— Хани, — терпеливо сказал он, — сколько раз я учил тебя не раскрывать сразу свои карты? Никогда нельзя показывать, что ты горишь нетерпением согласиться. Через час они снова пришли ко мне и предложили увеличить сумму.

— Это уже лучше.

— Но я отказался. Я застонала.

И они пришли снова. И предложили десять тысяч фунтов.

— Ну и…

— Я согласился от твоего имени.

— Десять тысяч фунтов? Неужели я им так сильно нужна?

— Кому-то ты очень нужна. Кто-то преисполнен решимости заполучить тебя на эту работу, Хани.

Я поблагодарила его, повесила трубку и задумалась. Я чувствовала, что с сэром Пирсом у нас много общего. Как и я, он начинал с нуля. Несколько дней назад я видела телевизионную программу о нем, где рассказывалось, что он сын бедного иммигранта из Литвы, что с раннего детства он работал в отцовской палатке на рынке, о его честолюбивых мечтах, о первой собственной лавчонке, о первом магазине, о целой цепи успешных коммерческих операций, в результате которых он стал обладателем баснословного богатства.

Говорилось там и о леди Лэндер, которая в настоящее время с ним разводилась. В свое время, когда он еще был небогат, она принесла ему в приданое большие деньги, и он, умело манипулируя ее состоянием, сделал ее еще богаче. И теперь, когда бракоразводный процесс между супругами был в разгаре, бульварные газетенки то и дело баловали читателей пикантными подробностями о разделе имущества.

Программа включала интервью с его побежденными конкурентами, каждый из которых, осторожно подбирая слова, говорил о его новаторских методах в бизнесе. Его методы нельзя было назвать противозаконными, но было совершенно ясно, что они граничили с мошенничеством. Кроме того, если верить комментатору, было не вполне ясно, за какие заслуги он получил титул, а также какова точная сумма его пожертвований в поддержку одной политической партии.

Этот человек меня заинтриговал, причем меня привлекало не столько его богатство, сколько тот факт, что он сделал его сам. Такого, как он, жизнь не согнет в бараний рог! И теперь, когда я стала считать себя крепким орешком, я почувствовала, что мы с ним одного поля ягодки. Мне не терпелось встретиться с Лэндером, если я правильно понимала ситуацию, ему тоже хотелось этой встречи.

Случай этот имел особое значение и еще по одной причине. Это было мое первое появление на публике в новом облике. Остались в прошлом узкие облегающие платья, которые обрисовывали мой зад, а спереди открывали взгляду все что можно. Теперь на мне было белое шелковое платье с золотыми пуговками и юбкой в складку — от самого Кристиана Диора. Нет, я не шучу. Кристиан Диор! Боже мой, сколько я за него заплатила! Но, Боже мой, оно выглядело на мне умопомрачительно. Несмотря даже на мой небольшой рост.

Увидев застежку до горла, Фил скорчил гримасу:

— У тебя исчезли груди или что?

— Нет, груди на месте, — сказала я, похлопав ладонью по скромно спрятанному под шелком бюсту.

Он вцепился пальцами в свою шевелюру.

— В таком случае почему бы их не показать? Дорогая, будь умницей. Этот мужчина хочет увидеть тебя. Он на это настроился.

— В таком случае он, наверное, уже видел их, — спокойно ответила я.

— Он ожидает увидеть Хани, которую привык видеть. Ему это не понравится.

— Мне это нравится, — заявила я. — И если он думает, что я стану демонстрировать все свои прелести, то ошибается. Он должен принять меня такой, какая я есть, или утопиться.

Я еще не сказала ему, что на сей раз надела эластичные панталоны, придававшие моим бедрам ту самую изящную линию, которая требуется для этого платья. Добавив подаренные Майлсом золотые серьги и цепочку, я решила, что наряд завершен.

Церемония открытия была назначена на три часа, но из секретариата Лэндера позвонили и предупредили, что машина придет за мной в одиннадцать часов утра. Не последовало никаких объяснений, меня даже не спросили, удобно ли мне это время, просто приказали быть наготове!

Ровно в одиннадцать часов у моего подъезда остановился «роллс-ройс», и шофер усадил меня в машину. Стенки машины были из цельного стекла, как в автомобилях, в которых ездит королева, чтобы все могли ее видеть. Из телевизионной программы о Лэндере я знала, что это личный автомобиль сэра Пирса. Да, этот человек явно не страдал излишней скромностью! По дороге до Найтсбриджа на меня глазело множество народа, и я почувствовала себя такой важной особой, что едва удержалась, чтобы не поприветствовать толпу поднятой рукой.

Меня провели в универмаг с черного хода и сопроводили в отдел по связям с общественностью. Весьма взволнованный молодой человек по имени Гарри сказал, что сэр Пирс имел намерение встретить меня лично, но его задержало неотложное дело. Битый час я сидела без дела в кресле. Такое начало не обещало ничего хорошего.

Я была уже готова сказать: «С меня довольно. Я ухожу, а он может засунуть свои десять тысяч фунтов… сами знаете куда», когда дверь распахнулась и в комнату ворвался мужчина в длинном кожаном пальто. Я не хочу сказать, что он был в гневе, просто у сэра Пирса энергия била через край, и складывалось впечатление, что он все берет приступом. Ростом он был выше среднего, лет пятидесяти, с загоревшим лицом и волнистыми волосами, седеющими на висках. Глаза у него были поразительно глубокого и яркого синего цвета. Он буквально излучал энергию. От него пахло деньгами. Я имею в виду не только его длинное кожаное пальто, которое наверняка стоило не менее двух тысяч фунтов, или «Ролекс» на его запястье, или вязаные носки и галстук, или ручной работы кожаные туфли. Даже если вы увидели бы его абсолютно голым (а я видела потом часто), то все равно поняли бы, что перед вами богач.

— Она все еще здесь? — воскликнул он.

— Что вы хотите сказать этим «все еще»? — в гневе заорала я. — Какая наглость!

Это не очень сочеталось с нарядом от Кристиана Диора, но он расхохотался. У него был удивительно красивый, сочный смех. Вся комната ожила в присутствии этой сильной личности. Неизвестно почему, но мне это понравилось. Он был похож на большого ребенка. Он подошел ко мне с протянутыми руками, схватил мои руки и энергично потряс их.

— Я невыносим, не так ли? — сказал он.

— Да, — призналась я.

— Но вы меня простите, ведь правда?

— Наверное, придется простить, пока вы мне не оторвали руки.

— Вы великолепны, Хани. Я уже несколько недель ни о чем другом не мог думать, кроме как о встрече с вами.

И он умел заставить вас поверить его словам, даже если вы знали, что в то же самое время он разорял людей на фондовой бирже. Он верил в себя. Он всегда верил тому, что говорил в данный момент.

— Я пригласил вас приехать пораньше, потому что хотел сам показать вам универмаг, — сказал он. — Гарри, следуй за нами с шампанским. — Он было отпустил мои руки, но теперь схватил их снова. — Я настаиваю на том, чтобы ты называла меня Пирс.

Похоже, он думал, что оказывает мне великую честь, позволяя опустить титул. Я не стала напоминать ему, что «сэры» сейчас идут по пенсу за десяток и что я сама чуть не стала маркизой Дайсон, но едва удержалась от смеха. Подобно многим людям, выбившимся из низов, которым удалось заполучить эту крошечную приставку к своему имени, он был ужасным снобом. Это резко контрастировало с отношением к титулам у настоящих аристократов вроде Майлса, которому было абсолютно безразлично, как его называют окружающие, лишь бы не называли Портлендом.

Мы с Пирсом обошли универмаг сверху донизу, потягивая из хрустальных бокалов шампанское «Шато Петрус», которое доливал в них Гарри. Это была настоящая пещера Аладдина, причем Аладдина очень богатого. Все дома моды продавали здесь свои готовые одежды, а пройтись по ювелирному отделу было все равно что пройтись по Бонд-стрит.

— Обрати внимание, — сказал сэр Пирс, взяв с витрины изящные часики и надев их на мое запястье. — Разве они не прекрасны?

Такой красивой вещицы я никогда не видывала. У часов был прямоугольный циферблат, окруженный маленькими бриллиантами; браслет тоже был усыпан бриллиантами. Я подняла руку, изгибая ее то так, то эдак.