— Вашего инкуба?! Вы хотите сказать… — Черт возьми, где были мои глаза, чертыхнулась я про себя. Она ведь вылитая королева фей с триптиха — та самая, что ехала рядом с Ганконером, сидя верхом на белом коне. — Так это правда? Вы похитили его, а потом превратили… в демона?!

Она рассмеялась — до того пронзительно, что висевшие над крыльцом сосульки срезало будто ножом.

— Похитила?! Помилуйте, что за чушь! Во-первых, он не ребенок! Во-вторых, он и сам нисколько не возражал. Что же до того, кем он впоследствии стал… ну, такое частенько случается даже с людьми, когда они слишком долго общаются с феями. К несчастью, нам свойственно пробуждать в спутниках жизни как лучшие, так и худшие свойства человеческой натуры. Подумайте на досуге об этом, если рассчитываете тут задержаться. Общение с нами — особенно с такими, как мой Ганконер, — никогда не проходит даром. Об этом я и хотела вас предупредить.

По губам ее скользнула усмешка, и я опять услышала перезвон колокольчиков. Все мое раздражение вдруг разом исчезло — я забыла обо всем… забыла даже, кто я. Мне хотелось только одного — смотреть на нее, любоваться тем, как лучи заходящего солнца мерцают в бледном золоте ее волос, погрузиться в эти загадочные зеленые глаза, похожие на кусочки льда на дне ледниковой трещины, куда так хочется упасть, и блаженно закрыть глаза, и уснуть навечно…

— Калли, ты простудишься на сквозняке!

Голос Феникс вернул меня к действительности. Отодвинув меня в сторону, она выглянула, чтобы посмотреть, кто пришел.

— О, профессор Элдрич! А я уж боялась, что вы заблудились! Входите же! Позвольте, я возьму ваш плащ. О, да вы и шампанское принесли! Вот здорово!

Молча посторонившись, я безропотно позволила Феникс проводить Фиону Элдрич в гостиную, словно это был ее дом и ее гостиная. Голова у меня еще слабо кружилась, а перед глазами стояла улыбка Фионы. Ощущение было такое, словно я попробовала какой-то сильный наркотик… и при случае не прочь повторить этот опыт. Господи, если я, пробыв наедине с ней каких-то пару минут, до сих пор не могу прийти в себя, то что же будет через год, ужаснулась я. Какие лучшие (или худшие) стороны моей натуры пробудит во мне дружба с феями, в компании которых я оказалась?

Впрочем, вскоре я успокоилась, убедившись, что приход Фионы оказал самое благоприятное влияние на собравшуюся в моей гостиной разношерстную компанию — как людей, так и не людей. Судя по всему, она чувствовала себя как рыба в воде — польстила Джен Дэвис, сказав, что читала в «Вог» ее статьи, похвалила надетые Феникс сережки, после чего попросила Каспера исчерпывающе, как может только он один, объяснить, что такое «лондоновские дисперсионные силы», а под конец принялась расхваливать празднично украшенные витрины в антикварном магазине, который принадлежал Олричу. Даже нахохлившийся Фрэнк Дельмарко расплылся в улыбке, когда она протянула ему бутылку шампанского, чтобы он ее открыл, а потом, когда все принялись рассаживаться, они с Бродом и Айком едва не опрокинули стол — так спешили сесть рядом с ней.

Словом, профессор Элдрич почти сразу же стала душой компании — было бы только логично, если бы во главе стола уселась она. Однако она великодушно запротестовала — и настояла-таки на том, что это почетное место принадлежит хозяйке дома. Убедившись, что изящные хрустальные бокалы наполнены шампанским, Фиона поднялась и повернулась ко мне. За столом воцарилось молчание.

— За нашу гостеприимную хозяйку Каллех Макфэй! — начала она. — Фейрвик издавна служил убежищем для всех слабых и преследуемых…

Взгляд изумрудно-зеленых глаз обежал стол, поочередно останавливаясь на лицах сидевших за столом. И всякий раз, когда это случалось, глаза того, кому выпала эта честь, радостно вспыхивали: ощущение было такое, словно с этим взглядом она по капле выливает искрящееся шампанское прямо им в душу. Я вдруг услышала слабое жужжание — тот же самый звук, что тогда, в библиотеке, когда стояла возле окна с изображением процессий фей, — казалось, сотни крошечных ног ступают по усыпанному ракушками берегу… или чьи-то крылья хлопают в воздухе… или сухие кости трещат под копытами скачущих коней.

— Открыв для нас двери своего дома, Каллех Макфэй доказала, что достойна жить среди нас, достойна жить в Фейрвике. Пусть он станет ей родным домом.

Поднявшийся за столом одобрительный шепот на миг заглушил жужжание у меня в ушах… глаза у меня внезапно наполнились слезами. Испугавшись, что не выдержу и расплачусь, я опустила голову. Когда я в последний раз чувствовала, что я дома? Квартиру, где мы жили с родителями, пока они не погибли, я почти не помнила. Археологи, они постоянно переезжали с места на место: из колледжа в колледж, с одних раскопок на другие. Мне повезло — после гибели родителей меня забрала к себе тетушка Аделаида. Для нее, немолодой работающей женщины, семилетняя девочка наверняка стала нелегкой обузой. Она заботилась обо мне как могла, но ее дом так и не стал для меня родным. Учась в школе, я постепенно свыклась с общежитиями… а «дом», в котором мы рассчитывали поселиться с Полом, по-прежнему оставался зыбкой мечтой.

Да и при чем тут Пол? В конце концов, дом строится не только из кирпича — я знала семьи, в которых каждый стал для другого «домом». Мои родители, например. Познакомившись с Полом и выяснив, что мы оба мечтаем об академической карьере, я надеялась, что так же будет и с нами, однако моим родителям как-то удавалось всегда быть вместе, а мы с Полом даже на День благодарения оказались вдали друг от друга.

Проглотив подступившие к глазам слезы, я подняла голову — и встретилась глазами с Лиз Бук… вспомнила, как они с Суэлой и Дианой поставили на карту собственную безопасность, чтобы защитить меня от инкуба. А Диана… она-то уж точно рисковала жизнью. А Брок, который все эти месяцы старался защитить меня, расставляя по дому железные фигурки мышат и ставя на окна железные запоры, спохватилась я. Я невольно покосилась на Ники Баллард, державшую в руках бокал с клюквенным соком, куда с общего согласия добавили капельку шампанского… интересно, что подумала она, услышав слово «дом»? Я поклялась ее бабушке, что позабочусь о ней, и пообещала себе, что избавлю девушку от висевшего над ее головой проклятия. Что может связывать людей крепче, чем подобные клятвы? Господи, я прожила в Фейрвике всего-то пару месяцев — и чувствую себя так, словно наконец обрела дом.

Подняв бокал с шампанским, я молча чокнулась с Фионой: раздался чистый, пронзительно ясный звук, — остальные гости тоже стали чокаться, и над столом поплыл мелодичный звон, словно в огромном зале разом зазвенели сотни хрустальных колокольчиков. На мгновение мне даже показалось, что я своими глазами вижу этот зал — увенчанный исполинским сводчатым куполом, словно в кафедральном соборе, с балками, увитыми зеленью, и сверкающими витражами. Этот серебряный перезвон будто омыл мою душу, унося с собой всю печаль, все одиночество и тоску по родному дому, которые годами терзали меня, наполнив ее совсем другим чувством.

— За новых друзей, — сказала я, отсалютовав собравшейся за столом компании. — И за отсутствующих, — добавила я, вдруг снова вспомнив о Поле.

Мой ответный тост был встречен одобрительными возгласами. На какое-то время за столом снова воцарилась тишина. Я дала глоток и почувствовала, как тысячи ледяных пузырьков взорвались у меня во рту. Шампанское оказалось таким сухим, что на миг мне показалось, будто я пью воздух — кристально-чистый и свежий горный воздух. Только его послевкусие — данный, едва уловимый аромат дуба, яблок и дикого меда — говорило о том, что это было вино.

— Ммм, — театрально схватившись за сердце, застонала Дори. — Вкус в точности такой же, как в самый первый раз, когда я попробовала спиртное, — только тогда это был коктейль из шампанского! Это было в «Плазе», жарким летним вечером.

— Я тоже вдруг вспомнил, как в первый раз попробовал спиртное, — хмыкнул Оливер, передав мне блюдо со сладким картофелем. — Только это была текила. Черт, я тогда решил, умер и попал на небеса!