Мимо меня прошли две девушки. Одну я узнала — мы с ней пересекались на английском у профессора Линна.

— Привет, Лина, — бросила она на ходу.

— Ой. Привет! — ответила я и поймала себя на том, что невольно улыбаюсь.

Она со мной из одного класса, вот в чем все дело. И ее приветствие предназначено специально для меня, потому что она меня знает.

Я отправилась было на пляж полюбоваться звездами, как вдруг заметила за научными корпусами оранжерею. Вспоминая свежий аромат купленной накануне лаванды, я зашагала по зеленой лужайке прямо туда.

Оранжерея, длинное и узкое здание со стеклянными стенами, уходила прочь от дорожки. Прижав ладони к стеклу, я попыталась разглядеть, что там внутри, но было темно. Я различала только самые ближайшие растения, однако и этого хватило, чтобы в груди у меня заиграло волнение.

— Настурции! Розы, лилии, тимьян, календула, — прошептала я. Все то, почему я скучала и что мечтала вернуть в свою жизнь. Двери в оранжерею были тоже стеклянными, и я потянула на себя черные ручки. Двери содрогнулись, но не поддались. Вы, верно, думаете, что, будучи вампиром, я была совершенно чужда всего природного в мире. Да, ничего природного не было во мне самой — я не нуждалась ни в воздухе, ни в воде. Но я страстно любила травы и цветы. Во всех цветах есть своя природная сила. И в камнях тоже. Все в этом мире — цветы, почва, на которой они растут, даже та темная магия, что когда-то струилась во мне, — порождено землей.

— Оранжерея закрыта.

Я вихрем развернулась.

— Зачем ты за мной ходишь?

Джастин Инос только что принял душ. И сейчас с ним не было никого из его компании. Он подошел по лужайке, что разделяла территорию вокруг «Кварца» и научные корпуса. Джастин был в синей рубашке на пуговицах и шортах цвета хаки. И словно бы весь блестел.

— Я вообще-то на стоянку иду, — сообщил он, махнув рукой в сторону дорожки. — А тебе сюда зачем? — Он шагнул ближе и тоже заглянул внутрь, в темное помещение за стеклом. — Там пахнет всякой грязью.

— Я это люблю, — прошептала я.

— Правда? — Он удивленно посмотрел на меня. Я снова повернулась к стеклу и ничего не ответила. Не хотела ничего объяснять. — Все еще злишься?

— А ты думал, одна прогулка на яхте, и я буду по тебе сохнуть? — откликнулась я.

Джастин оперся одной рукой о стену теплицы и нагнулся ко мне, так что лицо его оказалось совсем близко к моему.

— Ты так чудесно пахнешь.

— Спасибо, — почти бездыханно ответила я. Глаза Джастина пульсировали, взгляд был устремлен в мои глаза. Через несколько секунд он отодвинулся. Не знай я, что это невозможно, я бы решила, что он пытался заглянуть мне в душу, как это делают вампиры.

— И все-таки надо мне что-то с тобой делать, — заявил он чуть ли не с рычанием.

Мне прямо захотелось замурлыкать от удовольствия.

— Джастин! — окликнул его девичий голос.

Оба мы резко обернулись. К теплице со стороны клуба подходила Неразлучная Троица в полном составе, с Трейси во главе. Все трое облачены в черные вечерние мини-платьица, каждое в своем стиле, но все похожие.

— Привет, Лина, — поздоровалась Трейси.

— Как ты быстро загорела, — промолвила Клаудия.

Я посмотрела на руки.

— Да как-то даже и не заметила, — ответила я, пожав плечами.

— Никуда на вечер не уезжаешь? — поинтересовалась Трейси, продевая руку под локоть Джастина.

Я взглянула ей в глаза, как смотрят вампиры — взглядом, пронзающим насквозь. Но за ее зрачками не было глубины. Плоская душонка, дитя бездуховной вселенной. Собственно говоря, все они в Троице были жертвами собственного же эгоизма и самолюбия. А вот у Джастина в глазах горел свет. Как в окне, в котором я видела, что он гораздо, гораздо больше, чем обычный парень его возраста. В нем таились ловкость и отвага, как в Роде. У него была душа. Я отвела глаза от Трейси. В груди у меня что-то оборвалось, как будто разбились чары.

— Никуда, — сказала я, переводя взгляд на Клаудию и Кейт. — Воскресный вечер для меня не то чтобы большое событие.

— Так и будешь слоняться вокруг оранжереи? — спросила Кейт.

Платье у нее было еще короче, чем у подруг.

— Плохо дело, — скорчила рожицу Трейси и повернулась к Джастину. — Ну идем же, я хочу попасть в клуб и обратно до отбоя.

Они все зашагали прочь. Мне не хотелось тащиться сзади, так что я притворилась, будто рассматриваю что-то за стеклом оранжереи.

— Доброй ночи, — бросил Джастин, оборачиваясь ко мне.

— Доброй ночи, — ответила я, и скоро они уже потонули во тьме, а я побрела домой.

В девять утра понедельника я обнаружила Тони в библиотеке. Казалось, он там провел уже много часов. Его окружали сотни фотографий. То есть буквально штук двести. И на каждой — я. Поставив рюкзак за стол я поглядела вдоль длинного прохода между стеллажей, сняла очки и направилась к Тони.

Когда я остановилась возле его стола, Тони даже головы не поднял. Все эти фотографии были сделаны во время той нашей поездки. Двести фотографий, в разных ракурсах, на разном расстоянии. Склонив голову над альбомом, Тони крепко сжимал кусок угля для рисования. С листа бумаги на меня глядели глаза, очень похожие на мои.

— Ты хоть понимаешь, что это уже можно назвать одержимостью? — вопросила я, скрестив руки на груди.

Тони откинулся на спинку кресла, а я, признаться, отшатнулась в изумлении. Обычная его добродушная непринужденность куда-то пропала. На гладкой коже виднелись следы угля. Особенно большое пятно чернело на лбу — должно быть, работая, он подпирал голову рукой.

— Никогда еще не писал портретов, — коротко ответил он и, снова склонившись над альбомом, проворчал себе под нос: — Никак не разберусь с перспективой.

Похоже, он говорил скорее сам с собой, чем со мной. Он на секунду оторвался от наброска, посмотрел на меня, потом снова в альбом — и решительно вырвал страницу. Скомкал и швырнул на пол. Я взяла со стола одну из фотографий.

На ней мы с Джастином Иносом стояли на самом борту яхты, полуобернувшись друг к другу. Джастин дергал меня за руку, а солнце так омывало наши лица, что казалось — мы купаемся в золотых лучах. Мы глядели друг другу в глаза, и я улыбалась. Вода под яхтой отбрасывала на наши лица золотые отблески. Не успела я еще полюбоваться на изгиб своих губ и белизну зубов, как Тони вырвал у меня фотографию и небрежно швырнул ее на груду других.

— Эй, ты что! — запротестовала я.

— Не так. Везде перспектива не та, что надо.

— Тони, ну не может быть! Посмотри, сколько их тут! Наверняка можно что-нибудь выбрать.

Он помотал головой, одним быстрым движением сгреб всю груду фотографий со стола в холщовую сумку и зашагал по проходу меж стеллажами к выходу из библиотеки. Рюкзак сполз у него с плеча и болтался на руке. Тони закинул рюкзак на место, но в ту же секунду мешковатые брюки сползли вниз, продемонстрировав мне трусы-боксеры и самое начало расщелины меж ягодицами. Тони аж подскочил, поспешно натянул штаны и с чувством толкнул дверь.

— Тони, погоди! — завопила я, вылетая из библиотеки и бросаясь за ним вдогонку. Я очень старалась не смеяться.

— Нет, Лина, ты пока ничего не получишь, — заявил он мне, не замедляя шаг. — Я должен сделать все как следует. Понимаешь, это ведь не просто портрет. Это большая часть моей стипендии. Каждый новый проект, который я выбираю, должен содержать в себе какой-нибудь важный образовательный элемент. Я должен отрабатывать что-то новое.

— Выходит, мой портрет должен расширить твои горизонты как художника? — спросила я.

Взгляды наши встретились, и досада Тони тотчас сменилась улыбкой. Он положил руку мне на плечо.

— Если тебе нравится выражаться так вычурно то да, именно. Глаза у тебя хорошие.

Мы вместе направились к классу, где проходили занятия анатомией, но угодили в толпу и вынуждены были идти медленно.

— Принц с принцессой поцапались, — сообщила какая-то девочка из нашей параллели нам с Тони.