— Нам придется заняться магией, — сказал Джейсон, — и вам не дозволено ее видеть.

Он сказал половину правды. Мы не хотели, чтобы они ее увидели, но я не стала поправлять, потому что не могла сообразить, как нам еще их отсюда убрать.

— А что, вам придется нас убить, если мы ее увидим? — спросил Чак с презрением.

Мы с Джейсоном посмотрели на него, и сказала вслух я:

— Нам не придется вас убивать, Чак. Мы это будем рассматривать как бонус. А теперь вон отсюда. Вон!

Наконец я на них завопила, взметнувшись с кровати, выхватила «браунинг» и наставила на них, вопя, чтобы убирались.

Будь я спокойной, они бы, может, и не двинулись, но я в истерике и с оружием — так Джейсону оказалось легче их выставить.

Я упала на колени, все еще держа в руке пистолет. Внутри клубились тигры. Я ждала, что кто-то один бросится ко мне — внутри меня — и попытается вырваться наружу, но они не пытались — просто расхаживали среди этих не-деревьев, среди почти-теней. Будто ждали чего-то.

Запах жасмина заполнил воздух. Рядом с пылающими контурами амулета пробудился к жизни и засиял крест. А потом запах дождя и цветов растаял, растаял, и крест успокоился. В комнате вдруг стало очень тихо, так тихо, что только кровь стучала в ушах.

Надо мной склонился Джейсон. Я видела, как шевелятся его губы, но ничего не слышала. Выронив пистолет, я схватила его за плечи, пытаясь что-то сказать, сказать что-нибудь — и тут я это почувствовала. Звук, зов, запах, чувство, все это вместе и ничего из этого. Тигры, которых я видела мысленным взором в виде ходячего кошмара, застыли, подняли морды вверх и заревели. Звук этого рева выгнул мне спину, бросил с воплем на пол. Как будто тело превратилось в огромный колокол, и рев попал ему в резонанс. Я слышала звук не ушами, а кожей, будто безмолвный камертон прижали к позвоночнику, и он рассылал свою вибрацию до самых нервных окончаний.

Джейсон держал меня двумя руками, старался обнять. Я слышала его крики, но они рассыпались на части, потому что сквозь призывный звон любые другие звуки доносились обрывками.

Снова загорелись рисунки талисмана, подобно выхваченному из горна металлу, вишнево-красным, способным обжечь кожу. Даже через ткань одежды чувствовалось тепло. Я ждала, что он начнет вплавляться в кожу, как крест, но если он удерживает тигров этой вампирши на расстоянии и не дает меня растерзать, то пусть себе будет еще один ожоговый рубец.

Джейсон попытался встать, я вцепилась в его руку. Он что-то говорил, губы шевелились, но услышала я только слово «дверь». Джейсон пошел к двери и открыл. Наверное, кто-то стучал, но я не слышала.

Это был Криспин, белокурый стриптизер. Очевидно, уже закончил танец, потому что из одежды на нем были только радужные стринги. Он присел рядом со мной, и когда я поглядела в эти чужие синие глаза, во мне настала тишина. Тигры — все — глядели в этот длинный метафизический туннель.

Надо мной склонился Джейсон:

— Лучше? — спросил он.

— Да, — ответила я хриплым шепотом.

— Я услышал твой зов, — сказал Криспин. — Я должен был на него ответить.

Я хотела спросить, какой зов и что он вообще слышал, но он тронул меня за руку. Совершенно невинным движением. И тут белый тигр прыгнул вперед, отделившись от остальных, бросился по этому невозможному проходу во мне белой полосой ловкости и силы и смерти.

Джейсон попытался ткнуть руку мне под нос, чтобы я ощутила его запах, но поздно было отвлекать. Тигр приближался, и я не знала, чем и как мне его остановить.

Криспин лег рядом со мной так, чтобы мы видели глаза друг друга. Я смотрела в них, в эти человеческие глаза с тигриным оттенком, и от одного этого успокаивалась. Обычно «успокаиваюсь» — это означает, что соответствующий зверь останавливается и начинает отступать, но сейчас видео у меня в голове показывало, что белый тигр набирает скорость — так, как делает на охоте: последний рывок скорости, силы, всего, что есть, вложенное в последний прыжок.

Криспин положил ладонь мне на щеку, и это помогло, пульс стал тише. Он наклонился ко мне и сказал перед тем, как поцеловать:

— Я слышал зов дамы и не мог не ответить.

Все это было куда более ритуализованно, чем мы привыкли, но похоже было, будто он знает, что мне от него нужно.

Тигр добрался до поверхности моего тела, судорогой подбросив меня с пола, вбив меня в Криспина. Как будто меня сбил автомобиль, едущий изнутри. Руки Криспина надежно держали мое лицо, и при поцелуе никто из нас не пострадал. У меня промелькнула мысль, что это ему случалось делать, и тут же не осталось мыслей — одна только боль.

Тигр во мне ревел, выливаясь наружу. Я чувствовала, как он проделывает выход, будто разрывает мне живот. Я вопила, визжала, и Криспин вскрикивал со мной вместе.

Он повис надо мной на руках, будто пытаясь еще отодвинуться, и амулет парил между нами, блин, просто левитировал, и вряд ли это была работа кого-то из нас. Тигр тек между нами потоком белого света, и почти виден был между нашими животами. Криспин уже должен был бы перекинуться, но оставался человеком. Ярко горел амулет, и почти касался его груди.

Он поставил руку между собой и амулетом — тот коснулся руки, и сразу случилось несколько вещей.

Амулет перестал гореть и упал простым украшением. По телу Криспина побежал мех, будто бело-кремовая вода растеклась на коже. Меня обдало прозрачной жидкостью, когда тело Криспина изменилось надо мной, на мне. Но не его зверь овладел им, а мой. Я лежала под ним, а в его теле переползали мышцы, щелкали, пересоединяясь, кости в суставах. До сих пор всегда, когда я передавала оборотню своего зверя, это происходило в аварийном режиме и походило на взрыв. Вот он человек — и вот сразу зверь. Так яростно, так энергично, что куски мяса разлетались по комнате, и меня заливало горячей прозрачной жидкостью. А сейчас все было по-другому. Медленней, все время под контролем и… да, как-то мощнее.

Белый тигр больше не рвал меня на части — он заполнил этого оборотня, лежащего на мне. Я ощущала его зверя, или какого-то зверя, или мощь, что-то теплое и настоящее, и более чем просто смену формы. Мелькнул флешбек, как я впервые лежала под перекинувшимся ликантропом. Это был Ричард, и он только что победил в битве за пост Ульфрика. Он предложил мне силу связи со стаей. Я могла бы оседлать эту силу и бегать со стаей в ту ночь, но им предстояло есть человечье мясо, а этого я не могла.

— Ты отказалась от силы, — сказал тогда Ричард и был прав.

Криспин смотрел на меня, обернув ко мне покрывшееся белой шерстью лицо-морду. Глаза его были теми же, но весь он превратился в изящного получеловека-полукота. Как бывает у леопардов, но по-другому. Более мощные пропорции, меньше человеческого в форме головы и чуть больше от тигра.

Белый мех прорезали коричневые полосы, хоть и узкие: тигр не был полностью белый, как в моем видении. Он смотрел на меня синими глазами, теми же, что были, будто эти глаза и не менялись. Как леопардовые глаза Мики всегда были одни и те же, какой бы облик он ни выбирал.

Единственный тигр-оборотень, которого я видела в полупревращенной форме, — это была тигрица, и полосы у нее были бледно-желтые на белом. И снова-таки — не как у настоящих тигров. Глядя в бело-шоколадное лицо, я подумала, превращается ли вообще кто-то из этих оборотней в классических оранжево-черных тигров. Может, я слишком долго вращалась в обществе полупревратившихся леопардов, но я смотрела на Криспина и видела, что его грудная клетка, как и у них, меньше покрыта шерстью и больше похожа на человеческую. В этой половинной форме оборотень выше обычного, более мускулист и шерсть у него белая с бледно-шоколадными полосами, но кожа, просвечивающая под ней, осталась белой и человеческой с виду до середины тела. Волки в половинной форме мохнатее, чем виденные мною коты. Опустив взгляд ниже, я убедилась, что в этом виде увеличивается все. Мне пришлось отвернуться и постараться не покраснеть. Может, я бы сказала ему с меня слезть, но я видела, кто смотрит это представление.