– Что вы о нем знаете?
Она улыбнулась.
– Он умер, не успев посидеть в тюрьме. Когда они находятся снаружи, они принадлежат вам, ребята. Когда попадают сюда – они мои, и могут быть четвертованы только морально.
– Вы никогда не слышали о так называемой коллекции Гекскампа?
Она покачала головой.
– Мне ни о чем не говорит. А что это?
– Никто толком не знает. Что-то, имеющее отношение к искусству, я полагаю.
Вэнжи взяла с полки фигурку из ершиков; такую вполне мог сделать и школьник младших классов.
– Большая часть того, что эти ребята называют искусством, выглядит примерно так же, Карсон, – нечто упрощенное, почти примитивное с эстетической точки зрения.
– Примитивное, как они сами?
– Искусство – это ведь прежде всего эмоции, верно? Когда человек не испытывает нормальных эмоций, он не способен создать впечатляющих произведений искусства. Эти парни не создают, а пародируют то, что считают искусством. Разумеется, есть и исключения. Время от времени попадается какой-нибудь интересный образчик. Я подозреваю, что вполне могут случаться по-настоящему ошеломляющие вещи, даже обладающие неотразимой притягательной силой.
– Но это редкость?
Вэнжи поставила скрученную фигурку обратно на полку.
– О да, Карсон. Думаю, это большая редкость. Ты готов уже встретиться с Джереми?
Охранник проводил меня в заднюю часть здания. Двери здесь были из толстого металла с небольшими смотровыми оконцами, задраенными армированным проволочной сеткой стеклом. Мы остановились перед камерой Джереми. Я заглянул в окошко и увидел, что он сидит на кровати и читает книгу. Он не поднял глаз, хотя, безусловно, знал, что я здесь.
– Хотелось бы, чтобы нам не мешали, – сказал я охраннику. Он кивнул и открыл дверь.
Мой брат, казалось, был полностью поглощен чтением. Его соломенного цвета волосы были аккуратно расчесаны. Джереми вообще был похож на нашего отца – такие же тонкие черты лица и бледная кожа, разве что габаритами в него не вышел. Он был старше меня на шесть лет, но, думаю, что со стороны выглядел моим сверстником, если не младшим братом. Джереми никак не отреагировал на мое появление, хотя я был уверен, что он слышал наши приближающиеся шаги. Мой брат от природы обладал обостренным чувством опасности, которое за годы, проведенные в заключении, только усилилось. И прежде всего его феноменальный слух. Он стал его измерительным инструментом, помогавшим обнаруживать ложь в словах, распознавать искренние чувства, улавливать глубоко спрятанную печаль.
– Что ты читаешь, Джереми?
Не поднимая глаз, он перевернул страницу. Прядь тонких волос упала на его лоб, и он поправил ее бледными тонкими пальцами.
– «Черное солнце». О мужчине и женщине, которые разрушили друг друга. Комедия.
Он прочел еще одну страницу, водя пальцем по строчкам.
– Как дела, Карсон? Хорошо ли тебе живется в доме на берегу, том самом, который ты купил на деньги, доставшиеся тебе от мамы?
Сердце у меня упало. Когда мой брат начинал рассуждать о месте каждого из нас в этой жизни, ничего хорошего это не предвещало. Я постарался придать моим словам теплоту.
– В доме все нормально, Джереми.
Он перевернул страницу; но я чувствовал, что он уже не читает.
– Может, термиты беспокоят или возникли какие-нибудь строительные проблемы? Крыша не просела? Сваи не подгнивают? Он ведь у тебя стоит на сваях, верно? Чтобы ты мог смотреть на людей сверху вниз?
Да, Джереми, он стоит на сваях. Как и все дома на берегу.
– Ты думаешь, мама оставила тебе деньги на покупку дома, потому что ты сидел с ней, когда она умирала?
– Вероятно, отчасти это так.
Он отбросил книжку в сторону и устремил на меня весь огонь своих синих глаз.
– Тогда ответь мне, Карсон: ТЫ СМОТРЕЛ, КАК УМИРАЕТ ОДНА ЖЕНЩИНА, И ПОЛУЧИЛ ДОМ НА ПОБЕРЕЖЬЕ. Я СМОТРЕЛ, КАК УМИРАЕТ ПЯТЬ ЖЕНЩИН, И ТЕПЕРЬ ТОРЧУ ЗДЕСЬ. ЧТО В ЭТОЙ КАРТИНКЕ НЕ ТАК?
– Джереми…
– ПЯТЬ, ЗАМЕТЬ, ПЯТЬ. ПО ВСЕМ ПРАВИЛАМ Я ДОЛЖЕН ПОЛУЧИТЬ ПЯТЬ ДОМОВ НА БЕРЕГУ.
Он схватил меня за руку и рывком усадил на кровать рядом с собой; поглаживая мою ладонь, он стал говорить маминым голосом:
– Спасибо тебе большое, Kap-сон, за то что проследил, как я умираю, это было так за-ни-ма-тель-но. А вот и большая толстая котлетка денег, которые заработал твой папаша, прежде чем вернуться домой и избить Джереми до потери пульса. Почему бы тебе не купить чудесный домик на берегу, и, если у тебя появится такая возможность, мой милый, милый Kap-сон, плюнь оттуда на твоего брата Джереми от моего имени. Поскольку сама я этого сделать уже не смогу.
Джереми вскочил с кровати и принялся быстро ходить по камере. Он заметил свое отражение в пластмассовом зеркале, подмигнул сам себе и повернулся ко мне.
– Расскажи мне про малышку Эйву. Почему она решила плюнуть тебе в лицо?
– Ты же знаешь, что произошло в прошлом году. Это был стресс. Ей требуется какое-то время побыть одной, Джереми. Вот и все.
Он ухмыльнулся.
– Она ведь была у тебя первой, так? Я не имею в виду… – он начал неприлично двигать бедрами, как собака на случке, – первую в смысле уф-уф-уф-уф:О, МОЯ ДОРОГАЯ, уф-уф-уф-уф,ТЫ НАМНОГО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ПОЛНЫЙ КУЛАК ВАЗЕЛИЙА! Уф-уф-уф.Я имею в виду, она была ТВОЯ ПЕРВАЯ МАЛЕНЬКАЯ ЛЮБОВЬ? Два любящих сердца, которые бьются, как одно, ну и тому подобное.
– Мы были близки, Джереми. Мы… и сейчас близки. Он вскочил на кровать и сел рядом со мной по-турецки.
– Но если это действительно ЛЮБОВЬ, как она могла бросить тебя? АХ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, КАРСОН, НО БОЖЕ ПРАВЕДНЫЙ, Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО ОБЯЗАНА УВИДЕТЬ ФОРТ-УЭЙН, ПРЕЖДЕ ЧЕМ УМРУ.
Все наши семейные проблемы и кошмары он видел в свете слепой и неоправданной ненависти к матери.
– Прекрати. Ты не знаешь, что такое любовь.
– Зато я знаю, что такое ИЗМЕНА. А ЛЮБОВЬ, Карсон, это… – Он соскочил с кровати и, встав передо мной, принялся судорожно дергать бедрами взад-вперед, склонив голову набок.
– Уф-уф-уф…
– Прекрати, Джереми.
– Уф-уф,МОЯ СЛА-А-АВНАЯ КРОШКА, уф-уф…
– Я сказал, прекрати. – Чувствуя, как по жилам электрическим током начинает расползаться злость, я пытался совладать с ней, не желая, чтобы он снова так обошелся со мной.
– Уф-уф-уф,О, ПРОШУ ТЕБЯ, КАРСОН, уф-уф-уф,ВХОДИ, Я ХОЧУ ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ КОНЧИТЬ ЕЩЕ РАЗОК, уф-уф…
Я встал, схватил его за плечи и хорошенько встряхнул.
– Ах ты, маленький ублюдок, я тебя сейчас…
Я услышал, как открылась дверь, и поднял глаза. На пороге стоял мужчина, которого я видел в дворике для прогулок. У него было такое лицо, будто его только что щипцами неудачно вытащили из утробы матери: на месте скулы был провал, на голове взлохмаченные темные волосы. Он посмотрел на меня так, будто мы были знакомы, и издал какой-то влажный, аморфный звук.
Джереми вырвался из моих рук, схватил мужчину за локоть и втащил в комнату.
– Какое удивительное совпадение: только мы с Карсоном поговорили про ВХОД, как тут же входит мой добрый друг. Карсон, это один из самых талантливых местных обитателей, человек, с которым ты должен познакомиться… Трей Фориер.
Следом в камеру вошел охранник.
– Ранее мистер Риджеклифф попросил, чтобы сегодня утром мистера Фориера спустили сюда, вниз, для свидания. Это награда, которую мы позволили вашему брату, поскольку поведение его за последние два месяца улучшилось. Если вы, мистер Райдер, не хотите, чтобы мистер Фориер находился здесь, он уйдет. Но могу сказать, что он теперь никогда не проявляет себя, если вас это беспокоит.
«Никогда не проявляет себя» па языке охранника означало, что Фориер не станет пытаться убить меня, как только закроется дверь. Видимо, некоторые другие заключенные в подобных случаях представляли вполне реальную угрозу.
– Нет, все в порядке, – ответил я. – Пусть мистер Фориер останется.
Охранник кивнул и закрыл за собой дверь. Фориер по-прежнему не отводил от меня взгляда, было такое впечатление, что он одновременно рассматривает сразу много вещей.
