— Рашид, бедняга, с утра до ночи в университете, у него даже нет времени, чтобы поехать в отпуск. Когда он узнал, что я беременна, то посоветовал мне лично рассказать об этом родным. Он такой милый. Через пару месяцев я вернусь в Америку. Рашид просто не сможет долго прожить без меня!

Наедине мать говорила ей:

— В нашей семье не будет разводов. И меня не волнует, что твой брат развелся с женой. Женщины из рода аль-Касманджи не разводятся!

Но Рашид, это ничтожество, не дал им времени подумать. Через неделю после возвращения Гамры в Эр-Рияд он прислал ее отцу документы на развод, успешно предотвратив все возможные маневры. Как будто Рашид нарочно дожидался момента, чтобы самым законным образом изба виться от жены, навязанной ему родителями.

Документы на развод были не только кошмаром сами по себе; их содержимое оказалось воистину ужасным. Когда брат передал бумаги Гамре, та прочла несколько строчек и повалилась на кресло, крича: «Мама, он развелся со мной! Мама, Рашид со мной развелся! Все кончено!» Мать обняла Гамру, плача и проклиная обидчика: «Господь испепелит твое сердце и сердце твоей матери, Рашид, также как ты испепелил сердце моей бедной дочери!»

Хесса, которая вышла замуж за год до того и присутствовала на свадьбе сестры, будучи на восьмом месяца беременности, присоединилась к ним и принялась осыпать Рашида проклятиями, хотя ее брань скорее была адресована всем мужчинам. Она тоже страдала с первого дня замужества. Ее муж Халид, такой нежный и ласковый в период помолвки, сразу после брака стал другим — надменным и абсолютно равнодушным к жене. Хесса то и дело жаловалась матери на пренебрежение. Когда она заболевала, Халид не возил ее врачу. Когда она забеременела, он как будто не обращал на нее никакого внимания. Когда родилась девочка, то не муж, а старшая сестра Нафла отправилась с Хессой покупать все необходимое. Больше всего в Халиде раздражала его скупость, хотя денег у него было много и он охотно тратил их на себя. Он отказывался выплачивать жене месячное содержание как это делали его тесть и муж Нафлы. Вместо этого Халид выдавал деньги конкретно на каждую вещь, которую Хесса желала приобрести, и то лишь после долгих просьб, от чего женщина чувствовала себя особенно униженной.

Если ей было нужно новое платье на свадьбу двоюродной сестры и она просила у мужа три тысячи риалов, тот обретал любой повод, чтобы только отказать: «У тебя и так много платьев!», «Я ведь купил тебе новое полгода назад!», «Мне самому не хватает денег, ступай и попроси у отца. Он то и дело дарит твоим братьям новые машины. Неужели родители выдали тебя замуж лишь затем, чтобы ты перестала докучать им своими дурацкими просьбами?» Эти жестокие слова неизменно отбивали у Хессы охоту к тем вещам, которые были ей нужны. В редких случаях, когда Халид раскошеливался, она получала пятьсот риалов вместо трех тысяч и пятьдесят вмести пятисот. По каким-то непонятным причинам Ум Халид поощряла сына. Эта «язва» (так Хесса прозвала свекровь) была буквально в восторге от того, что ее сын настолько прижимист. Так и должен поступать настоящий мужчина. Именно таким образом отец Халида обращался с ней все эти годы.

Гамра сильно страдала после развода с Рашидом. Хотя Садим и рассказала подруге, насколько мучительным был ее официальный разрыв с Валидом, девушку переполняло горе, к которому она оказалась совершенно не готова. Хуже всего было ночью. После возвращения домой Гамра спала не более трех часов в сутки, хотя незадолго до свадьбы ей ничего не стоило проспать десять, а то и двадцать. Теперь она просыпалась, мучимая скорбью и той самой «эмоциональной нестабильностью», о которой часто говорили ее незамужние подруги. Пока Рашид не ушел, Гамра даже не подозревала, что он так для нее важен.

Лежа в постели, она вытягивала ноги, убеждалась, что мужа нет рядом, и начинала беспокойно ворочаться. Гамра читала суру из Корана и все молитвы на ночь, какие только помнила, а потом засыпала, вытянувшись по диагонали — головой в правый верхний угол кровати, ногами в левый нижний. Только так можно было заполнить огромную пустоту постели. Крошечную часть той черной дыры, которую Рашид оставил в ее жизни.

ПИСЬМО 17

Кому: [email protected]

От кого: «seerehwenfadha7et»

Дата: 4 июня 2004 г.

Тема: Мне нужна другая страна

Разве мы не раскрыли тебе твою грудь и не сняли с тебя, твою ношу, которая тяготила твою спину, и не возвысили твои воспоминания? Ведь, поистине, с тягостью легкость, поистине, с тягостью легкость!

Коран, сура аль-Шарх, аяты 1-8

В последнее время я прочитала несколько статей о себе точнее, о своем проекте. Крупнейшие национальные газеты пишут о «невероятной шумихе, за которой стоит безымянная молодая женщина, каждую пятницу рассылающая письма огромному количеству интернет-пользователей в Саудовской Аравии, в письмах она рассказывает истории своих четырех подруг — Гамры аль-Касманджи, Садим аль-Хораимли, Ламис Джиддави и Мишель аль-Абдулрахман. Эти девушки принадлежат к высшим слоям общества, к элите, чья жизнь обычно остается тайной для всех, кроме узкого круга. Каждую неделю автор раскрывает новые волнующие подробности, заставляя все расширяющийся круг своих читателей с нетерпением дожидаться вечера пятницы. Субботним утром все государственные учреждения, залы совещаний, больничные коридоры и школьные аудитории превращаются в арену дебатов. Одни поддерживают автора, другие критикуют, третьи считают происходящее абсолютно естественным, а четвертые ревут от ярости, когда на их глазах совершается „преступление“ против нашего консервативного общества.

Каким бы ни был итог — несомненно, эти странные и необычные письма произвели фурор в стране, которая прежде не переживала ничего подобного. Ясно, что еще долго они будут снабжать нас пищей для разговоров и пересудов, даже когда повесть подойдет к концу».

Садим начала нравиться работа в банке. С ней обращались вежливо и уважительно. Она была младшей среди своих коллег, и те охотно отвлекались от дел, чтобы предложить девушке помощь или совет. Особенно приятно ей было общаться с пакистанцем Таиром, самым веселым и добродушным из всех.

Работа оказалась вовсе не трудной. В обязанности Садим входило принимать посетителей и помогать им в заполнении документов, а также разбирать бумаги.

Она не отдавала предпочтения: ни одному из своих коллег, а потому не испытывала никакого смущения. А главное, среди них не было арабов, поэтому Гамра могла держаться со всеми на равных, шутить и смеяться, не налагая на себя никаких ограничений, как это обычно бывало, когда она оказывалась в обществе соотечественников.

Однажды, незадолго до закрытия банка, голубоглазый Эдвард, говоривший с очаровательным ирландским акцентом, предложил всей компании отправиться в «Пиано-бар» на Хай-стрит. Садим согласилась, поскольку согласился и Таир — и вдобавок бар находился неподалеку от ее дома.

Молодой человек собирался встретиться с другом и пойти с ним в кино. Садим объявила, что уйдет одновременно с ним. Таир напоминал старшего брата; в его присутствии девушка чувствовала себя в безопасности. В баре Садим не сводила глаз с фортепиано, на прозрачной стеклянной крышке которого стояла целая батарея бокалов. Она вспомнила белое фортепиано в гостиной у тети Бадрийи, в Эр-Рияде. Тарик, сын Бадрийи, брал уроки музыки и, в свою очередь, учил Гамру.

Садим предприняла отчаянную попытку сыграть, хотя прошло семь лет с тех пор, как она в последний раз садилась за инструмент. Предварительно извинившись, девушка почти наугад принялась нажимать на клавиши, а потом наиграла знакомый мотив — пьеску Омара Хайрата, ее любимого композитора.

На пороге паба, где он собирался встретиться с Таиром, Фирас уловил звуки знакомой арабской мелодии. Стоя на ступеньках, он заглянул в стеклянное окно и заметил красивую молодую женщину за фортепиано. Он стоял и слушал, пока не зазвучали аплодисменты и исполнительница не вернулась на место.