— Чертовски ревнивой, — согласилась.

Он кивнул, притиснулся поближе, будто я — плюшевый медвежонок в натуральную величину.

— Я ей сказал, что мы с Перли расстались. Она говорит: «Привези подругу. Я знаю, у тебя есть другие. Привези девушку, чтобы отец был доволен».

— Что она имела в виду, говоря, что у тебя есть другие? — поинтересовалась я.

— В школе и в колледже я был тот еще кобель. Спал с каждой девчонкой, которая была согласна. Весь город считал меня и моего лучшего друга парой. В лучшем случае считали бисексуальным, а большинство народу считало, что такого слова даже нету.

— То есть либо гей, либо нормальный, — сказал Натэниел. И что-то в его голосе заставило меня на него посмотреть.

— У тебя были трудности с теми, кто придерживается другого мнения? — спросила я.

Натэниел пожал плечами:

— Были. Сейчас я знаю, кто я и каков, и меня это устраивает. Но в молодости все это труднее.

— Тебе двадцать один. Не такая уж старость.

Он улыбнулся и поцеловал меня:

— У меня было длинное тяжелое детство. Оно меня состарило.

Он оказался на улице, когда ему еще и десяти лет не было. Очень быстро скатился в детскую проституцию. В тринадцать приучился к наркотикам. К семнадцати годам сумел с ними завязать, но сказать, что у Натэниела было тяжелое детство — примерно так же, как сказать, что «Титаник» повредил себе обшивку.

Я тронула его за лицо, притянула к себе для поцелуя посерьезнее. Он отклонился со смехом:

— Анита, даже мне нужно больше времени на восстановление.

Я вспыхнула и сама почувствовала, как лицо горит:

— Я не это имела в виду!

Джейсон поднял голову, посмотрел на меня:

— Как это мило, когда ты краснеешь!

— Прекратите оба!

— Прости, — сказал Джейсон.

Натэниел только улыбнулся мне:

— Так ты хочешь привезти домой девушку и познакомить с отцом?

Джейсон нахмурился:

— Я был бы рад папашу ткнуть мордой в тот факт, что я люблю девушек. Будь я геем, мне было наплевать, но вот тот факт, что он мне не верит, это как-то…

Он зарылся лицом в подушку.

— Раздражает, — подсказал Натэниел.

— Бесит, — предложила я.

Джейсон поднял голову:

— И более того. Мы с ним никогда не ладили. Я у него единственный сын после двух дочерей, единственный его шанс продолжить цепочку настоящих мужчин. Он же в колледже учился на футбольную стипендию.

— Я так понимаю, он повыше тебя будет, — сказала я.

— Больше шести футов. Я ростом в мать пошел.

— Не повезло.

— Да плевать мне, что я низкорослый, а папаша вот переживал. Если бы он так не напирал, может, я бы больше занимался спортом. Хотя на самом деле это не мое.

— Отчего тебе не взять с собой Аниту? — спросил Натэниел.

— Куда взять? — удивился Джейсон.

— Домой, с отцом знакомить. — Мы оба вытаращились на него. Смотрели долго и пристально, ему даже неловко стало. — Вы чего?

— Что «вы чего»? — спросила я.

— Поддерживаю Аниту, Натэниел. Слишком отдает дешевой комедией. Привезти домой девушку, с которой вы друзья, но она не твоя девушка, чтобы доказать отцу, что я не гей. Слишком отдает неделей телерейтинга.

Натэниел сел. Простыня сбилась у него на коленях, едва прикрывая.

— Вы с Анитой друзья?

— Да, — ответила я, переглянувшись с Джейсоном.

— Да, — ответил он.

— Вы с ней еще и любовники, верно?

Оба мы, помедлив, ответили утвердительно.

— Ты общаешься с нами. Смотришь с нами марафоны фильмов, ходишь по ресторанам. Ты с нами не так, как Мика, но проводишь с нами много времени.

— Да, но… — начал Джейсон.

— Так почему «но»? Она твой друг, она девушка, и вы любовники. Значит, она твоя девушка. Где же тут вранье?

Мы с Джейсоном переглянулись. Он пожал плечами. Я обернулась к Натэниелу:

— Я не думаю, чтобы его мама имела в виду дружеский секс, Натэниел.

— Вас связывает куда больше, и даже я это знаю.

На это я не знала, что сказать. Я потеряла дар речи — не потому что не знала, что сказать, а потому что ничего не могла придумать, как мне выпутаться. Понятно было, что есть причины этого не делать, и уважительные, вот еще минута — и соображу.

— Я не могу везти Аниту знакомить со своей семьей, — сказал Джейсон. — Это подразумевает вещи, которые не являются правдой.

Вот, он правильно сказал.

— Именно так, — подтвердила я.

— Но вы же не будете говорить, что вы помолвлены или что-то в этом роде. Твоя мама хочет, чтобы ты привел домой подружку. Привел домой девушку. Если тебе все равно, что думает твой отец, тогда ну это все на фиг, а если нет — почему тебе не привезти Аниту?

Джейсон посмотрел на меня — и его взгляд мне не понравился.

— Ой, нет, — сказала я.

— Ты не обязана это делать, Анита. Слишком большое одолжение, чтобы кого-нибудь о нем просить.

— Ты и правда думаешь, что мой приезд облегчит уход твоего отца?

Я старалась не говорить ни резко, ни язвительно, но вряд ли это получилось.

— Он, собака, мужик железный. Даже не разрешил маме мне сообщать, что он болен. Сказал, что если мне было наплевать и я не навещал его здорового, то жалость ему не нужна.

— Но… — начала я.

— Но врачи говорят, что ему остались считанные недели. До Рождества ему не дожить.

— Ты давно его не видел?

— Три года.

Я посмотрела на Натэниела.

— Я же не смогу долго питать ardeur от одного лишь Джейсона?

— Ты сама знаешь, что сейчас управляешь им лучше. Жан-Клод может поделить ardeur между нами. Я помню, в последний раз получилось, потому что ты кормилась от публики в «Запретном плоде», но можем попробовать так тебя питать несколько дней, как было, когда ты была занята полицейским расследованием.

Джейсон посмотрел на меня:

— Ты и вправду готова согласиться?

— А ты и вправду считаешь, что это удачная мысль?

Он широко улыбнулся.

— Вероятно, весьма неудачная. Но видеть, как сойдетесь лицом к лицу ты мой родитель — это того стоит.

— Он умирает. Я думала, ты хочешь, чтобы я была с ним доброжелательна.

— Будь доброжелательна, если он будет. Но не давай ему на себя напирать. Он такой.

— Кажется, ты его и правда не любишь.

— Не люблю, — кивнул Джейсон.

— Он тебя бил? — спросил Натэниел.

Джейсон посмотрел на него незнакомым, почти пустым взглядом.

— Он всегда выдавал мне «случайно», когда старался закалить. Учил меня спорту, и я возвращался домой в синяках и в крови. Наконец он мне сломал руку, уча играть в футбол, и мама уже больше нас одних не отпускала. Он всегда тщательно следил, чтобы это не были побои. Ничего такого, за что его можно притянуть к ответу, но всегда что-то слишком резкое, суровое, грубое для моего возраста и роста. В переходном возрасте школьный врач направил меня к психотерапевту, и там мне разъяснили, что все-таки это были побои. Отец специально хотел сделать мне больно.

Я тронула его за щеку:

— Джейсон, я тебе сочувствую…

— Я сам себе сочувствую, — сказал он мрачно.

— И не хочешь ехать домой один, — добавил Натэниел.

— Не хочу. Позвал бы тебя, но показаться с тобой значило бы подтвердить отцу, что он прав и весь город тоже. — Он вдруг усмехнулся: — Весь, кроме тех, у кого были дочери моего возраста. Папочки меня ненавидели.

— Тогда твой отец, казалось бы, должен быть доволен, что ты так часто менял девчонок, — сказала я.

— Казалось бы, но за это он меня будто бы тоже ненавидел.

— Тому, кто хочет ненавидеть, ничто не помешает, — заметил Натэниел.

Джейсон кивнул.

— Папаша меня всегда терпеть не мог, сколько я себя помню.

— Ты мой лучший друг. Если хочешь, чтобы я поехал с тобой для моральной поддержки — я поеду, — сказал Натэниел.

Джейсон улыбнулся и покачал головой:

— Ничего личного, но ты вряд ли поможешь мне убедить папашу, что я нормальный мужик.

— Натэниел нормальный, — возразила я.

— Но не похож на представление моего отца о нормальных мужиках. Все дело во внешности.