В кухне тоже было пусто, хотя Люси оставила для меня на плите кофейник с кофе. Я налила себе чашку. Кофе был очень вкусным, но есть мне расхотелось. Да и черничного сиропа у нас все равно не было. Когда родители отправляются за покупками, они склонны приносить домой кровавые бифштексы и вообще что-нибудь красное: клубнику, вишню, острый перец. Готовить от этого не становится легче.

— Дорогая, попробуй клубничный мусс. Он свежий.

— Конечно же, тетя Гиацинт.

Я постаралась скрыть содрогание, разворачиваясь на одной пятке, чтобы улыбнуться ей. Она стояла в дверях, одетая в то, что я называла пеньюаром для викторианских борделей: сплошное кружево, бархатные цветочки и шелковая бахрома. Длинные каштановые волосы тети были заколоты в небрежный узел. Ее мопсиха миссис Браун, разумеется, топталась у ног тети. Когда миссис Браун выходила из комнат тети Гиацинт, остальные собаки, по сути большие щенки, сразу прятались под обеденным столом. Они боялись миссис Браун так же, как я — реалистичного телевидения.

— Поболтаем немножко, — предложила тетя Гиацинт, налив себе бокал крепкого шерри.

Ей нравилось экспериментировать, соединяя кровавую пищу с выпивкой. Именно поэтому у меня не возникло ни малейшего желания хотя бы прикоснуться к клубничному муссу.

Вообще-то, строго говоря, мы могли после полного обращения потреблять обычную пищу, просто она для нас не имела никакого вкуса и ни малейшей питательной ценности. Только кровь поддерживала в нас жизнь и здоровье.

Черт, черт, черт!

Мне ведь придется скоро преодолеть в себе этот страх перед кровью.

Даже очень скоро.

— Ты идешь? — окликнула меня тетя Гиацинт с верхней ступени лестницы.

Я пошла следом за ней, а миссис Браун с энтузиазмом тыкалась в мои пятки. Слышно было, как в столовой жалобно скулят собаки.

У тети Гиацинт было несколько комнат на втором этаже, как у моих родителей и у меня, рядом с одной из гостевых спален. Тетя Гиацинт предпочитала жить у нас, вместо того чтобы построить собственный дом во владениях Дрейков. Она уж точно могла бы себе это позволить. Наша семья прожила здесь достаточно долго для того, чтобы научиться быть богатой. Поначалу накопление шло путем простых краж, на которые никто не жаловался, потому что не помнил о них благодаря нашим феромонам. Но в течение нескольких последних столетий все начали копить монеты и предметы прикладного искусства, которые почти без усилий превращались в ценный антиквариат. На деле каждый ребенок, рожденный или обращенный в семье Дрейк, имел собственный начальный капитал в виде сундука, набитого старинными монетами и запертого в подвале. Но, независимо от состояния, тетя Гиацинт утверждала, что одиночество делает ее слишком сентиментальной. Так говорила она, а не я, хотя, если верить школьным приятелям Люси, у меня странный запас слов и акцент. Видимо, это стало результатом того, что я училась дома и жила в семье, члены которой родились в самые разные периоды XX века… и не только.

Комнаты тети Гиацинт выглядели куда приятнее, чем можно было бы ожидать от леди, до сих пор оплакивавшей смерть королевы Виктории и тот факт, что упомянутая королева отвергла предложение обменяться кровью.

Я снова сосредоточилась на окружающем. Мое собственное неминуемое обращение не только сделало меня невыносимо сонливой, но и привело к тому, что мне стало по-настоящему трудно сосредоточиться. Салон тети Гиацинт ничуть не помог. Кстати, это был именно салон, а не простая гостиная или жилая комната. Салон! Я поняла разницу еще до того, как научилась произносить это слово. Конечно, с настоящим британским акцентом, ради тети Гиацинт. Я также умела много чего выговаривать на средневековый лад — ради Вероники… и с французским прононсом ради ее аквитанского наследия… и на современный лад для мамы и папы. Иной раз я удивлялась тому, что научилась произносить собственное имя.

Я уселась в парчовое кресло, стоявшее рядом с огромной медной вазой с папоротником. Тетя Гиацинт обожала его. Именно папоротники украшали ее первый бал, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Она тогда была в белом шелковом платье и сделала реверанс перед самой королевой. Тетя научила этому меня, а я — Люси. Та тренировалась до тех пор, пока у нее не свело судорогой ноги.

В салоне все возможные поверхности были покрыты кружевными скатертями и салфетками, везде стояли серебряные подсвечники и раскрашенные масляные лампы, в золоченых рамах красовались силуэты. К салону примыкала маленькая гардеробная, битком набитая корсетами, нижними юбками и остроконечными туфлями. Когда мы с Люси были маленькими, то целыми часами играли там. Люси и теперь не отказалась бы, если бы тетя Гиацинт позволила.

Тетя театрально откинулась на спинку бархатного дивана, не выпуская из рук бокала с кровью, приправленной вишневым шерри. Миссис Браун шлепнулась у ее ног и милостиво приняла несколько кусочков бифштекса в качестве легкой дневной закуски.

Я уже не в первый раз подумала о том, бывают ли вампиры-вегетарианцы.

— Если ты будешь так много тревожиться, то заработаешь кучу морщин, — мягко выбранила меня тетя Гиацинт.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Милая, все твои братья прекрасно пережили обращение. Ты женщина из рода Дрейк, так что намного сильнее их. Только подумай, ты проснешься такой освеженной! Нет ничего подобного этому чувству. — Она обмахнулась шелковым веером, украшенным белыми перьями. — А пока ты должна просто наслаждаться тем, что у тебя так много поклонников.

— Поклонников? Тетя Гиацинт, да они просто пьянеют от моей странной вони! Им наплевать на меня, они лишь хотят, чтобы я нарожала им маленьких клыкастых детишек или еще что-то в этом роде. Вдобавок их интересует власть семьи Дрейк. Не слишком-то все это романтично.

Тетя Гиацинт энергичнее взмахнула веером.

— Но может стать романтичным, если ты используешь все это к своей пользе.

— Спасибо, нет.

Я любила тетю, но существовало несколько тем, по которым мы никогда не могли прийти к согласию. Одной из них были мальчики, а также поклонники, мужья, техника флирта и предполагаемое удобство корсетов на стальных прутьях.

Тетя Гиацинт наклонилась вперед, провела рукой по моей голове и продолжила:

— Меня просто изумляет, какой прекрасной ты иногда бываешь, даже вот с такими распущенными, спутанными волосами.

Тут ее лицо потемнело от ярости. Я бы даже испугалась, если бы не знала тетушку так хорошо.

— Ничто дурное не коснется тебя, Соланж, пока хоть кто-то из нас жив!

А вот это уже напугало меня не на шутку.

Суббота, день

Я оставила записку на дверце холодильника и выскользнула из дома. Я держала машину на нейтралке, пока не очутилась достаточно далеко. Я знала, что им захочется отправить со мной кого-нибудь, но ведь моя персона не имела никакого значения. Мне не хотелось, чтобы из-за меня защита Соланж ослабла хоть на минуту. Кроме того, я дождалась самой светлой, солнечной части дня. Мне нужно было лишь проверить, что у кошек достаточно воды и пищи. Все остальное, в чем я нуждалась, находилось в городе, в разных замечательных местах, битком набитых народом, или же прямо во владениях Дрейков.

Я знала, что Джеффри должен находиться в своей лаборатории, исследовать образцы гипнотического порошка. Меня действительно не на шутку мучило то, что я оказалась слабым звеном. Кайрану, этому ничтожеству, придется ответить на много вопросов.

Я проехала мимо последнего дома, стоявшего на землях Дрейков, и повернула к амбару за ним. Джеффри уже много десятков лет использовал это строение в качестве лаборатории. Прежде чем войти, я постучала в дверь. Это был урок, который я накрепко усвоила уже тогда, когда стала достаточно взрослой, чтобы понимать: можно не обращать внимания на какие-нибудь взрывы и черный дым, исходящий из этой лаборатории, но ни в коем случае нельзя входить туда без стука. Джеффри прекрасно слышал мое сердцебиение, когда я приближалась, но некоторые его эксперименты были слишком сложными и опасными, он не всегда мог прервать их ради безопасности посетителя. Я предпочитала проводить исследования в гардеробной тети Гиацинт, но не забывала и о том, что в прошлом году Джеффри помог мне одолеть экзамен по биологии, а потому надеялась, что и сегодня он мне поможет.