В полдень мне принесли полчашки теплого молока. Я объяснил, что не пью теплое молоко, но безрезультатно. Было очевидно, что в период моего выздоровления никто не будет принимать во снимание мои предпочтения. Боль была терпимой, и по опыту я знал, что лучше не использовать опиаты без необходимости. Да никто мне их все равно и не предлагал.

После жидкого обеда меня снова провели в уборную. Возвращаясь мелкими шажками при помощи медсестры в палату, я увидел Роберта Стэнтона, лодочника, в тридцати фугах от меня. Он стоял возле двери в мою палату и заглядывал туда через стекло. Я остановился как вкопанный и чуть не упал. Сестра поддержала меня и заглянула мне в лицо.

– Больно? – спросила она. – С вами все в порядке сэр?

Быстро, как только мог, я повернулся спиной к Стэнтону.

– Отведите меня назад, – прошептал я. – Мне надо снова в уборную.

На ее лице появилось озабоченное выражение.

– Вы не можете этого хотеть, мистер Бейкер, в вас ровным счетом ничего нет. Я лучше уложу вас в постель и позову врача.

– Нет! – резко прошипел я. – Отведите меня в туалет, немедленно.

Она решила не спорить со мной, и мы начали медленно продвигаться прочь от Стэнтона. Я раздумывал, вооружен ли он и посмеет ли стрелять в общественном месте.

– Сейчас время посещений? – все еще шепотом спросил я у сестры.

– Только после трех, мистер Бейкер, таковы правила, хотя в вашем случае они и не соблюдаются. Но теперь, когда вы поправляетесь, мы будем обращаться с вами как со всеми остальными пациентами.

– Я спросил, потому что прямо сейчас у моих дверей стоит человек. Я не знаю его и не желаю никого видеть.

Медсестра повернула голову и посмотрела за спину.

– Он уходит, – сказала она. – Идет по коридору. Может, он ищет другого пациента. В этом крыле находятся платные палаты, там свободное посещение. – Она снова обернулась. – Он уже спустился по лестнице. – Она заглянула мне в глаза, когда я снова остановился. – Так вы из-за этого хотели вернуться, мистер Бейкер? Вы не хотели, чтобы этот человек вас увидел?

– Несколько дней назад в меня стреляла совершенно посторонняя женщина. Полагаю, что сейчас меня пугают незнакомые лица. А сюда может попасть любой?

Секунду она размышляла над моими словами.

– Я понимаю, о чем вы. Обычно да, в частном крыле люди приходят и уходят без лишних вопросов. На этом этаже жертв преступлений не размещают. – Она помедлила, снова нервно глянув на мою палату. Наклонившись близко к моему уху, она сказала очень тихо: – Мы слышали, что женщина, стрелявшая в вас, задержана. Разве это не так?

– Я не знаю, зачем она в меня стреляла и кто еще может попытаться, – ответил я. – А вы не могли бы отвести меня в палату и позвать старшую сестру?

– Я могу отвести вас в палату, но по воскресеньям старшая сестра не работает.

– Да, конечно. А кто отвечает за порядок в больнице? – спросил я, когда мы пустились в путь. – В этом отделении есть дежурный?

– По правде говоря, по воскресеньям в отделениях не так уж много начальства. На то оно и начальство, чтобы не работать по воскресеньям, – сказала она с ноткой недовольства в голосе. – А чего вы хотите, мистер Бейкер? Может, я соображу, кто может вам помочь.

– Я хочу перейти в другую палату и не хочу, чтобы об этом знали, – сказал я.

Она казалась потрясенной.

– Вы думаете, что кто-то может снова попытаться застрелить вас прямо в больнице?

– Полагаю, да. Здесь есть охрана? Есть ли в больнице констебль или кто-то в этом роде?

Когда мы подошли в палате, она была по-настоящему обеспокоена:

– Нет. Если только у нас не оказывается преступник, полицейских в здании нет. Может, позвонить в полицию?

Я любым способом хотел бы избежать объяснений касательно Роберта Стэнтона.

– А нельзя ли мне просто перебраться в другую палату? Думаю, тогда я почувствую себя в безопасности. Мы можем сообщить полиции, если увидим других посторонних. Я не хочу выглядеть глупо в глазах Скотленд-Ярда.

Она помолчала и обдумала мой вопрос, мысленно представляя себе план отделения.

– Есть свободная палата за три двери от вашей. Вчера миссис Томас выписали. Я не имею права… В общем, вам придется вступиться за меня, если нас застанут за переездом. В крыле дежурит еще одна медсестра, остальные приходят и уходят по своим делам. Не думаю, что Пенни это одобрит. Мне придется сделать все самой.

– Я был бы вам очень благодарен, – сказал я. – Проведите меня в другую палату прямо сейчас, если можно. Мы поговорим позже.

Она повела меня дальше и ответила:

– Я принесу вашу карту через несколько минут.

– Нет, – сказал я, – оставьте ее на месте и не убирайте постель, словно я вот-вот вернусь.

– Хорошая мысль! – явно воодушевляясь, сказала сестра. – А у меня есть еще лучше. Я перебинтую вам лицо – наложу только в один слой. И положу рядом с кроватью карту с каким-нибудь другим именем. Тогда, думаю, вас никто не найдет, но я все равно буду посматривать. Я дежурю до шести. – Она была прирожденной заговорщицей.

Мы вошли в другую палату, и она уложила меня на кровать. В ту же секунду она ушла и вернулась с широкой полоской бинта и протянула его мне.

– Мне надо помочь другому пациенту, мистер Бейкер. Я скоро вернусь, а вы пока забинтуйте себе голову. Она поспешила прочь из палаты.

Я довольно неуклюже наложил вокруг головы и лица тонкую повязку из бинта, который она принесла. Я почувствовал себя более уверенно, чем несколько минут назад, но мне все равно повсюду мерещилась опасность. Боль в животе стала невыносимой, и я понял, что мне нужен морфий. С другой стороны, я не мог позволить себе спать или хотя бы дремать, пока не удостоверюсь в собственной безопасности. Возможно, прошло минут пятнадцать, прежде чем вернулась медсестра. Казалось, прошел целый час. Она вошла, держа в руках картонку, которую прикрепила на стекло, и закрыла дверь.

– Тут написано, что у вас ожоги и входить в палату нельзя, – объяснила она. – При ожогах велика вероятность инфекции. Без серьезной причины другие медсестры не станут заходить.

– Вы спасаете мне жизнь, – сказал я.

– Надеюсь, что нет. Надеюсь, что все это впустую, мистер Бейкер, – твердо сказала она. – Я тут подумала, и мне совсем не понравилась мысль о том, что вооруженные люди станут разгуливать по моему отделению, поэтому я лучше потрачу время на ваш переезд. – Она подошла к кровати и засмеялась, посмотрев на меня. – Надо поправить это безобразие. Вы похожи не на пациента с ожогами, а, скорее, на боа из перьев.

Она сняла повязку и перебинтовала меня сама. Потом, подумав, забинтовала мне правую руку. Отступила, полюбовалась на свою работу и решила так же поступить и с левой.

– Теперь даже не определить, мужчина вы или женщина, – сказала она, закончив. – Я убедилась; что внизу в сестринской в журнале регистрации все еще написано, что здесь находится миссис Томас. Я объяснила другим сестрам наш заговор, и они согласились, что это хорошая идея.

– Есть люди, которых я бы хотел видеть, если они придут сегодня, – сказал я.

– Держу пари, это миссис Уоллес.

– Да, Фредерик Уоллес и его жена – вместе или по отдельности. А также джентльмен по имени Конан Дойл, – сказал я, чувствуя неловкость оттого, что она первой назвала Адриану.

– Ах да, сэр Артур был здесь вчера. Для меня это было потрясением, скажу я вам. Клянусь, я прочитала все его рассказы. Уж про Шерлока Холмса точно… А я сама сегодня чувствую себя немного доктором Ватсоном, скрывающим пациента. Хотя говорят, что вы репортер, а не сыщик, но ведь это почти то же самое правда?

– Сегодня да, доктор Ватсон, – сказал я. – Кстати боль стала очень сильной. Что у меня в карте написано насчет морфия?

– Я могу сделать вам укол.

– Только небольшую дозу, хорошо?

– Меньше дать могу, а вот больше – нет. Вы не хотите засыпать? – спросила она.

– Нет, и хочу разговаривать.

– Начнем с малого, – сказала она, повернулась и вышла из комнаты.