Велик, в позднейши прейдет роды
Любимый музами пиит,
Что чувства, мысль, красу природы
В стихах своих животворит;
Но больший тот, чья звонка лира,
Изобличая злобу мира,
Гремит лишь правдой в слух царей:
Гордыня гласу внять страшится,
И ей прислужна лесть стыдится
Личины гнусныя своей.
Внемлите, свыше вдохновенный
Как царь-пиит
[677]к царям зовет:
«Почто ко истине заткненны
Отверзли уши для клевет?
Не соблюдя закона свято,
Мздоимное почто вы злато
Кладете на весы судов?
Почто, средь мира сея брани
И отягчая бремя дани,
Пиете пот и кровь рабов?
Я видел, — в славе нечестивый
Взносился, как ливанский кедр,
Что к небу высит верх кичливый,
До адских вкореняся недр;
Прошел я — и его не стало,
Взыскал — и место то пропало,
Где буйства возвышался рог.
Цари надменны! трепещите;
Что смертны вы, воспомяните:
Противится гордыне бог».
Так царь-пророк земным владыкам
Священнейший их долг твердил
И раболепной лести кликам,
И лжехвалам внимать претил.
Занятий сельских назидатель,
Омира скромный состязатель,
Бессмертный Гезиод
[678], царям
Так пел отважны поученья;
И яростью небесна мщенья
Грозил взносящимся главам.
Не столь мечом, как громом лиры,
Алкей тиранов устрашал;
Всевластия потряс кумиры
И жертвою свободы пал.
Скрыжали древнего закона
Резцом священным Аполлона
Начертаны для ахеан.
На лире, музой оструненной,
Солоны песнью вдохновенной
Вдыхали доблести в граждан.
И Флакк
[679], изоблича пороки,
Расслабившие сильный Рим,
Пел смело резкие уроки
Соотечественникам своим.
Но, о преврат! — Любимец Феба
Унизил дар бесценный неба,
Хваля распутные сердца;
И в знаменитом сем пиите,
Ползущего в большом синклите,
Мы зрим Октавова льстеца
[680]!
О стыд! — и злобу что исправит,
Священный коль язык богов
Коварство, месть, убийцу славит
И человечества врагов?
Кем доблесть воспоется строга,
Могущество и благость бога,
Богоподобные цари,
Коль глас поэзии священной
Торжественно велит вселенной
Воздвигнуть буйству алтари?
Безмездным рвением водимый,
Кто цепь расторг родимых стран;
Отвергши прелесть диядимы
[681],
На степень стал простых граждан;
И под убогий кров наследный
Венцы, трофеи скрыл победны,
Хвалой не посрамится ль лир,
Которыми разбой, крамола
Иль хищник царского престола
Преобращается в кумир?
Достойны ль петь они владыку,
[682]Что, сам из мрака лишь исшел,
Вдруг область просветивши дику,
На сферу славных царств возвел;
Как из земли вновь войски ставил;
Как из-под вод, — вдруг флоты плавил
В Белт, в Касп и в льдистые моря;
В ком, новым чудом изумленна,
В герое видела вселенна
Слугу державы и царя?
Бессмертие дарует слава
И к подвигам благим стремит:
Но лесть в устах ее отрава,
Что доблесть в семенах мертвит:
Возмогут ли на труд великий
Хвалебные подвигнуть клики,
Лавровый нас польстить венок,
Когда весь мир тому свидетель,
Что им, равно как добродетель,
Приосеняется порок?
Да гнев небес запечатлеет
Те ядом дышащи уста,
Которые отверзть посмеет
Коварна лесть иль подла мзда!
Да громом раздробится лира,
Что в честь кичащегось кумира
Хвалебны гимны возгремит!
И да познают все владыки,
Что те лишь их дела велики,
Хвале которых правда щит!
