Этот день ознаменовал собой разрыв всяких отношений не только с Али, но и с Фатимой. Отныне каждый раз, когда их глаза встречались, Фатима устремляла на бывшую подругу огненный взгляд, как будто винила ее в том, что случилось с Али. Бедняга! Такой милый молодой человек! Честно говоря, если бы Ламис позволили встречаться с ним и дальше — а главное, если б он не был шиитом, — она могла бы и в самом деле влюбиться.

ПИСЬМО 24

Кому: [email protected]

От кого: «seerehwenfadha7et»

Дата: 23 июля 2004 г.

Тема: Фирас — почти идеальный мужчина

Мне надоело получать скучные письма, авторы которых пытаются меня раскусить. Неужели для вас действительно принципиально, кто я — Гамра, Мишель, Садим или Ламис, после всего, что было сказано? Разве вы не понимаете, что это не важно?

— Я и не знала, что ходить за покупками для малыша так весело! — с восторгом сказала Садим Гамре. — Все эти вещички такие очаровательные! Если бы ты только решилась узнать пол ребенка, когда в следующий раз пойдешь на обследование!

Поскольку старшие сестры Гамры, Нафла и Хесса, были заняты собственными семейными делами, а младшая сестра Шала — учебой, Садим вызвалась пойти со своей беременной подругой и купить все необходимое для новорожденного. Садим также решила сопровождать ее и к гинекологу, поскольку у матери Гамры разыгрался артрит.

— Давай просто купим самое основное, а остальное — потом, когда ребенок родится. Мне все равно, мальчик это или девочка.

— Неужели, Гаммура? На твоем месте я бы сгорала от любопытства.

— Садим, ты просто не понимаешь. Я не хочу ребенка. Он изменит всю мою жизнь. Кто тогда захочет на мне жениться? Никому не нужна женщина с приплодом! Скажи, неужели меня ждет именно такое будущее — вечно тянуть на себе ребенка, от которого отказался собственный отец? Рашид порвал все узы, он свободен. Он может влюбиться, жениться, делать что угодно, тогда как я вынуждена страдать до конца дней! Я не хочу ребенка, Садим! Не хочу!

Они сидели в машине, по пути домой. Гамра отчаянно разрыдалась. Садим не могла подобрать нужных слов, которые могли бы утешить подругу. Если бы только Гамра вернулась в университет и продолжила учебу! Но она твердила, то ей не хватает сил. Ее тело, некогда такое гибкое и стройное, буквально трещало по швам. Конечно, Гамра, вынужденная сидеть дома, как в тюрьме, страдала от скуки. Даже Шала располагала большей свободой — потому что не была разведенной женой. Тем временем двоюродная сестра Мади, вторая приехала из консервативного Касима и поселилась у родни на время учебы, беспрестанно докучала Гамре своими упреками. Она не одобряла ее манеру выщипывать брови, то, что Гамра носит абайю, которую набрасывают на плечи, а не на голову, чтобы полностью закрыть фигуру. Что кажется старших братьев, Мохаммеда и Ахмада, они с головой ушли в собственные приключения и без устали раздавали девушкам номера своих телефонов. Никого не оставалось, чтобы утешить Гамру, кроме Найифаи Наввафа, мальчиков пяти и двенадцати лет. Какая жалость!

Что Садим могла сказать подруге? Как ободрить и развлечь ее? В конце концов, нет ничего хуже, чем человек, который делает вид, что сочувствует, тогда как глаза у него сияют от радости. Если бы только можно было притвориться грустной, думала Садим. Но как изобразить грусть, когда у нее есть Фирас?

Да, Фирас — Бог услышал ее молитвы. Сколько раз после расставания с Валидом девушка молилась о возвращении жениха! Но постепенно жар утих, и теперь Садим просила не вернуть ей Валида, а сохранить Фираса. Он был необыкновенным, чудесным, удивительным, божественным существом, и Садим понимала, что денно и нощно должна благодарить за это Бога.

Чего ему недоставало? Наверняка у Фираса имелись свои минусы — смертный не может быть настолько идеальным, поскольку идеален только Бог. Но Садим никак не могла понять, каковы эти недостатки.

Доктор Фирас аль-Шаргави был дипломатом и политиком, всеми уважаемым и с хорошими связями. Преуспевающий, изобретательный, сильный духом, он имел репутацию настоящего мужчины. Вскоре после возвращения из Лондона слухи о нем распространились широко. Имя Фираса как одного из советников королевского кабинета министров — дивана — часто появлялось на страницах прессы. Садим неизменно покупала по два экземпляра газет, в которых печатали новое интервью или статью, — один для себя, другой для Фираса, поскольку тот был слишком занят, чтобы отслеживать освещение событий журналистами. Судя по тому, что узнала Садим, его родители не особенно увлекались чтением газетных статей. Отец Фираса был очень стар и сильно страдал от различных недомоганий, а мать-домохозяйка вообще разбирала буквы с трудом. Что касается сестер, меньше всего они интересовались политикой.

Подобные обстоятельства делали Фираса еще выше в глазах Садим, Человек, который вознесся исключительно собственными силами и создал многое из ничего. Экстраординарная личность, которая в один прекрасный день достигнет самых высоких вершин. Садим читала Фирасу все, Что писали о нем в газетах. Втайне она собирала вырезки и фотографии. У нее был план: подарить ему этот импровизированный альбом в день свадьбы.

Думать о свадьбе отнюдь не казалось девушке неразумным. Даже ее подруги не считали, что она опережает события. Брак казался неизбежным результатом. Намерения Фираса были абсолютно ясны. Пусть Даже он не произносил еще слова «свадьба», но мысли о женитьбе кружили в его голове со дня умры ^[36].

Из Мекки он позвонил Садим и спросил, помолиться ли за нее. «Попроси Бога: даровать мне то, что в сердце моем», — казала она. И, помолчав, добавила: «Ты знаешь, о чем я».

Позже Фирас сказал, что это скромное признание повергло его в полнейший восторг. Подобного чувства он иногда прежде не испытывал. Смелость девушки придала ему сил. С того самого дня он постоянно пребывал в мечтах, все ближе и ближе подходя к тому, чтобы навсегда соединиться с Садим. Сдержанный и хладнокровный мужчина, тысячу раз продумывавший каждое свое действие, Фирас не привык поддаваться чувствам. Он начал выказывать заботу о Садим и интересоваться всеми подробностями ее жизни. Он поклялся, что она — единственная женщина, которая, не прибегая к уловкам, заставляет его менять планы, засиживаться допоздна, пренебрегать делами, откладывать важные встречи — что угодно, лишь бы поговорить с ней подольше по телефону!

Немного странной в Фирасе казалась его искренняя религиозность, невзирая на десять лет, проведенных за границей. Западное влияние как будто совершенно на нем не отразилось. Он отнюдь не стремился критиковать образ жизни на родине — в отличие от многих молодых людей, которые, прожив несколько лет за границей, начинают презирать все, что видят дома, вне зависимости оттого, насколько преданы они были раньше своим традициям и обычаям. Но попытки Фираса направить Садим на путь благочестия не раздражали ее. Наоборот. Она с готовностью принимала его идеи, заражалась ими и старалась стать лучше — в частности, потому, что Фирас не делал из мухи слона. Предложение отложить вечерний разговор по телефону, потому что настало время молитвы; легкий невинный намек по поводу хиджаба и абайи (как тогда, в самолете); искреннее замечание о том, сколь несносны молодые люди, которые преследуют девушек в магазинах (подразумевалось, что покрывало на лице защищает девушку от подобных посягательств). Такова была его тактика, и со временем Садим поняла, что стремится к совершенству, чтобы стать достойной Фираса куда более совершенного, нежели она.

Фирас никогда не внушал ей, что она должна удерживать его. Именно он прилагал все усилия к тому, чтобы не терять связи с Садим. Фирас не уезжал, не сказав ей, куда направляется и когда вернется; он всегда оставлял девушке адрес и телефон и просил прощения за то, что звонит так часто, желая узнать, как дела. Для них, как и для большинства влюбленных в королевстве, телефон оставался единственным способом выражения чувств. Телефонные провода в Саудовской Аравии, должно быть, толще и крепче, чем в других странах, поскольку им приходится выдерживать огромную тяжесть — признания шепотом, вздохи, стенания и поцелуи; юноши и девушки не могут воплотить их жизнь — и не хотят, повинуясь вере, которую многие из них по-настоящему уважают.