– Разберёмся, – пробормотал де Бельмонт. – А что Настя?

– Откуда я знаю, отец. Я не звонил ей. Улетела… Поверь, мне не до того было…

– Верю…

Жан-Пьер потянулся ногами и вздохнул.

– Всё затекло, онемело, – сказал он. – И голова болит.

– Жалуешься?

Де Бельмонт не ответил.

– Я должен ехать, отец, – наклонился над ним Антуан и поцеловал в щёку.

– А я? Ты бросаешь меня здесь одного?

Молодой человек указал глазами на доктора.

– Ты в хороших руках, отец.

– И долго мне оставаться в этих хороших руках?

– Пару дней, – отозвался доктор. – Это минимум. Возможно, неделю.

Дверь открылась, и на пороге появился высокий худой мужчина в сопровождении стройной женщины. Оба в медицинских халатах, оба с широкими лошадиными улыбками.

– Ага! Открыл глаза! – громко констатировал мужчина.

– Это главный хирург больницы, – шепнул Антуан отцу.

– Как глаза? Видят нормально? – спросил хирург. – Ну-ка пошевелите пальцами руки. Нет, не той руки, а той, что в гипсе… Великолепно.

Он повернулся к полному доктору.

– Как вам он вам, Жерар?

– За годы моей работы я привык к чудесам, – печально ответил доктор.

– А я никак не привыкну. Когда пациенты дохнут без видимой причины, не могу привыкнуть, и когда выкарабкиваются из полного дерьма, тоже не могу привыкнуть. Всякий раз удивляюсь. А вы, месье де Бельмонт, даже не догадываетесь, из какой передряги выбрались. И не могу сказать, что вы родились второй раз, потому что вы фактически не пострадали. Иного пациента по кусочкам склеивать приходится, а вы целёхонький. И сын ваш тоже. Видать, чего-то очень важного вы не сделали в жизни, раз Бог сохранил вам жизнь после такой аварии.

– Зачем же мне в больнице лежать, если у меня всё в порядке? – проворчал Жан-Пьер.

– Затем, чтобы мы могли убедиться, что у вас всё в порядке. Мы же в сказки не верим. Вы так и не ответили мне про глаза. Как видите?

– Хорошо.

– Всё в фокусе?

– Да.

– Рези нет в глазах?

– Нет.

– Вот и чудесно.

Продолжая улыбаться, хирург вышел из палаты вместе с сопровождавшей его женщиной.

– Оставишь мне мобильник? – спросил де Бельмонт сына.

– Сегодня или завтра куплю новый. Наши разбились.

– Лучше завтра, – сказал круглолицый доктор. – Или послезавтра. Вам сейчас нужен покой. Кроме того, мобильный телефон в вашем случае, – доктор постучал себя пальцем по голове, – не самое подходящее развлечение.

– Что вы имеете в виду? – не понял де Бельмонт.

– Тяжёлое сотрясение мозга. Излучение этих телефонов могут замедлять ваше восстановление.

– Ерунда, – скривился де Бельмонт.

– Не нужно испытывать судьбу, месье. Вам повезло в аварии, но вас может сломать совсем незначительная вещь.

Жан-Пьер не ответил.

– Вечером я заеду, – сказал Антуан и поцеловал отца в щёку.

Жан-Пьер закрыл глаза и не заметил, как погрузился в глубокий сон.

Проснувшись, он пытался вспомнить, что ему приснилось, но никак не мог. Он помнил, что видел Ирэн и что она говорила ему что-то важное. Вокруг них летали буквы, которые были вовсе не буквами, а живыми существами. Ещё он видел цветы, много цветов, целое поле, протянувшееся до горизонта и каким-то необъяснимым образом поднимавшееся к небу, как стена. Но цветочное поле было скорее ощущением, чем запомнившейся картинкой. Ощущения, они переполняли де Бельмонта. Ощущения лёгкости, ощущение полёта, ощущение свободы. Сейчас, лёжа в больничной кровати, он чувствовал себя скованным и обманутым. Только что он парил где-то, в каких-то неведомых мирах, и не нуждался ни в чём, а теперь всё его тело ныло и напоминало неповоротливую тушу кашалота, выброшенного на берег. Тело давило на Жан-Пьера, тело мешало ему. А гипс на руке тянул, как гиря.

– Несколько мгновений назад я понимал абсолютно всё, – прошептал де Бельмонт с удивлением, морща лоб и стараясь удержать ускользающие ощущения, – а сейчас не могу даже вспомнить, что я понимал. И что я видел… И видел ли вообще что-нибудь?… Почему там на все вопросы находятся точные ответы? Почему там я слышал, как разрешить мои проблемы? Почему там всё ясно, а здесь всё спуталось?

Он повернулся на бок и свесил ноги с кровати. Тело застонало каждой клеткой. Тело не хотело шевелиться. Тело наполнилось предательской слабостью. Но де Бельмонт всё-таки встал. Он долго стоял на месте, не в состоянии сделать ни шага, и оценивал свои силы.

– И они говорят, что мне повезло…

Он прислушался. За дверью, в коридоре слышались негромкие голоса. Де Бельмонт осторожно переставил ноги и открыл дверь. В то же мгновение перед ним появилась фигура Роже Лефаржа, который уже протягивал руку, чтобы открыть дверь. От неожиданности Роже вздрогнул.

– Жан-Пьер! Ты меня напугал! – засмеялся Роже, топорща свои гангстерские усы.

– Я настолько страшно выгляжу?

– Как ты? Пришёл в себя?

– Как видишь, пытаюсь ходить… Но слабость… Слабость…

– Я видел репортаж по телевиденью: машина ваша в труху превратилась! Как же так получилось? Ты всегда славился своей аккуратностью.

– Не ожидал тебя увидеть здесь, – проговорил де Бельмонт. – Как получилось? Спешил…

– К девчонке своей? Жан-Пьер, ты меня удивляешь!

– Сам себе удивляюсь, дружище.

– Неужели у тебя с этой русской всё так серьёзно? – спросил Роже, беря де Бельмонта под локоть и помогая ему идти. – Ты хочешь прогуляться?

– По коридору. Ноги не слушаются, в голове шумит…

– Вот видишь, как опасно быть легкомысленным! В нашем возрасте можно только встречаться, но не увлекаться. Никаких привязанностей, Жан-Пьер! Никаких любовных страстей! Душевный покой – вот что самое ценное для нас.

– Наверное, ты прав, Роже…

– А девица твоя хороша была, – на лице Лефаржа появилось мечтательное выражение. – Можно позавидовать тебе.

– Чего ты вдруг приехал? – сухо оборвал его де Бельмонт.

– То есть как? Услышал, что ты чуть на тот свет не отправился.

– Да, да, конечно… Решил попрощаться? Спасибо тебе за внимание…

– Ты говоришь таким тоном, словно хочешь отвязаться от меня, – покачал головой Роже. – Что с тобой, Жан-Пьер? Или ты полагаешь, что я лишён нормальных человеческих чувств? Ты ошибаешься, мой друг. Деньги, бизнес, сплетни, интриги – всё это замечательно, но не они делают нас людьми. Они превращают нас в опасных игроков и представителей высшего света, а людьми становимся мы, потому что кое-что стучит у нас тут! – Роже потыкал пальцем себе в область сердца.

– Прости, Роже, я устал. Злюсь на себя и срываю зло на окружающих, – кисло улыбнулся де Бельмонт. – Послушай, дай мне телефон. Хочу позвонить.

Лефарж протянул ему мобильник. Жан-Пьер взял трубку и нахмурился. Несколько минут он стоял неподвижно, потом изумлённо посмотрел на Роже и вернул ему телефон.

– Передумал? – спросил Лефарж.

– Не помню номер… Не могу вспомнить её номер… У меня что-то с головой…

– Пойдём в палату, Жан-Пьер…

Едва де Бельмнт лёг в кровать, появился Антуан. Он дружески поприветствовал Лефаржа и внимательно посмотрел на отца.

– Пожалуй, не буду вам мешать, – сказал Роже.

Антуан кивнул.

– Ты какой-то мрачный. Что случилось? – обратился Антуан к отцу.

– Память… Хотел позвонить Насте, но не смог вспомнить её телефон.

– Потерпи немного.

– Они сказали, что у меня сильное сотрясение мозга. Может, останутся провалы в памяти?

– Потерпи, – повторил сын. – Всё восстановится. Отец, что с тобой? Я не узнаю тебя. Ты всегда был благоразумен. И вдруг… Если бы ты не спешил к Насте, – сказал Антуан без малейшего упрёка, – ты не лежал бы сейчас в больнице.

То, что в голосе сына не было упрёка, почему-то вывело Жан-Пьера из равновесия.

– При чём ту Настя?

– Ты потерял голову из-за неё. Я только-только похоронил мать, мне не хотелось бы навсегда распрощаться и с отцом… Твоя русская улетела в Москву. Всё к лучшему. Не думал же ты, что ваши отношения растянутся на годы? Или ты строил долгоиграющие планы?