— Нравится здесь? — гаркнул Краули.
От мощного удара в спину я упал на пол. Я попытался подняться, но люди Краули схватили меня и усадили в стальное кресло, затем, освободив руки от оков, пристегнули их двумя кожаными ремнями к подлокотникам кресла.
— Я знал, что однажды ты снова окажешься здесь. Старец думал, ты злишься на нас и в одну прекрасную ночь сбежишь из Низкого города. А я говорил, что ты ни за что не сделаешь этого. Этот парень слишком сильно нас любит, чтобы покинуть нас навсегда. Он вернется. Но даже я не предполагал, что ты дойдешь то такого безрассудства. Черная магия? — Он погрозил мне в лицо толстым коротким пальцем. — Ты здорово вляпался.
Краули вынул из кармана сигару. Откусив кончик серыми квадратными зубами, он прикурил ее, склизкие розоватые губы причмокнули несколько раз, чтобы получить хорошую тягу, и густые потоки дыма потекли из кривой ухмылки.
— Кого, ты думаешь, мы теперь ждем?
Будто по сигналу, дверь отворилась, и в камеру вошел почтенный старик в строгой форме. И тут я понял, что действительно крепко влип.
Возможно, самая влиятельная фигура Ригуса — это королева, возможно, верховный канцлер, а возможно, это маленький человек с открытым лицом и пустотой вместо души, который управляет делами из своего кабинета без окон, в самом сердце Черного дома. Старец, Блюститель Особого отдела — скромный титул для главного шпиона империи. Это он — глаза в окне и уши за дверью. Если на тебе имеется пятнышко грязи, он обнаружит его, а если ты чист, то, когда это потребуется, измажет тебя. Одно мановение его пальца сгубило больше человеческих жизней, чем чумовое поветрие. Четверть века этот человек стоял во главе величайшей организации, когда-либо созданной руками людей для узурпации и поддержания власти над ближними.
Но если бы вам довелось повстречать его на улице, он снял бы перед вами шляпу, и в ответ вы сделали бы то же самое. Порой зло ведет себя именно так.
Добродушная улыбка растянула морщины на лице Старца, в глазах блестел озорной огонек.
— Какое удовольствие видеть, как один из моих детушек возвращается после долгой отлучки. Как же мы по тебе скучали, когда ты покинул свой старый дом.
Одного вида Старца было достаточно, чтобы в моем животе разгорелось слабое пламя.
— Я думал зайти, проведать, как тут у вас. Но гляжу, у вас полно дел, так, может, загляну как-нибудь в другой раз?
Он продолжал улыбаться, затем кивнул дознавателю, и тот ловко и без суеты начал раскладывать на столе свои инструменты.
— Мы будем тебя пытать, — сказал Краули. — И пытать будем жестоко. К тому времени, когда мы закончим, нам будет известен каждый грех, что лежит у тебя на душе.
Я выдавил из себя смех — не такая простая вещь, когда ремни крепко держат тебя за запястья.
— Лучше подумай о планах на обед, — бросил я.
Если бы здесь был только Краули, я бы не стал утруждать себя разговором: Краули — обезьяна, от которой требуется только грубая сила. Но Старец обладал умом, острым как нож и холодным как лед. За маской благообразного старика скрывался мастер стратегии и к тому же безумец. Несомненно, что он желал бы видеть меня в могиле, только от этого ему было бы мало пользы. Разумные решения всегда брали в нем верх над эмоциями.
— Если только не собираетесь задать ненужный труд дознавателю, чего еще вы намерены добиться всей этой бесполезной затеей? — поинтересовался я.
— Тебе что-то известно о ребенке… и о демоне, — ответил Краули, пережевывая сигару рядами неровных зубов. — Что-то, что позволит нам подобраться поближе. А если неизвестно, — в его улыбке сквозила ярость, — я приду посмотреть, как стены обагрятся твоими внутренностями.
— Знаешь, Краули, почему ты был под моим началом? Почему тебе никогда не занять место Старца? Ты не видишь ничего дальше своей новой жертвы. Ты тупой инструмент, бесполезный, если кто-нибудь впереди не будет указывать тебе на след.
Тем временем дознаватель продолжал раскладывать острые серебряные инструменты на подкладку из черного бархата.
— Сегодня вы разделаетесь со мной, но если завтра пропадет еще один ребенок, что будете делать тогда? Есть вещи поважнее вашего пристрастия к садизму.
Краули еще сдерживал злобу, не давая воли рукам, хотя его крысиные глазки уже раздулись до величины яичных желтков.
— Мы возьмем убийцу детей, кем бы он ни был. Об этом не беспокойся.
— Чушь. — Я перевел взгляд на Старца. — Здесь у вас нет никого лучше меня, и вам это известно. Любой из ваших может опереться на Корону, вы можете полагаться только на своих людей. Я же могу получить помощь за пределами дворца, у меня связи по всему Низкому городу, и я знаю, как это сделать. — Я тяжело сглотнул — пришло время пустить в дело козырь. — И у меня уже есть ключ.
— Тогда мы вырежем его из тебя ножом и посмотрим, куда он нас приведет, — возразил Краули.
— Не выйдет. Никто не станет говорить с вами, а если и станет, то вам все равно не удастся связать концы с концами.
Молчавший до сих пор Старец заговорил вновь:
— Ты так жаждешь вернуться ко мне на службу? Насколько я слышал, ты опустился на самое дно, стал не лучше бездомной собаки, наркоманом, по которому давно плачет нож в подворотне.
— Я оказался достаточно ловок, чтобы раскрыть предыдущее дело. Либо вы работаете со мной, либо спихиваете все на обезьяну. Но мы оба знаем, что дело слишком серьезное, чтобы позволить ему все завалить.
Улыбка на лице Старца сделалась шире, и я понял, что следующие его слова решат мою судьбу: либо свобода в услужении старику, либо свидание с дознавателем и безымянная могила. Пауза тянулась долго. Теперь, оглядываясь на прошлое, я думаю, что в эту минуту держался достойно, или, другими словами, не пустил теплую струю по ноге.
Положив сучковатую руку мне на плечо, старик сжал его неожиданно крепко.
— Ты не разочаруешь меня, мой мальчик. Ты найдешь того, кто убивает несчастных детей, и вместе мы сделаем все, чтобы предать его правосудию.
Краули начал было протестовать, однако краткий взгляд патрона заткнул ему рот. Старец заботливо расстегнул один из ремней, точно мать, склонившаяся над содранной коленкой малютки. Но, протянув руку к другому ремню, он неожиданно остановился.
— Полагаю, для человека твоего ума недели будет достаточно, чтобы найти того, кто вызывает монстров, — Старец печально покачал головой, его ранимая натура была оскорблена жестокостью бесчувственного мира.
— Мне нужны две недели, — сказал я. — Я не располагаю вашими возможностями. Понадобится время, чтобы привести в действие мои связи.
На долю секунды его глаза изменились, из-под маски благодушия выглянул монстр, что скрывался за ней, и я испугался. Но взгляд старика был по-прежнему обращен ко мне, и голос его звучал все так же приветливо.
— Мы ждем тебя через семь дней. — Маска гуманности вернулась на прежнее место, и Старец освободил мою вторую руку. Потом обратился к Краули: — Не проводите ли нашего дорогого друга до выхода? — Старик улыбнулся мне в последний раз и вышел за железную дверь, уводя за собой остальных агентов.
Видя, как захлопнулась дверь, Краули так крепко сжал зубами сигару, что, казалось, может сейчас подавиться от гнева. Он медлил, обдумывая, что можно сказать или сделать, чтобы сгладить пережитое только что унижение. Ничего не придумав, он развернулся и вышел.
Дознаватель складывал инструменты обратно в сумку с видом некоторого разочарования. Решив, что ноги вполне окрепли, чтобы держать меня, я поднялся с кресла, затем обратился к своему предполагаемому мучителю.
— Есть сигарета? — спросил я.
В ответ тот покачал головой, раскачивая верхушкой кроваво-красного колпака.
— Не курю, — сказал он, не отрывая глаз от своего занятия. — Эта дрянь убивает.
— Все в руках Перворожденного.
Снаружи дождь перестал, но было ужасно холодно. Я растирал запястья, размышляя о том, насколько все происшедшее со мной соответствовало замыслам Старца. От сцены в подземелье сильно отдавало театром, — разумеется, Краули был не в счет, в спектакле он не участвовал, — но для затейливого ума Старца игра была грубоватой.
