— Вздор, ничего такого ты не могла видеть. Кроме того, меня больше устраивает твое общество.

— Не ври. Я видела, как вы бросаете друг на друга похотливые взоры.

— Какие взоры? Не намекаешь ли ты…

— …что вам назначено судьбой быть любовниками? Конечно. Если ты собираешься прятать свои страсти под одеялом, дорогая моя, пусти туда мужчину и раздели с ним жар страстей.

— Сара, ты невыносима. Пожалуйста… Между мной и мистером Селусом ничего нет.

— Дорогая Нелли, меня не проведешь. Тебе ведь очень хочется, чтобы он… — Она наклоняется ко мне и тихо произносит нечто непристойное.

— Прекрати! Или я сейчас выпрыгну. — Щеки у меня пылают, но я не могу решить, то ли смеяться, то ли бежать от ее бесстыдства.

— Нелли, ты взрослая женщина. Ты же наверняка мечтаешь, как он шепчет тебе на ушко всякие нежности, а ты лежишь с ним, и он…

— Хватит! Я тебя не слушаю. — Я зажимаю руками уши.

Она отдергивает одну руку.

— Не будь ребенком. Я ожидаю большего от тебя. Я даю хороший совет. Никто другой тебе этого не скажет. Давай наслаждайся волшебной чувственной страстью, которую он тебе даст. Не пожалеешь.

— Не останусь ли я после этих наслаждений матерью-одиночкой?

— Да ладно тебе; каждая женщина знает способы, как избежать беременности. Если не знаешь, я подскажу, но не думаю, что ты несведуща в этих вопросах. Постой! — Сара наклоняется ближе и шепчет: — Может, ты предпочитаешь женщин?

— Я предпочитаю, чтобы ты перестала изводить меня и намеренно смущать. Но уж коли ты завела разговор о любовниках, почему бы тебе не рассказать, что происходит между тобой и тем таинственным человеком, о ком ты упомянула на «Виктории»?

— Смотри. — Она показывает на группу японок, которых мы обгоняем на улице. — Не кажется ли тебе, что они самые красивые на свете? Можно подумать, что их лица принадлежат кисти художника. Эти идеально очерченные алые губы, румяные щеки. Не говоря уже о черных шелковистых волосах. Меня поражает, как грациозно они идут в этих ужасных деревянных сандалиях.

Иначе говоря, Сара сменила тему.

— Горничная в отеле сказала, что японки ходят без сумочки. Деньги, расческу, шпильки и все, что нужно, когда они выходят из дома, японки прячут в манжете рукава. — Сара с симпатией улыбается мне. — Но как и большинство женщин, они не прячут свои чувства. Я в этом уверена.

Рикша высаживает нас у крытого рынка, где все, от рыбы и риса до одежды и палочек для еды, продается в ларьках. Сара отходит от меня и ищет слепого, который вымыл бы ее и сделал массаж.

— У японцев это профессия слепых, и они берут совсем немного. — Она хватает меня за руку. — Пойдем со мной, расслабишься для Фредерика.

Я выдергиваю руку. Сара смеется. Я женщина, умеющая владеть своими страстями. А она совершенно раскованная и несдержанная с мужчинами и в интимных отношениях с ними. Несмотря на ее поддразнивание, я восхищаюсь ею.

Бродя между прилавками, я ловлю себя на том, что воображаю: какие отношения сложились бы между мной и Фредериком, если бы я вела себя на манер Сары? Вдруг я замечаю на ногах какой-то женщины ботинки, от которых не могу отвести глаз, и останавливаюсь.

Я не вижу саму женщину, потому что она за стеной. Ларьки отделены друг от друга бамбуковыми перегородками, не доходящими до пола для циркуляции воздуха. В этом пространстве и видны ботинки, а мое внимание привлекла их кожа. Она подходит под данное мнимой миссис Кливленд описание ботинок у женщины, нанявшей ее: светло-коричневая с мешочками и дырочками или трещинами.

Сердце скачет, когда я из керамической лавки направляюсь в соседний магазинчик.

Я быстро огибаю угол и чуть не налетаю на женщину. Делаю шаг назад:

— Извините.

— Ну что вы.

Юная ассистентка Хью Мердока улыбается мне. Я смотрю вниз. Она обладательница ботинок.

— В чем дело? Я испачкалась?

— Нет-нет, — бормочу я. — Извините за мою назойливость, но я увидела ваши ботинки и хотела спросить: не продаются ли такие здесь?

Конечно, это ложь. Ее ботинки высокие, со шнуровкой на подъеме, как у моих, — в западном стиле, совершенно непохожие на японские сандалии высотой пять дюймов, выглядящие словно ходули на ногах у женщин.

— Совсем не такие, как здесь носят, правда? — говорит ассистентка.

Я думала, она австралийка, как Мердоки, но хотя акцент у нее английский, в нем улавливается примесь языка какой-то другой европейской страны. У девушки темные волосы, зеленые глаза и смуглое лицо.

— Мне понравилась кожа — с мешочками и прочее. Никогда не видела такую. Что это за кожа?

— Страусиная, тех больших птиц, что не летают.

— Страусиная? Вот как? Меня зовут Нелли Блай.

— Ченза.

Свою фамилию она не называет.

— Мы один раз виделись.

— Да, когда я была совсем голая. Я рада, что вы не оскорбились. Мужья часто внушают своим женам такое, что они чуть ли не падают в обморок, если слышат о любви между женщинами.

— Говорят, что те, кто тянется к себе подобным, тоже нормальные люди. — Я снова смотрю на ботинки. — Я слышала о страусах. Широко известны их перья. Это австралийские животные?

— Там есть фермы, где их разводят; впрочем, они, кажется, обитают в Африке. — Она смотрит на мои ноги. — Если у вас тот же размер, я дала бы вам свои ботинки, ведь они вам очень нравятся.

— Собственно, это Вирджиния Лин сказала мне о них. Вы были в этих ботинках, когда наняли ее.

Она вскидывает брови.

— Извините, боюсь, я не знаю вашу подругу. Не ее ли имя вы упомянули во время выступления иллюзиониста?

Лобовая атака отменяется. Я должна была догадаться, что она сидела в ресторане.

Она слегка касается меня, уходя из магазина:

— Если захочешь повеселиться, заходи к нам в каюту. Иначе иди к черту, сучка.

Потрясающе. Какая грубиянка! Мне очень хочется догнать ее и потребовать, чтобы она рассказала, что знает, но, конечно, ничего я не добьюсь да еще и угожу за решетку за нанесение побоев, если эта девица оскорбит меня вновь.

— Нелли! — окликает меня Сара. Для бабушки она идет ко мне слишком резвой походкой. — До чего здорово. У него руки ангела. — Увидев выражение моего лица, актриса добавляет: — У тебя такой вид, словно тебя окатили холодной водой.

Вскоре после возвращения в гостиницу Фредерик вызывает меня через посыльного, и мы встречаемся с ним в зале.

— Что вы знаете о страусах? — спрашиваю я, прежде чем он успевает открыть рот.

— Страусах? Крупные быстроногие отвратительные создания. Взрослые самцы весят до трехсот фунтов и опасны, если их раздразнить. Один мой знакомый пьяным забрался к ним в загон ночью. Они насмерть забили его. Он, вероятно, забыл, что они бьют ногами вперед, а не лягаются, как лошади. Почему вы спрашиваете?

— Когда мы были в Гонконге, в гостинице ко мне подошла женщина и сказала, что она Амелия, жена Джона Кливленда.

— Что?! Почему вы не сказали мне?

— Не сказала, потому что предположила: это вы наняли ее с целью взять у меня некий предмет.

— О чем вы говорите? Я никого не нанимал. Нелли…

— Постойте. — Я поднимаю вверх руки. — Вы утверждаете, что не нанимали ее. Значит, это мог быть ваш приятель, лорд Уортон.

— Я не слежу затем, что делает лорд Уортон, а он не следит за мной. Мы не работаем вместе, у нас общий интерес к королеве и стране, и только. А вы отдали той женщине в Гонконге… Вы сказали, что это было?

— Посмотрите мне в глаза и чистосердечно признайтесь, что вы не пытались вместе с лордом Уортоном увести меня в сторону в моем расследовании.

— Слово джентльмена! — Он искренне смотрит мне в глаза.

Я вздыхаю. Конечно, он лжет, однако продолжать эту тему бессмысленно. Перед нами снова тупик, каждый из нас пускает пыль в глаза, притворяется невинной овечкой и не желает открыть свои карты.

— Вы хотели видеть меня по какому-то делу?

— Совершенно верно. Японский дипломат, с которым я встречался в Южной Африке, пригласил меня сегодня на ужин. После него состоится особенное представление — будут танцевать девушки. Японцы называют их гейшами. Не хотите ли вы пойти?