— А мы затеваем революцию?

— Способ правления Жан-Клода на его территории можно назвать революционным, Анита. Я не единственный репортер в глубоком прикрытии. Есть нас парочка, что сидят и стонут, какие бы могли дать материалы, если бы не прикидывались нормалами.

Я оперлась на спинку кровати, все еще держа подушку на коленях.

— Наверное, я думала, что ты единственный репортер с таким глубоким прикрытием.

— Нет, есть еще один лебедь, и еще вервольф, и даже тигр один.

— И все вы сумели скрыть, кто вы такие?

— Ага.

— Нелегко вам приходится.

— Скрываться нелегко, это правда. Но куда труднее тем, кто не скрывается, сама видишь.

— Ты прав, — вздохнула я.

— Хотя твоя роль человека-слуги в материалы не попадет. Только ваши любовные отношения.

— Я смотрела в кодексах. То, что я его слуга-человек, не является легальным основанием для увольнения меня с поста федерального маршала, и даже обычного копа, если бы я таковым была.

— Ты хочешь сказать, что я могу это использовать?

— Нет, но я хочу сказать, что дело тут не в законе. Не от него я скрываюсь — от чужого мнения.

— О'кей, я напишу статью о том, как заблуждаются мои коллеги-репортеры, а потом начнем статью про Джейсона. Следующая про тебя, а потом посмотрим, кто еще захочет говорить. Моему редактору это понравится.

— А твоей девушке?

— Вот сейчас после нашего разговора ей позвоню. Трудностей не будет — она в нашей профессии.

— О'кей.

— У тебя усталый голос, — сказал он.

Прислонившись головой к спинке кровати, я ответила:

— Вполне возможно.

— Пойду поймаю редактора и начнем. Вы там поосторожнее, ребята.

— Я всегда осторожна, Ирвинг.

— Если это у тебя называется осторожностью, — засмеялся он, — то будь безбашенной. Наверняка получится лучше.

Мы оба со смехом повесили трубку. Я положила телефон на базу и снова прислонилась к стенке, даже глаза закрыла. Я и правда устала. И даже понять не могла, почему устала.

Кровать шевельнулась. Я открыла глаза и увидела Джейсона, сидящего передо мной, и глаза его были очень близко к моим. Он был все еще голый, потому что, если не считать подушки у меня на коленях, никто из нас о халатах не подумал.

— Мы сделали все, что могли, Анита, — сказал он.

Я выдала ему улыбку, вполне отвечавшую моему самочувствию, то есть то, что можно было бы назвать улыбкой.

— Хотелось бы иногда иметь возможность не делать все, что можешь. Вот чтобы не было кризиса, который надо разруливать.

Он усмехнулся:

— Я тебя понимаю.

Потом улыбка изменилась с обычной на «Я тут придумал одну неприличную штуку…»

— Чего?

В этом одном слове были заложены тонны подозрительности.

Он засмеялся, и лицо его стало вдруг еще моложе, чем было, будто мелькнул Джейсон, которого я никогда не знала, которого чуть не убила Райна, превращая в вервольфа. Джейсон до того, как стал утренним завтраком Жан-Клода. До того, как жизнь его пообтрепалась на краях.

Но смех кончился, и глаза его стали серьезными. Глядели они прямо на меня.

— Лицо у тебя какое-то задумчивое. О чем бы?

Я покачала головой. Десяток мыслей толкался в голове: что я устала, что он выдал репортерам материал, который спалит нашу легенду для его родных, что он чертовски смелый, что я знаю, как ему на самом деле больно, что он мой добрый друг и я хочу, чтобы он это знал. А сказала я вот что:

— Поцелуй меня.

Он на миг опешил, потом улыбнулся, и эта улыбка стоила тщательного выбора слов. Она говорила, что я попросила его. Ardeur не просыпался, а я попросила Джейсона меня поцеловать.

Поцелуй становился все крепче, и наконец Джейсон прижал меня к кровати, и я почувствовала, как растет желание в его теле. Настолько, что я обняла его ногами, и самая его интимная часть вдруг уперлась в самую интимную мою. Джейсон с нервным смехом отпрянул:

— Нужен презерватив.

Я закрыла глаза, на миг смутившись.

— Ну, конечно. Прости, я увлеклась.

Он наклонился ко мне, поцеловал меня быстро, резко, и на лице его светилась радость, что я настолько с ним забылась.

— Жан-Клод задал мне очень мало ограничений, но одно из них — вот это. Незащищенный секс запрещен.

Он снова меня поцеловал, потом соскочил с кровати порыться в багаже.

А я лежала и думала над этим фактом: я так увлеклась, что готова была на незащищенный секс с Джейсоном. Я принимаю таблетки, так что секс, строго говоря, незащищенным не назовешь. Такая осторожная я стала после того, как несколько месяцев назад испугалась, что беременна. И как же я могла стать такой беспечной? Вспомнились слова Ирвинга, что моя осторожность не помогает, значит, пора стать безбашенной. В них дело? Мне просто надоело, что мои самые искренние усилия сделать лучше всегда оборачиваются не той стороной, так чего вообще стараться? Да нет. Просто забылась с красивым мужчиной в постели.

Господи, это тоже звучит не лучше.

Джейсон вернулся с ленточкой нераспечатанных презервативов. Я насчитала не меньше четырех.

— Ну и амбиции!

Он посмотрел на презервативы и засмеялся снова:

— На случай, если окажется бракованный. Мне неохота снова вылезать из кровати.

Я невольно улыбнулась — это один из лучших моментов в том, чтобы быть с Джейсоном. Он всегда заставляет меня улыбаться. Никаких там стрингов, никакой трагической страстности — просто близкие друзья, сумевшие стать любовниками, оставаясь при этом друзьями. И это хорошо.

Он положил презервативы на тумбочку, потом залез на кровать, не переставая улыбаться. Придвинулся ближе — улыбка изменилась, глаза стали серьезнее, улыбка почти погасла, лицо лишилось выражения, остался только пристальный взгляд. Глаза как голубые небеса, весенние небеса, но он наклонился ко мне, и голубизна стала темнее, и глаза стали цвета летней жары, без малейшей весенней легкости.

Он остановился, потом наклонился ко мне поцеловать, лежа рядом со мной.

— Какое у тебя лицо, Анита, — выдохнул он.

— Какое?

Он улыбнулся, но глаза остались серьезными, темно-голубыми. Наклонившись, он ответил губами прямо мне в губы:

— Вот такое.

И поцеловал меня. Сперва нежно, потом сильнее, сильнее, телом прижимаясь ко мне сбоку, и обнаженный перед — вдоль длинного изгиба моего тела. Ощущение прижатого к бедру его паха заставило меня включиться в поцелуй руками, плечами, ртом. Он понял — или это отреагировало его тело, став тверже, мощнее, упираясь мне в бок, и он впился мне в рот, а я в его. Этот поцелуй был будто другой вид секса, нашедший свой собственный ритм, будто мы оба знали, что изображаем. Тела мое и его поплыли в этом поцелуе, и Джейсон начал тыкаться мне в бедро в такт с движением ртов.

Он отодвинулся, беззвучно смеясь, чуть отпрянув от меня, не касаясь больше бедра.

— Если не перестанем, то так оно все и кончится.

Я только со второй попытки смогла ответить:

— Тогда перестанем, потому что я хочу для тебя не так.

Он оперся на локоть — вторая рука тихо бродила по моему голому животу. Будь у меня меньше метафизической силы, сейчас он бы играл с вполне реальными шрамами, а так — тигр-оборотень, пытавшийся выпустить мне кишки, не оставил ни следа.

— Ты вдруг стала очень серьезна.

— Просто подумала, что будь я метафизически слабее, ты бы сейчас мог играть со шрамами.

Он тронул меня за лицо:

— Анита, не думай о том, что мы потеряли. Думай о том, что у нас есть.

Я улыбнулась ему, поскольку он этого хотел.

— Получается, ты просишь не думать о схватке, в которой мне могли бы остаться шрамы, и о том, кто погиб, чтобы меня спасти.

Лицо его стало серьезным и нежным:

— Вот теперь ты это поняла. — Я хотела возразить, но он положил палец мне на губы и сказал: — Дальнейший разговор на эту тему мне не поможет прийти в настроение.

Я улыбнулась, прямо в этот палец у меня на губах. Он отодвинулся, и я смогла сказать: