Я бы сказала точнее: на сосульку, панически боящуюся столкнуться со своим бойфрендом. Украдкой бросаю взгляд на огромную оконную витрину из красного стекла, отделяющую нас от улицы.

– Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? – добавляет он, наклоняясь ближе. Отрицательно качаю головой. Стряхивая пепел на гранитный пол, Крис объявляет: – Городскую лису. Ты вся такая… настороженная. И дикая – в глубине души.

Понимаю, что это комплимент, но, поскольку городскую лису – эдакого отожравшегося до хриплой одышки рыжего мусорного фуражира – мне довелось видеть только раз в жизни, я лишь спустя некоторое время делаю вид, будто мне лестно. Склоняюсь к жалкому свечному огарку на нашем столике, прикуриваю сигарету и говорю:

– О, спасибо… Э-э, а ты ведь так и не рассказал, чем занимаешься.

Крис делает большой глоток коктейля.

– Я менеджер группы, – говорит он, пристально глядя на меня своими усыпляющими, карими глазами. Затем улыбается и добавляет: – Я – служитель рока.

Поскольку подобную нелепицу можно сморозить лишь в шутку, – будь ты хоть сам Оззи Осборн, – я изумленно фыркаю, и из носа у меня вырывается – и задувает свечу! – клуб дыма.

– Прошу прощения, – говорю я, поспешно поднося к фитилю спичку. – По нелисьим дням я по совместительству работаю огнедышащим драконом.

Крис веселится от души – забавно, но я вдруг чувствую облегчение. Чувствую, что могла бы прожить на одном лишь звуке его смеха. Лихорадочно пытаюсь придумать еще что-нибудь веселенькое.

Пауза.

Вскоре до меня доходит, что Криса – к его счастью – ничуть не стесняет то, что свойственно любой светской беседе (т. е. необходимость ее поддерживать). Так что вновь беру инициативу:

– Как вы познакомились с Саймоном? – Похоже, Крис несколько озадачен, и я уточняю: – С женихом.

– А, Саймон! Один из тех чудаков, которые, типа, постоянно путаются под ногами. Не могу сказать, что он поступил правильно. Саймон – нормальный малый, но ему ведь всего двадцать пять. Можно сказать, еще пацан. А вы с его миссис закадычные подружки.

По-моему, последняя фраза звучит как вопрос.

– Да. С Бабс. Она хорошая. Вообще, странно: Бабс – и вдруг миссис. Знаю, звучит ужасно, но я чувствую себя так, будто меня обокрали. Я говорила тебе, что она – пожарный?

Крис ухмыляется.

– То есть, по-твоему, это не он, а она перенесла его на руках через порог?

Хихикаю.

– Так как же называется твоя группа? – спешно возвращаю я разговор в прежнее русло. – Я могла о ней слышать?

– “Венозные монстры”, – отвечает он с гордостью, словно новоиспеченная мамаша, объявляющая имя своего первенца. Порывшись в кармане, Крис достает помятую листовку. – Пока их мало, кто знает. Но скоро от них будут торчать все.

– Классное название, – говорю я, зная, что Тони бы просто передернуло. (“Какое название – таков и группешник. Если у них не хватило мозгов придумать себе нормальную кликуху, то чего еще от них ожидать?”) – А с какой студией они работают?

Крис отвечает:

– Я вот-вот заключу мегасделку.

Смотрю на листовку. Похоже, последний раз “монстры” лабали в “Красном глазе”, рядом с Каледониан-Роуд. В музыкальной индустрии это что-то вроде – как бы помягче выразиться? – “за Бродвеем”.

– Здорово, – говорю я осторожно. – А еще где-нибудь они играли?

– В “Апельсине”, – отвечает Крис. (Выезжаете за Бродвей, потом – налево, по кольцу и…)

Решаю не говорить то, что слышала от Тони: группе без контракта не стоит постоянно выступать за городом – “ребята из “Эй энд Ар” не поедут на них смотреть больше одного раза”. (Тони не жалует “эй-энд-арщиков”, так как ему приходится, – передаю своими словами, – “работать с тем мусором, что они притаскивают”.)

Вместо этого говорю:

– Уверена, скоро “Продиджи” будут у них на разогреве.

Крис улыбается: луч солнца после дождя.

– Я потом тебе поставлю их демо, – говорит он. Его наждачный голос наполняется страстью. – Тебе понравится.

Я вся сияю. И вдруг начинаю чувствовать себя женщиной, которая “сечет в музоне”. (На прошлой неделе мы с Солом отстояли длиннющую очередь вместе с толпой откровенно агрессивных пенсионеров на “Ипподроме” в Голдерс-Грин, чтобы послушать Баха в исполнении симфонического оркестра Би-би-си.)

– Ты мне нравишься, Крис, – выпаливаю я. – Ты забавный. Знаешь… – я чувствую, как пузырьки шампанского лопаются у меня в мозгу, удаляя одну извилину за другой, – знаешь, так здорово сидеть здесь, в этом баре, просто болтать, глазеть по сторонам и, спорим, спорим, никто из этих людей не жен…

Крис останавливает меня, притянув к себе и впиваясь поцелуем. На вкус – что-то недозволенное и восхитительное. Губы в губы, он шепчет:

– Поменьше слов – побольше дела, пожалуйста.

И пусть мне известно, что это цитата из Элвиса, она ничуть не умаляет притягательности его фразы. Слабея на глазах, млею от желания. Встаю и позволяю Крису увезти меня домой.

Бубнеж “Радио-4” будит меня в 7:45 – и уже через секунду я понимаю, откуда эта вялость и заторможенность. Словно я сижу на “могадоне”[11]. Осторожно прощупываю совесть: хочу понять, есть ли там чувство вины. И немедленно получаю, – вполне заслуженно, – хорошую оплеуху. Закусываю губу. Во сколько же он ушел? Извиваясь под одеялом, мечтательно вспоминаю вчерашний вечер. Сначала – страстные поцелуи в такси, будто мы парочка необузданных тинейджеров (хотя в тинейджерские годы я была скорее сонливой, чем необузданной); затем вваливаемся ко мне, в мою уютную квартирку в голубых тонах. Вот тут-то до меня вдруг доходит, что под ретроюбкой с кокетливыми сапожками притаился самый надежный на свете контрацептив: теплые панталоны до колен.

– Постой! – пронзительно взвизгиваю я, силой отстраняясь от Криса. – Я сейчас. Мне надо… – прочесываю мозг в поисках подходящего предлога, – в туалет.

Несусь в ванную, а когда – спустя восемь минут (после тщетных попыток избавиться от следов резинки) – выбегаю обратно, Крис, похоже, уже начинает сходить с ума от возбуждения. Не успеваю еще решить для себя, надо ли объяснять, что на самом-то деле я не сидела на горшке все это время, как он с силой притягивает меня к себе и резко срывает розовую юбочку “в облипку”! Дерзкий маневр. Классно бы смотрелось, будь мы голливудскими звездами в постельной сцене из какого-нибудь новомодного блокбастера, где вся модельная одежда – лишь расходный реквизит. Но сейчас я прихожу в такой ужас, что чуть было не начинаю протестовать. Моя новая юбочка, ты пала жертвой двухсекундного позерства!

Стою, уставившись на россыпь розовых пуговичек на полу. Все мысли – только об одном: нет, не получится из меня подружки рокера. Помню, как Сол перед первым поцелуем вежливо осведомился: “Можно тебя поцеловать?” А вот Крис не спрашивал ничего. Он целовался как дьявол, задавшийся целью высосать из меня всю душу. Его щетина натирала мне подбородок, но, – поскольку другие части тела терлись гораздо настойчивее, – мне было все равно.

– Ты простудишься, – говорю я, чмокая его в нос.

– Зато ты согреешься, – мурлычет он в ответ. – Иди ко мне. Предайся разврату.

Пододвигаюсь ближе.

– Ложись, – шепчет он. – Я хочу поцеловать тебя там.

Краснею, но не могу ответить ему тем же. Стараюсь не думать как нянечка в детском саду (“ну что, мальчики и девочки, помыли между ножек?”) и позволяю уложить себя на кухонный стол. Поначалу чувствую себя как рак в кипящей кастрюле. Все время пытаюсь сжать колени и что-то там пищать. Не очень-то помогает и раздавшийся вдруг звонок Сола, оставившего сообщение. (“Привет, Нэт! “Королевский шекспировский” дает “Кориолана”. Я подумал: может, стоит заказать билеты заранее? Что-нибудь в серединке, думаю, обойдется в разумную цену”.)

Прервав свой тяжкий труд, Крис шепчет:

– Как тебе темп?

Прикрыв глаза рукой, мысленно проклинаю Сола за то, что сделал меня такой. Сол никогда не целовал мне там: я сама наложила вето, а он по натуре чересчур вежлив, чтобы протестовать. Но с Крисом все совершенно по-другому.