— Не стоит так расстраиваться, джентльмены. Только представьте… вы в «Олмаке», разглядываете девиц на выданье, и никому не разрешается приставать к вам с разговорами об их платьях, родословных и достоинствах как потенциальных невест.

— Звучит заманчиво, — подхватил Эрроу.

— Так что, прежде чем жалеть себя, — сказал Рей, скорчив гримасу, — помните, что я отдал бы все на свете, лишь бы оказаться на вашем месте.

С этим было трудно не согласиться. Будь Гарри честен с самим собой, он бы признал, что при всем нежелании быть втянутым в затею Принни, он ощутил искорку надежды… что он выиграет пари и сможет входить в любой бальный зал в Лондоне, не опасаясь, что его попытаются окрутить.

Он потрепал Рея по плечу:

— Ты славный парень.

Это было прощание с благородным холостяком, и все присутствующие это понимали.

Рей попытался приободриться, однако его ухмылка напоминала болезненную гримасу. Он встал и нетвердо направился к двери.

— Мне пора, джентльмены. Увидимся, — он запнулся, — после свадьбы. В церкви. Или на концерте. В общем, в каком-нибудь скучном месте.

Он вышел, захлопнув за собой дверь.

— Я хотел бы предложить тост, — сказал Гарри, нарушив угрюмое молчание, повисшее в комнате.

Эрроу, Ламли и Максвелл подняли бокалы.

— За беспутных холостяков, — произнес он с воодушевлением. — И за это немыслимое пари. Чтобы мы с честью пережили его и сохранили нашу свободу в неприкосновенности.

Все дружно чокнулись и осушили бокалы.

— И еще, — усмехнулся Гарри. — Предлагаю прибить этот чертов шкаф к стене, прежде чем мы уйдем отсюда. Согласны?

— Согласны! — отозвались все хором.

В чем он не сомневался.

Август 1816 года

Благодаря школе «Провиденс» для своенравных девочек, в которую Молли Фэрбенкс попала в возрасте тринадцати лет, в двадцать один год она уже не была наивным глупым романтиком. Она была глупым романтиком… с превосходной осанкой.

Идеально выпрямив спину, Молли сидела на стуле в довольно убогой гостинице, где они с Седриком Оллистоном подкреплялись, перед тем как отправиться в Гретна-Грин.

Не то чтобы Молли действительно ела. Она была слишком взволнована и пребывала в смятении. Наверное, так же чувствует себя птица, выпущенная из клетки, прежде чем взмахнуть крыльями и улететь.

В честь обретенной свободы она отказалась от скучного дорожного костюма, облачившись в свое любимое белое муслиновое платье и дополнив его полосатым зонтиком, который ей прислала Пенелопа из Италии, где она путешествовала со своей семьей.

— Седрик, — Молли помедлила, вертя в руках бокал с вином, — если бы папа не был так богат, ты бы все равно сбежал со мной?

— Что за глупый вопрос, — отозвался Седрик, разрезая сосиску. — Побег — это побег. — Он посмотрел на золотые карманные часы, украшавшие его зеленый атласный жилет. — А мы — это мы.

Молли растерянно моргнула:

— И что это означает? Я не поняла.

В этом не было ничего нового. Седрик был похож на головоломку. А Молли не любила головоломок. Особенно таких, где недоставало частей, как у Седрика.

Седрик вздохнул.

— В отличие от твоей безупречной сестры Пенелопы ты не более чем молодая особа, которая нуждается в постоянном руководстве со стороны более развитого ума. А я… я талантливый археолог… благородного происхождения, — добавил он, приподняв бровь, — который обеспечит тебе это руководство. Таково наше предназначение в жизни. Каждому свое.

Он пожал плечами, сунул в рот кусок сосиски и принялся жевать.

Какая чепуха! Молли скривила губы. Седрик не был археологом. Он был племянником кузины Августы и пытался пробиться наверх, работая у ее отца. И Пенелопа не была такой уж безупречной. Иначе она не стала бы целоваться с братом своего жениха, не так ли? Но Молли только больше любила ее за это.

Впрочем, в глубине души она понимала, что в словах Седрика есть логика. Должно быть, она лишилась ума, когда согласилась остаться дома, чтобы разливать чай для кузины Августы и слушать ее бесконечные жалобы, в то время как отец и Седрик в течение трех лет разъезжали по Европе в поисках древностей. А когда отец вернулся, она покорно слушала, как они с Седриком часами обсуждают черепки ваз, разбитых тысячу лет назад.

Молли терпеть не могла потемневшие от времени, щербатые предметы, извлеченные из земли. Ей нравились цветы, романы, свежий воздух и танцы.

И она не была влюблена в Седрика, хотя он выглядел как Аполлон, с золотистыми кудрями, патрицианским носом, длинными ресницами и небесно-голубыми глазами. Он был слишком нудным, чтобы его любить. А порой даже вульгарным, когда причмокивал и фыркал за едой.

Тем не менее часть ее натуры — глупая и романтическая — полагала, что будет ужасно мило, если он в нее влюбится. Возможно, она ответит ему взаимностью. Со временем. Когда ее чувства притупятся от возраста или… если он совершит что-нибудь героическое.

Седрик поправил кружевные манжеты и откинулся на стуле, продолжая жевать.

Ладно. Вряд ли он совершит что-нибудь героическое. Но у нее нет другого выхода, кроме как остаться старой девой или сойти с ума от бесконечного нытья кузины Августы.

По крайней мере, выйдя замуж за Седрика, она сможет наконец повидать Лондон. А когда папа и Седрик уедут, будет наслаждаться жизнью.

Грезы Молли о беззаботном будущем были прерваны появлением мужчины и женщины, которые привлекли внимание всех присутствующих. Женщина была на редкость хороша собой, хотя и несколько вызывающе одета — в розовое платье с глубоким декольте, подчеркивающим ее прелести.

Красавица нахмурила брови, тряхнула кудрями и подбоченилась. Но ее спутник, расположившийся у бара, либо не замечал ее недовольства, либо не обращал на него внимания. Он был одет в простую рубашку и кожаные бриджи, заправленные в высокие черные сапоги. Молли невольно задержала взгляд на его широких плечах и блестящих черных волосах, падавших на воротник.

Седрик положил вилку и нож и уставился на женщину в розовом.

— Ожившая Афродита! — произнес он.

Афродита поджала губы и, не дожидаясь своего спутника, направилась к столику, рядом с тем, за которым сидели они. Оглянувшись, она увидела Седрика и медленно улыбнулась, словно покрытая росой роза, распустившаяся от поцелуев солнца.

Седрик замер.

Молли задалась вопросом, считает ли Седрик ее привлекательной? Вряд ли. Сколько бы она ни крутилась перед зеркалом, ее вздернутый носик оставался курносым, а рот был шире, чем Темза. У нее были большие карие глаза, но мисс Данлап, директриса в школе «Провиденс», всегда говорила, что взгляд у нее слишком дерзкий для благовоспитанной особы. А волосы… волосы доставляли ей самое большое огорчение: темные и слишком густые, они вечно выбивались из прически — их невозможно было скрепить никакими шпильками.

— Привет, — сказала Молли, помахав рукой.

Афродита небрежно кивнула в ответ, но ее взгляд заметно потеплел, когда она посмотрела на Седрика. Оба молчали, но Молли почувствовала, как между ними протянулась невидимая нить. И эта нить трепетала от напряжения. Это был призыв одного красавца к другому, безмолвное признание, что один образец физического совершенства нашел себе идеальную пару.

«Что за глупая мысль!» — сказала себе Молли. Она здесь с Седриком, и они собираются в Гретна-Грин, чтобы сочетаться браком.

Седрик поднялся из-за стола и направился к незнакомке.

— Позвольте помочь вам, — сказал он, выдвинув стул для нее.

Молли вспыхнула. Седрик никогда не выдвигал для нее стул. Правда, всегда рядом имелись слуги, готовые оказать ей эту услугу, так что до сего момента она не замечала отсутствия внимания с его стороны. Впрочем, если подумать, он не удосужился выдвинуть для нее стул в этом зале.

Ее сердце сжалось. Что с того, что Седрик и Афродита идеально смотрятся вместе? Внешность — еще не все. Общность взглядов важнее физического влечения.