Элис покраснела, как маков цвет.

— Не знаю, — мрачно изрекла она. — Если поинтересуется еще раз, приведу ее к тебе.

Мора важно кивнула, однако в ее глазах прыгали веселые чертики.

— Обязательно, красавица Элис, — согласилась она. — Обязательно приведи ее ко мне.

Девушка сунула пучок травы в карман.

— А что еще может подавить пылкость Хьюго? — спросила она. — Что еще я должна делать?

— Других трав у меня нет, — ответила знахарка, — но когда придешь снова, принеси свечной воск, сотворю из него фигурки. Слепим кукол и вместе заставим плясать под твою дудку.

Глаза Элис широко распахнулись.

— Разве можно такое делать? — изумилась она.

— Да я и сама прежде никогда не делала, — призналась Мора со зловещей улыбкой. — Это сложное колдовство, очень сложное. Но старуха, которая жила здесь прежде, обучила меня заклинаниям. Это колдовство действует безотказно. Правда…

— Что? — живо откликнулась Элис; она вся дрожала, словно внезапно сильно замерзла. — Правда — что?

— Иногда они неправильно тебя понимают, — окончила фразу Мора. — Берешь эти маленькие фигурки, проделываешь над ними магические действия, и они тебя слушаются. Ясно?

Побледнев, Элис кивнула.

— Ты распоряжаешься, а они исполняют. Делают все, что захочешь.

Девушка кивнула еще раз.

— Но иногда они неправильно тебя понимают, — тихим голосом повторила Мора. — Мне рассказывали об одной женщине, которая велела умершему любовнику ожить. Он умер во время чумы, и она не могла перенести эту потерю. Она слепила из воска фигурку, а холодный труп его, да еще зараженный сифилисом, лежал в соседней комнате, весь покрытый язвами. Она заставила фигурку ходить, ее любовник тоже встал и явился к ней, как она захотела.

— Он ожил? — прошептала Элис, с трудом сглотнув слюну.

Мора тихо захихикала, так что девушку бросило в дрожь.

— Нет. Он же был мертвый и холодный, весь покрытый язвами, с пустыми глазами и синими губами. Но он следовал за ней, как она пожелала, куда бы она ни направилась, он всюду следовал за ней.

— Оживший труп? — ахнула Элис.

— Кто его знает.

— Но это ужасно! — воскликнула девушка. — Это черная магия, Мора! Это так же отвратительно, как и твой договор с дьяволом. Нет, колдовство не для меня. Я же объясняла тебе. Я прошу доброго совета, а ты искушаешь меня.

— Погоди, значит, еще не приспичило, — отозвалась Мора. — Подождем, когда по-настоящему припрет. Когда начнешь кусать локти. Вот тогда и приноси свечной воск. Как станешь биться головой о стену — а ты станешь, ангелочек мой, никуда не денешься, — рада будешь всему, что я предложу.

Девушка молчала.

— Есть хочу, — вдруг заявила Мора. — Тащи свою еду, поужинаем. Дров у меня хватит только на час, а утром соберешь еще.

Элис взглянула на нее с возмущением.

— Ты посмотри, какие у меня теперь нежные руки, ногти отросли и совсем чистые. Тебе мало от меня еды и денег? Сама соберешь.

Старая знахарка резко и грубо захохотала.

— Ах, у нашей маленькой девственницы отросли коготочки, так что ли? — злорадно прокаркала она. — Ладно, за домом есть дрова, целая поленница. Давай, что ты там принесла.

В октябре дни становились темней и холодней, и письменной работы у Элис прибавилось. Она стала какой-то болезненной и быстро уставала. Когда прибывал курьер с посланиями на английском языке или на латыни, старый лорд звал Элис читать их, сам он был слаб глазами и не разобрал бы чужих каракулей. Нередко заглядывал милорд Хьюго, он докладывал о судебных тяжбах, о спорах по поводу границ земельных наделов, приносил новости из других городов, из Совета северных графств или из самого Лондона. Элис должна была присутствовать, иногда записывать слова молодого лорда, иногда просто стоять за креслом его отца и слушать. Потом, когда Хьюго уходил, взмахнув темно-красным плащом и озорно подмигнув Элис, старый лорд просил ее еще раз пересказать все, что говорил Хьюго.

— Он вечно бормочет, ничего не разобрать, — жаловался он.

Элис ясно видела растущее напряжение между отцом и сыном. Молодой лорд был устремлен в будущее, ему подчинялись солдаты и слуги замка. Он хотел прославить свой род за пределами замка и его владений. Хотел отправиться в Лондон и поискать место при дворе. Король был хвастун и глупец, он с распростертыми объятиями принимал всякого, кто давал ему совет или мог позабавить. И Хьюго желал пристроиться среди сильных мира сего. Новую религию он тоже принял; отец Стефан, еще один честолюбец, был его другом. Молодой лорд рассуждал о постройке нового дома, о том, что надо оставить замок, который служил его семье еще с тех пор, когда первый Хьюго появился здесь с нормандскими завоевателями, принял феодальное владение в качестве награды за доблесть и выстроил замок, чтобы удержать владения в руках. Он мечтал торговать, давать деньги в рост, выплачивать за работу наличными, прогнать крестьян с маленьких земельных наделов и увеличить собственные стада овец на обширных, неогороженных пастбищах. Мечтал добывать уголь и плавить железо. Он стремился занять как можно больше места под солнцем. Он любил рисковать.

Старый отец мешал ему в этом. Семья владела замком уже много поколений. Сначала была построена одиночная круглая башня, обнесенная стеной и рвом с водой. Владения понемногу расширялись, где войнами, где удачной сделкой. Замок рос, прибавилась еще одна круглая башня для солдат, потом — здание с большим залом и верхней галереей, появилась внешняя стена и внешний ров, огораживающие ферму, выкопали колодец, выстроили конюшни и большое здание у ворот для вооруженной стражи. Владения расширялись неспешно, без шума, что перепадало по наследству, что с удачным браком, что выколачивалось интригами или прямым захватом, пока на востоке их границы не перевалили Пенинские горы, а на западе не дошли почти до самого моря. Хьюго добивались власти и богатства тихой сапой, лавируя между завистливыми и коварными недругами, жадной толпой и толкающимися у трона.

За всю свою жизнь лорд Хью бывал в Лондоне раз шесть, не больше, он мастерски владел искусством придумывать правдоподобные и благочестивые оправдания. Он присутствовал на коронации королевы Анны, [10]куда безопаснее было явиться, нежели отказаться; облачившись в одежды неярких тонов, он стоял в задних рядах, являя собой истинного верноподданного лорда из провинции. Голосовал он всегда по доверенности, подкупал нужных людей, переговоры вел с помощью переписки. Когда его призывали ко двору, он ссылался на нездоровье, на растущие беспорядки в своих владениях, а позже на возраст, но немедленно посылал королю дорогой подарок, чем удостаивался капризного монаршего расположения. От своих родственников при дворе он вовремя узнавал, кого ждет повышение, а кого — сокрушительное падение. В королевских канцеляриях у него были свои шпионы, докладывавшие обо всем, что было ему интересно. По всей стране у него имелись должники; кто отдавал деньгами, а кто услугами. Сотни человек звали лорда Хью кузеном, рассчитывали на его благосклонность, искали защиты и платили за это нужными сведениями. Как коварный паук, он сидел в своей паутине и дергал за нити, которые зовутся страхом и осторожностью. Здесь, в пустынных и диких пространствах севера Англии, он представлял власть короля и занимал его место на заседаниях Великого совета северных земель, правда не чаще чем раз в году. Он никогда не хвастался богатством или властью, опасаясь зависти жадных собственников юга страны. Он соблюдал традиции, переданные ему отцом и дедом, которые жили, не слезая с седла, и никогда не покидали пределов своих земель. Они чинили над подданными суды и расправы. За закон признавали только то, что служит их интересам. Они извещали о новых королевских указах, но исполняли только те, которые были им выгодны. Словом, правили как мрачные тираны.