— Вы сказали, мотор заглох, когда вы проходили под мостом. Как считаете, девушка там и упала в воду?

— Необязательно, — пожал плечами Салливан. — Ее сначала мог зацепить и другой катер, не исключено, что и наш какое-то время тащил. Мы от Кэмдена шли, вполне могли подхватить ее где-то по курсу.

Тарталья устало, безнадежно встряхнул головой в тщетной попытке уразуметь что к чему. Блейк утверждала, что труп в воде пробыл недолго. Разложение лишь чуть затронуло его, а значит, тело должно бы лежать на дне канала, а не плавать на поверхности.

— Объясните мне, пожалуйста, мистер Салливан, вот что. Как винт мог зацепить тело, лежащее на дне канала? Наверняка между дном канала и днищем катера достаточный слой воды? Не задевает же катер дно?

Салливан кинул на него снисходительный взгляд, будто давно привык к людям, ни черта не смыслящим ни в катерах, ни в каналах.

— Вот катер, так? — ткнул он в схему на салфетке. — Вот его ватерлиния. — Он пририсовал ее. — Тут руль, видите? А вот это мостик и винт, об которых мы говорили. Каналы тут глубиной не больше шести футов, а кое-где даже помельче. У современных катеров драфт невелик…

— Драфт? — перебил Тарталья.

— Осадка. Современные суда проплывают над всякими препятствиями без проблем. Но старый катер вроде моего или драга, на которой я работал в Оксфорде, они сидят в воде куда глубже. И получается не такой уж большой зазор между днищем катера и дном. Когда катер плывет, вода под ним сильно бурлит, особенно в местах узких и огражденных, ну, как под мостом.

— Понятно. То есть вы всколыхнули труп, когда проплывали над ним?

Салливан кивнул:

— Всякий мусор, коряги там, всплывает и цепляется за винт. Мне частенько приходится останавливаться и очищать его. Еще чертовски повезло, что сломались мы не в туннеле Мэйда. Там темно и нет пешеходной дорожки. В старые времена матросам приходилось пускать лошадей поверху, а самим ложиться на крышу баржи и отталкиваться ногами. А когда выходили из туннеля, снова впрягали лошадей, — с улыбкой прибавил он. — Вот там не хотелось бы мне застрять. А уж тем более с этими русскими вампирами, да еще и трупом в придачу.

— Вы уж точно, мистер Салливан, знаете катера и каналы как свои пять пальцев. Может, рискнете высказать догадку, где все-таки вы подхватили труп?

Салливан улыбнулся, польщенный, что у него просят совета:

— Моя догадка, заметьте себе, всего только догадка: в воду девушка упала вблизи от того места, где мы ее обнаружили. Это вероятнее всего. Только не надо меня арестовывать, если потом выяснится, что свалилась она где-нибудь в Лаймхаусе.

— А не могли бы вы сказать поточнее? Обещаю, что не арестую, если ошибетесь. Нам крайне важно выяснить, где она упала.

Задумчиво покивав, Салливан допил чай и с удовлетворенным вздохом отставил чашку:

— Ладно. Предположим, понадобилось какое-то время, пока ее затянуло под катер, да еще, может, протащило часть пути, прежде чем зацепило винтом, получается — свалилась она как раз перед туннелем Мэйда. По восточную сторону от него, где-то поблизости от района Лиссон-гроув.

Найти адрес семьи Эверетт не составило для Донован труда. Жили они в двухэтажной квартире, в огромном новом типовом доме, поблизости от Паддингтонского вокзала, всего минутах в десяти ходьбы от Маленькой Венеции. Их звонок был зарегистрирован сразу после полуночи, и Джуди Эверетт как будто ничуть не удивилась, когда Донован сообщила ей, что найден труп девушки, похожей по описанию на Иоланду.

— Неужели? Вы меня прямо убиваете, — деловым тоном отозвалась Джуди, пытаясь впихнуть ложку розовой пористой массы из маленькой банки в ротик младенца — тот восседал на высоком стуле, не выказывая ни малейшего энтузиазма. Глядя на кушанье в банке, Донован ничуть его в том не винила.

Джуди Эверетт, высокую, нескладную, с буйной гривой каштановых волос и здоровой, до блеска отмытой кожей, похоже, вообще мало волновала окружающая действительность. Она спокойно восседала посреди просторной светлой кухни, где царил невообразимый бедлам: листки бумаги и цветные фломастеры валялись по всему полу, раковина стонала под грузом немытой посуды, даже стол заполонили кастрюли и тарелки со всяческими объедками.

— Я сразу поняла, когда Иоланда не вернулась домой, — с ней что-то случилось, — продолжила Джуди, поворачиваясь к Донован, уперев руку в бедро. — Она всегда возвращалась задолго до полуночи. Такое у нас в доме правило, и прежде девушка никогда его не нарушала.

— Долго она у вас жила, миссис Эверетт?

— Ну, месяцев пять.

— Стало быть, вы хорошо ее знали.

— Да не особенно. Она оставалась для меня настоящей загадкой. Обычно у меня возникает полное взаимопонимание с девушками, которые у нас живут. Правда, надолго у нас не задерживается ни одна, но я всех их успевала полюбить. Они вообще-то становились как члены семьи, и я до сих пор поддерживаю с ними связь.

— А Иоланду вы не любили?

Джуди покачала головой:

— Притворяться не могу. — Она тяжко вздохнула. — Господи, как ужасно, если это Иоланда. Теперь я чувствую себя такой виноватой, что не любила ее. Понимаете, вроде и ничего плохого в ней не было. И смышленая она была. Никогда ничего не приходилось объяснять ей дважды. Но Иоланда не из тех, к кому сразу проникаешься симпатией. С моими двумя мальчиками она, правда, управлялась хорошо. А для меня это самое главное. — Снова вздохнув, Джуди потерла лицо рукой и нахмурилась. — Если это и правда она, то прямо и не знаю, как я скажу Алексу. Это мой старшенький, ему пять лет. Он к ней очень привязался.

— Как думаете, она была несчастна?

— Если честно, — пожала плечами Джуди, — понятия не имею. Иоланда всегда была такой серьезной, у нее напрочь отсутствовало чувство юмора. Или это мне казалось из-за того, что английский она только осваивала, и думать так о ней — несправедливо. С обязанностями своими, как я уже говорила, она справлялась хорошо, так что жаловаться мне не на что, а уж что там у нее внутри творилось, я знать не знаю.

Лицо у малыша раскраснелось, из носу текло, он выплюнул последнюю ложку еды и принялся стучать по подлокотнику креслица замурзанным пухлым кулачком. Наскоро отерев ребенку рот, а заодно и лежащий перед ним поднос какой-то не первой свежести кухонной салфеткой, Джуди сунула ему в руку детский поильник, по всей вероятности, с соком. Ребенок пососал немного, а потом начал размахивать им в воздухе, как победитель чемпионата — футбольным кубком.

— А до вас Иоланда у кого-то еще работала?

— Нет. Она только что приехала в Англию и никого тут не знала. Почти никуда не ходила, только на уроки английского. Мне было ее жалко, но что я могла поделать? Я ведь ей не мамочка. Я работаю четыре дня в неделю, у меня нет времени опекать еще и прислугу, и с семьей хлопот хватает. Пусть уж сами о себе заботятся.

Джуди говорила слегка обиженным тоном, и Донован показалось, что она все-таки чувствует себя немножко виноватой, что не проявляла большего интереса к Иоланде. Вспомнив, что рассказывали о Мэрион Спир, Сэм посочувствовала Иоланде. Сама Донован родилась и выросла в зеленом пригороде Лондона Туикнеме. Здесь она чувствовала себя своей, рядом была семья, близкие друзья. Но даже ей Лондон порой казался таким суровым и холодным, что ее охватывало чувство одиночества. А каково же приходится человеку, приехавшему сюда из другой страны, который пытается начать тут новую жизнь в одиночку, без всякой поддержки?

— У Иоланды был доступ в интернет? — осведомилась Сэм.

Малыш швырнул поилку на пол, Джуди наклонилась, подняла и, не ополоснув, протянула сыну.

— Нашим компьютером ей пользоваться не разрешалось. Помню, иногда она ходила в местную библиотеку, отправляла мейлы домой.

— Когда вы в последний раз видели Иоланду? — уточнила Донован, беря себе на заметку: если погибшая девушка действительно окажется Иоландой, надо проверить библиотечные компьютеры.

— Вчера она поила мальчиков чаем, было это около половины шестого. Сейчас Алекс пьет чай у друга. — Джуди взглянула на часы. — Кстати, скоро надо бежать, забрать его домой.