до самых печенок, и остатки разума испаряются на глазах. Я – типичный обыватель-консерватор, а он – весь такой крутой; и чем больше пытаешься под него подравняться, тем активнее из тебя начинают вылезать слова-паразиты вроде “разумеется” или “вне всякого сомнения”. Похоже, я одержима демоном от бюрократии.

– Принцесса, – вновь повторяет Крис. Мы сидим в засаленном, холодном баре, и он поглаживает мне изнутри запястье. – Ты похожа на сосульку, панически боящуюся растаять.