— Вот это мой.

— Ух ты! — восхитился Тони, глядя, как блестит новенькой краской капот. — Повезло тебе. Сможешь выезжать из кампуса. Не то чтоб Лаверс-Бэй такое уж распрекрасное место, но выбраться из Уикхэма — это клево. Рестораны, магазины, Бостон.

— Может, поучишь меня водить? — осторожно спросила я.

— А ты не умеешь? — Тони аж остановился. Я покачала головой. Он улыбнулся. — Предки купили тебе машину, а водить не научили? Ну и ну, а я-то еще своих считал малость не от мира сего. Конечно, Лина. Как только смогу.

— Замечательно!

Проходя мимо «Искателя», я оглянулась на свой балкон. Дверь так и стояла нараспашку. Мне мельком подумалось, витает ли еще прах Рода над плитками.

— Проголодалась? — спросил Тони.

Я тоскливо подумала об обеде, что ждал меня дома чай из пакетика да овсянка на воде. Подумала и о данном Роду обещании. Не хотелось бы слишком скоро встречаться с докторами.

— Немножко, — ответила я, заметив, что в животе у меня слегка бурчит и щекочет, а значит, надо поесть.

Уикхэмский клуб был выдержан в том же стиле, что и весь остальной кампус: каменное здание, двойная широкая дверь, серебряные ручки. А вот формой клуб отличался от остальных строений: он был круглый. От центрального зала отходило пять или шесть коридоров, ведущих в прямоугольные комнаты. Тони открыл дверь — и в нос мне ударили самые соблазнительные запахи, какие я только ощущала с тех пор, как последний раз нюхала матушкину стряпню в пятнадцатом веке.

Круглая часть здания как раз и представляла собой кафетерий. Вдоль стен располагалось пять окон, в которых ученики могли выбрать еду. И во всех окнах продавалось разное. В середине помещения под круглым стеклянным куполом стояли столики.

— И мы можем есть все, что захотим? — спросила я.

В одном окне подавали итальянские блюда, в другом бургеры, пиццу, вегетарианскую пищу и салаты, а еще в одном — сэндвичи. За каждой стойкой стоял ученик или продавец в белом переднике. Я распахнула глаза от изумления.

— Ну что, перехватим чего-нибудь и пойдем за книгами, — предложил Тони. А когда дверь за нами начала закрываться, добавил: — Ты так на все это пялишься, точно в жизни ничего не ела.

Гамбургеры. Жареная картошка. Фасоль. Лимонад. Шоколад. Пицца с ананасом. Бифштекс. Ну как тут выбрать? В конце концов я взяла какой-то диетический куриный супчик.

— Как думаешь, мы с тобой на каких-нибудь предметах пересечемся? — спросил Тони. Я не могла отвести глаз от того, как он жует свой бифштекс — настолько слабопрожаренный, что слюна Тони окрасилась алым. — Что ты так на меня смотришь? — поинтересовался он, проглатывая.

— Этот твой бифштекс, из него же кровь идет. Прямо у тебя во рту.

Тони кивнул.

— Чем менее прожаренный, тем лучше. Люблю, чтобы с кровью.

Будучи вампиром, я никогда не жаловала кровь животных, так что и сейчас вид крови во рту у Тони меня ничуть не привлекал. Но странно, что сейчас я даже запаха ее не почувствовала. Я принюхалась, пытаясь уловить привычный горьковато-пряный запах, который когда-то так страстно любила. Потом принюхалась еще и еще, но обоняние щекотало слишком много всевозможных ароматов: духи, куриный суп, газировка. Правду сказать, кровь животных я не любила потому, что считала нечистой — она отнимала у меня положение самого чистого и могущественного вампира последних веков.

После нашего раннего обеда Тони уговорил меня попробовать мороженое. Людская еда оказалась поразительно разной и на вкус, и по упаковке — и достать ее было до смешного легко. Когда-то, когда я впервые была человеком, мне приходилось изрядно потрудиться перед обедом в отцовском саду. Но даже тогда, в пятнадцатом веке, раздобыть человеческую еду было гораздо проще, чем кровь. А вот когда я была вампиром, требовалось немало усилий, чтобы заманить кого-нибудь в мой дом или в темную аллею, где можно было выпить у жертвы кровь и оставить умирать.

— Мне шоколадное с орешками, три шарика, и с разноцветным драже, — заказал Тони.

Глядя, как мой новый друг ест, я вдруг захотела рассказать ему о своем вампирском прошлом. Он так аппетитно зачерпывал мороженое, явно наслаждаясь каждым кусочком. Я тотчас же прониклась к нему симпатией. Сама я расправилась со своим шариком клубничного четырьмя размашистыми движениями ложки.

Вампирское прошлое было тайной, укрытой в глубине моего сердца. Меня так и подмывало рассказать обо всем Тони — чтобы он понял меня, заглянул мне в душу. Вампиров одолевает постоянная боль, неизбывная тоска и гнев. На плечи им легли все вообразимые тягости и печали. Они — жертвы, непрестанно терзаемые агонией, от которой нет спасения.

Как ни странно, единственное, что дает хоть какое-то облегчение в этом царстве страданий, — это любовь. Хотя и в любви таится свой подвох: если вампир полюбит, то уже навсегда. Он будет вечно, что бы ни случилось, любить объект своей страсти. Вампиры могут влюбляться снова и снова, но каждый раз отдают часть своей души. Я любила дважды. Один раз Рода, а второй — Вайкена. Две эти любви были совсем разными. С Вайкеном — чуть менее цельной, чем с Родом. Но в обоих случаях чувство сковывало меня. Любовь вампира — тоска и боль, вечный голод. И не важно, как страстно любят тебя в ответ — все равно этого никогда не достаточно. Какие бы слова ни говорили, какими бы поступками ни доказывали любовь — вампиры по натуре своей ненасытны. Вот какова была мука, что я носила с собой ежечасно.

Отставляя вазочку из-под мороженого, я услышала стук подноса, опускаемого на пластиковое покрытие. За соседний стол усаживался младший из братьев Инос, Рой, в компании учеников с виду чуть младше Тони. Рой посмотрел на меня, потом зашептал что-то приятелям.

— Да ты хит сезона, — заметил Тони, облизывая ложку.

— Хит сезона? — переспросила я.

Мы поднялись из-за стола, выбросили ложки и вместе отправились в книжный магазин. Там Тони прояснил свою мысль:

— Все парни на тебя так и пялятся.

— Это хорошо?

— Пожалуй, если тебе нравится бегать на свидания и все такое.

Я ничего не смогла ответить, потому что никогда еще не ходила на свидания. Во всяком случае, в людском смысле этого слова.

— Хочешь перед уходом посмотреть художественную башню? — спросил Тони. — Я там все время торчу. Это в корпусе Хоппера. Ну, знаешь, в честь художника. На первом этаже там физкультурный зал, несколько гостиных и комнат с телевизорами. Туда все ходят. Если тебе что понадобится, почти наверняка посоветуют пойти к Хопперу.

Пока мы с Тони выходили из клуба, я все поглядывала на сумку с купленными книгами. Оказавшись снаружи, на дорожке, он показал мне на большое каменное здание, что стояло слева за клубом. Справа над парадным входом возвышалась каменная башня, выстроенная в средневековом стиле. Она была обращена на север, в сторону главного входа, но я ничуть не сомневалась: поднимись я туда, мне откроется вид на весь кампус.

Мы пересекли длинный газон. На ходу я разглядывала еще одно общежитие слева. Большинство зданий, что я до сих пор тут видела, были не выше четырех-пяти этажей. Сейчас как раз наступило обеденное время, так что большинство учеников, прихватив еду, высыпали наружу.

Тони придержал предо мной стеклянную дверь хопперовского корпуса. Из вестибюля можно было либо пройти сразу прямо, в основное здание, либо наверх — в башню. Справа от главного входа начиналась винтовая лестница. Мы поднялись на четыре пролета.

— Уикхэм так не похож на все, к чему я привыкла, — промолвила я, положив правую руку на перила, а левой держа пакет с книгами.

Тони шел впереди, но после этой реплики с улыбкой обернулся.

— Мне нравится твой британский акцент, — заметил он.

Я ничего не ответила, однако приятная щекотка в груди подсказала, что комплимент мне приятен.

Поднявшись на самый верх, мы оказались в художественной мастерской.

— Как я уже говорил, меня ты тут почти в любое время найдешь, — сообщил Тони, опуская сумку с учебниками на пол.