Свет в туннеле был синевато-зеленоватый. Вода — почти неподвижна. Я и здесь обнаружил в кристально чистой воде несколько стаек золотых рыбок.

Через некоторое время впереди в туннеле возник какой-то звук. По мере того как я шёл, он становился всё громче, в конце концов он уже гремел, как литавры. И я понял, что приближаюсь к подземному водопаду.

Значит, всё-таки придётся вернуться, подумал я. Но не успел я подойти к водопаду, как туннель осветился ярким светом. Подняв голову, я увидел в горной стене небольшое отверстие. Я начал карабкаться к нему. Вскоре я уже мог глянуть из него вниз. Природа там была так ослепительно прекрасна, что у меня на глаза навернулись слёзы.

Но сумею ли я пролезть в это отверстие? Наконец я выбрался из него. У моих ног раскинулась долина, покрытая столь пышной растительностью, что я совершенно забыл о море.

Спускаясь по склону, я обнаружил несколько видов фруктовых деревьев. Тут были и яблони, и цитрусовые, и растения, каких я раньше даже не знал. В этой долине росли неведомые мне ягоды и фрукты. На высоких деревьях висели продолговатые, похожие на груши плоды. На низких — плоды величиной с большой помидор.

Земля была усеяна цветами, один фантастичнее другого. Тут были и колокольчики, и первоцветы, и ромашки. Розовые кусты стояли усыпанные густыми кистями пурпурных крохотных розочек. Над кустами жужжали пчёлы, здесь они были размером с нашего немецкого воробья. В ярком послеполуденном солнце их крылышки блестели, как стекло. Одуряюще пахло мёдом.

Я спустился ниже в долину. И тут я увидел молукков…

Меня удивили пчёлы и бабочки, но хоть они и были намного больше своих европейских собратьев, они всё-таки оставались пчёлами и бабочками. То же можно сказать и о лягушках и пресмыкающихся. Но эти большие белые животные так отличались от всех, каких я видел или о каких слышал, что я закрыл руками глаза.

Передо мной было стадо из двенадцати или пятнадцати особей. Величиной они были с лошадь или с корову, но кожа у них была толстая и белёсая, как у свиней, и у всех было по три пары ног. В сравнении с головами лошадей и коров их головы были меньше, а морды острее. Время от времени они поднимали головы к небу и издавали звук: браш, браш!

Я не испугался. Эти шестиногие выглядели такими же глупыми и безобидными, как наши немецкие коровы. Но они подчёркивали то обстоятельство, что я нахожусь в стране, не нанесённой ни на одну карту. Мне стало жутко, как будто я встретил человека, у которого не было лица".

На чтение этой книжки, написанной такими мелкими буквами, уходило гораздо больше времени, чем на чтение книги с обычным шрифтом. Каждую маленькую буковку приходилось выуживать из общей массы и связывать с другими. О шестиногих животных на том заколдованном острове я прочитал уже в начале вечера, но не раньше чем папашка свернул с главного шоссе.

— Мы пообедаем в Вероне, — сказал он.

— Анорев, — тут же отозвался я, прочитав дорожный указатель справа налево.

По пути в Верону папашка рассказал мне ужасно грустную историю о Ромео и Джульетте, которые не смогли быть вместе, потому что их семьи постоянно враждовали друг с другом. Эти молодые влюблённые, которым пришлось поплатиться жизнью за свою запретную любовь, жили в Вероне много веков назад.

— Их история напоминает историю наших бабушки и дедушки, — сказал я, и папашка хрипло хохотнул — это ему никогда не приходило в голову.

Мы съели антипасту и пиццу в большом ресторане прямо на улице. Прежде чем ехать дальше, мы походили по улицам, и в сувенирном киоске папашка купил колоду карт с пятьюдесятью двумя голыми дамами. Он быстро вынул из неё джокера, но на этот раз оставил себе и всю остальную колоду.

Думаю, он немного смутился, потому что все дамы в колоде были одеты легче, чем он мог предположить. Во всяком случае, он быстро убрал карты в нагрудный карман.

— Просто невероятно, что может быть столько дам, — буркнул он себе под нос. Ведь что-то он должен был сказать!

Само по себе это было глупое замечание, потому что половину населения земного шара составляют женщины. Наверное, он имел в виду, что в колоде слишком много голыхженщин, потому что к этому, естественно, привыкли не все.

Если он действительно так думал, я был с ним совершенно согласен. Собрать пятьдесят двух полуобнажённых дам в одной карточной колоде было уже чересчур. В любом случае, это была неудачная выдумка, потому что невозможно пользоваться картами, если вся колода состоит исключительно из дам. Правда, на них в верхнем левом углу было написано "король пик" или "четвёрка треф", но если ты станешь играть такими картами, то будешь больше разглядывать дам, чем думать об игре.

Джокер был единственный мужчина в этом дамском обществе. Для его изображения использовали какую-то греческую или римскую скульптуру с козлиными рожками. Он тоже был голый, но ведь все старинные скульптуры голые.

Даже в "фиате" я продолжал размышлять об этой странной колоде.

— А ты никогда не думал, что мог бы найти себе другую жену вместо того, чтобы потратить полжизни на то, чтобы найти и вернуть ту, которая не может найти сама себя? — спросил я у папашки.

Он засмеялся.

— Согласен, что разгадать эту загадку не так-то просто. На нашей планете живут миллиарды людей. Но влюбляются в одного определённого человека и уже не соглашаются променять его ни на кого другого.

Больше мы об этой колоде не говорили. Хотя в ней были пятьдесят две дамы, которые старались выглядеть как можно привлекательнее, я понял, что в ней недостаёт самой главной карты. Эту карту мы с папашкой должны были найти в Афинах.

Когда мы вечером наконец добрались до Венеции, нам пришлось оставить машину на большой стоянке, прежде чем нас пропустили в сам город, потому что во всей Венеции нет ни одной настоящей улицы. Зато в ней есть сто восемьдесят каналов, более четырёхсот пятидесяти мостов и много тысяч моторок и гондол.

Оставив свою машину, мы поехали на моторке-такси в отель, находящийся недалеко от Canal Grande [31], самого большого канала в Венеции. Номер нам папашка заказал ещё из Комо.

Мы оставили свой багаж в самом маленьком и безобразном номере из всех, в каких мы останавливались за эту поездку, и пошли гулять вдоль каналов и переходить через бесчисленные мосты.

Нам предстояло провести в этом городе каналов две ночи. Я прекрасно понимал, что нам угрожает опасность, если папашка не устоит и начнёт знакомиться с крепкими напитками, которые предлагают туристам в Венеции.

Мы пообедали на площади Святого Марка, и я уговорил папашку совершить долгую прогулку на гондоле. Он показал на карте, куда мы поедем, и мы отправились в путь. Гондольер не пел, и это единственное, что не соответствовало моим представлениям о Венеции. Но меня это не огорчило — говорят, пение гондольеров напоминает кошачье мяуканье.

Во время этой прогулки произошло нечто, по поводу чего наши с папашкой мнения решительно разошлись. Как раз когда мы должны были проплыть под очередным мостом, над его перилами показалось знакомое лицо. Я был уверен, что это карлик, которого мы видели на бензоколонке, и на этот раз мне стало по-настоящему неприятно. Я понял, что за нами всё время следят.

— Карлик! — воскликнул я, вскочив в гондоле и показывая на него рукой.

Сегодня я понимаю, почему папашка рассердился, — гондола чуть не перевернулась.

— Сейчас же сядь на место, — приказал он мне. Но когда мы проехали под мостом, он всё-таки повернулся и тоже посмотрел на мост. Однако карлика там уже не было, совсем как в тиволи в Комо.